Сильвио Пеллико - Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

На башне замка Турм пробило восемь часов. Ни герцог, ни доктор не возвратились.

Лихорадочное волнение охватило все то население замка, которое было ответственно перед Кронбургом за жизнь герцога.

Дождь лил, как из ведра, и было уже совсем темно. По распоряжению ассистента, обыскали весь парк, но напрасно. В десятом часу в Кронбург полетела телеграмма:

«Герцог и главный доктор ушли вечером гулять и до сего времени не вернулись. Парк обыскан».

Спустя полчаса один из лакеев нашел на берегу озера шляпу герцога с брильянтовой пряжкой. Через несколько минут прибыл другой с извещением, что в прибрежных кустах нашли шляпу и зонтик главного доктора и пальто герцога, все мокрое.

Ассистент и смотритель замка в отчаянии сели в лодку и двинулись на юг вдоль берега озера.

Вдруг смотритель глухо вскрикнул.

В нескольких шагах от берега были видны два трупа.

Смотритель соскочил в воду и с горячими слезами стал обнимать бездыханное тело герцога. Ассистент втащил в лодку труп своего коллеги.

Прибежали служители и надзиратель с факелами. Было уже поздно. Смерть обоих наступила несколько часов тому назад.

Тело герцога положили на постель в голубой спальне замка и покрыли его голубым шелковым одеялом, закрыв его почти до шеи.

Весть о страшной кончине герцога распространилась с необыкновенной быстротой по всем селениям и местечкам, расположенным на берегу озера, и наконец дошла до Кронбурга. Громко рассказывали, передавая из уст в уста, самые невероятные слухи, но определенного и верного не знал никто.

Медленно поднималось из горных глубин серое утро дождливого траурного дня. Церковные колокола как-то устало заговорили своими медными голосами и разносили по озеру печальную весть.

На крыше Турма герцогский штандарт опустился до половины флагштока.

Одной из первых появилась в комнате, где лежало тело герцога, Матильда.

Своей свите она приказала остаться у дверей голубой комнаты. На грудь почившего друга она возложила ветвь жасмина, сорванную ею среди прибрежных кустов.

Когда она вышла из голубой комнаты, ее можно было принять за сумасшедшую.

— Выпустите герцога из склепа, — кричала она пронзительным голосом, — он не умер, он только притворяется умершим, чтобы его отпустили на волю и больше не мучили.

Долго еще не могли успокоить кронпринцессу.

Через шесть дней с неслыханным великолепием тело герцога было предано земле. Тысячи дорогих венков были присланы в Кронбург со всех концов земли.

Но на самом гробе красовалась только одна ветка жасмина.

В потемневшем склепе церкви св. Гавриила в Кронбурге покоится тот, кто за блеск золота, сияние мрамора и царственную мечту об одинокой красоте поставил на кон и проиграл блестящую жизнь мощи и величия.

После его смерти много лет подряд в день св. Троицы спускалась к его каменной гробнице одетая в черное дама и часами оставалась здесь в молитве. Когда она уходила, в головах саркофага лежала всегда свежая ветвь жасмина, сорванная в парке замка Турм на берегу Лаубельфингенского озера.

Теперь она уже давно не была здесь. Да и никто не бывает. Все погрузилось в мертвую тишину.

Перевод с английского

Река Эбро, как известно, или, по крайней мере, предполагается известным каждому, протекает через город Сарагосу. Эта река должна пользоваться безусловным вниманием современного поколения: она быстра и в то же время мелка.

На правом берегу ее высятся стены города. Левый берег низок, песчан и исчезает во время прилива под водой. Здесь настоящий клуб ящериц зимой и лягушек летом. Более низкий берег окаймлен тополями, и на нем местами виднеются поднявшиеся из воды участки земли, годной для обработки и разведения жесткого красного винограда, который и обитателей Арагонии делает жесткими.

Однажды вечером, когда луна уже стояла над собором, внизу вдоль реки шел какой-то человек, беспрестанно спотыкаясь о прибрежные валуны. Направлялся он, очевидно, к сараю, где расположена пристань перевоза через Эбро. Перевозочное судно было привязано к столбу. То был целый корабль с высокой кормой и носом, напоминавший корабли викингов, построенный доморощенным плотником, должно быть, по какой-нибудь картине. Привязанный стальным канатом, он мерно покачивался на воде, движимый сильным течением реки.

Незнакомец осторожно заглянул в обвитый диким виноградом сарай. Там никого не было. Он тихонько пробрался к судну, но и оно было пусто. Потом он осмотрел цепь, которой было прикреплено судно. Замка на ней не было. В Испании и до сего времени тщательно запирают окна, но оставляют открытыми двери. Для пытливого ума тут ключ ко всей истории великого народа.

Незнакомец выпрямился и стал смотреть на реку. То был высокий человек с чисто выбритым подбородком и твердо очерченным ртом. Во взгляде, который он бросил на Сарагосу, резко выделявшуюся на лунном небе, было что-то жесткое. Его поза и тяжелый вздох, казалось, говорили о трудном пути, который наконец-то пройден, намекали на то, что какая-то цель им уже достигнута или скоро будет достигнута.

Дон Франциско де Модженте сел на скамью для пассажиров, ожидающих парома, и, сдвинув назад шляпу, стал смотреть на небо. Дул северо-западный ветер — solano, дул так, как он делает это только в Арагонии. На мосту, видневшемся ниже перевоза, против этого ветра была устроена с одной стороны высокая стена: иначе в известное время года по нему не мог бы проехать ни один экипаж.

Ветер с ревом несся по Эбро, сгибая чуть не до земли тонкие тополя на низком берегу и гоня перед собой к Сарагосе целое облако пыли. Под порывами этого ветра вода в реке ходила пенными волнами, серебрившимися от лунного света. На небе виднелись облака, тяжелые и почти неподвижные. Они едва передвигались по направлению к луне. Это был не ветер, несущийся вверху, а сильная струя с холодных Пиренеев, вытесняющая горячий воздух с равнин Арагонии.

Тем не менее облака все-таки надвигались на луну и скоро должны были закрыть ее совсем. Дон Франциско де Модженте видел это и терпеливо сидел под трельяжем из виноградных лоз, наблюдая за их медленным ходом. Волосы у него были совсем седые, а лицо загорелое, коричневое. Странное это было лицо: его глаза имели какое-то выражение, которого обыкновенно не бывает у старых людей. В них светилось спокойствие деревенского жителя, которое нечасто встретишь в гостиных. Те, кому приходится иметь дело с природой, очень редко чувствуют себя спокойно в гостиной: им хочется поскорее выйти из нее на свет Божий.

Дон Франциско, казалось, одинаково хорошо знал и деревню, и гостиную. Морщины на его лице вовсе не были следствием той обязательной улыбки, которая так безобразит лица женщин, которым более уже нет надобности улыбаться. Его морщины были вызваны жгучим жаром арагонского солнца.