Сильвио Пеллико - Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

Альфред сразу перебил его.

— Мы сегодня дядя и племянник, — мягко сказал он. — Несколько недель тому назад я заключил с вами мир. Теперь у меня есть к вам одна просьба.

— Просьба?

— Могу я надеяться получить из рук вашей светлости счастье моей жизни?

— Как прикажете понимать это, ваше высочество?

— Я прошу у тебя руки твоей дочери Адельгейды.

— Солнце вашей милости…

— Оставьте этот тон. Я обращаюсь к вам, как к отцу, и прошу у вас ее руки. Сегодня перед вами, дядя, стоит не герцог, а племянник, юноша, который хочет получить от вас свое счастье.

— А что скажет Адельгейда?

— Знак, который я просил ее сделать, уже виден на пристани твоего замка, дядя. Я знаю, что Адельгейда ждет меня с нетерпением.

— В моем согласии ты можешь быть вполне уверен. Больше я не могу ничего тебе обещать. Мои дочери…

Он вдруг смолк. Ему вспомнилось то энергичное сопротивление, которое ему оказала Матильда по поводу сватовства князя Лейхтенштейна.

— Могу ли я видеть твою дочь? — быстро спросил герцог.

Князь хотел было нажать кнопку звонка, чтобы попросить сюда графиню Шанцинг и через нее предупредить дочь. Но в эту минуту Адельгейда вошла сама.

Опьяненные красотой глаза Альфреда с восторгом остановились на ней. Его взгляд упал на брильянтового лебедя, которого он прислал ей и которого она теперь носила на груди. В этом внешнем знаке он усмотрел согласие на его просьбу.

— Кузина, — проговорил он. — Коронные брильянты ждут твоей белой прекрасной шеи.

Он вдруг забыл и о присутствии князя, и о своем официальном сватовстве, и о своем фельдмаршальском мундире. Он — герцог, перед которым все склонялось, теперь, не стесняясь присутствием князя, вдруг бросился перед нею на колени.

«Помоги мне, спаси меня!» — готово было сорваться с его губ. Но он не осмелился произнести эти слова. Они застряли где-то в самой глубине его сердца.

— Адельгейда! Адельгейда! — только и повторял он.

Она подняла его.

— Герцог, опомнитесь!

Она протянула ему руку. Он поднялся и встал рядом с нею.

— Благодарю тебя, благодарю тебя! — смущенно повторял он.

Князь Филипп удалился. Сватовство произошло не достаточно официально для него. Чтобы положить конец этой сцене, он велел позвать Матильду и графиню Шанцинг.

Альфред уже овладел собою. Достоинство снова вернулось к нему. Безумный порыв, которого стоило это сватовство его склонной к одиночеству натуре, отчаяние, охватившее его при виде этой девушки, которой он не надеялся владеть, теперь исчезли бесследно.

Гордо и величаво принял он поздравление Матильды, графини Шанцинг и Ласфельда. Его глаза как будто избегали много говорящих и благодарных взоров старшей принцессы. Ей, которая чувствовала почти так же, как и он, вдруг стало грустно, и в глубокой печали она опустила голову.

По приказанию Альфреда, Ласфельд подал ему небольшую коробку. Тут были обручальные кольца, которые Альфред несколько недель тому назад заказал в Кронбурге. Они, как две капли воды, походили одно на другое. Оба были украшены брильянтовой буквой А под герцогской короной — Альфред и Адельгейда.

Альфред торжественно надел одно из них на палец Адельгейде. Она наклонила свою прекрасную головку, и Альфред с внезапной решимостью запечатлел поцелуй на ее губах. Впервые его уста поцеловали женщину.

И Адельгейде показалось, что от поцелуя этого царственного юноши веяло холодом одиноких горных вершин.

Она содрогнулась, задрожала в его объятиях. Она дрожала за него и за себя. Светло-голубые глаза принцессы хотели утонуть в его взорах. Горячие слезы выступили на его больших глазах, они как будто подернулись флером и были неподвижно устремлены вдаль. Что он видел там?

Но он быстро очнулся.

— Адельгейда! — вскричал он голосом, в котором звучали слезы. — Верь мне, я люблю тебя.

— Я верю, Альфред, верю, — тихо отвечала она.

Но в глубине души она чувствовала, что и этот поцелуй, и эти уверения не имеют никакой силы.

Он предложил ей руку и просил князя Филиппа разрешить обеим дочерям совершить, в сопровождении графини Шанцинг, прогулку по озеру на «Лебеде», который успел уже причалить к Лаубельфингену.

— Как вам будет угодно, ваше высочество, — отвечал князь. — Обед, на который вы оказали милость пожаловать, начнется, если вы не имеете ничего против, в три часа.

Альфред уже не возражал против такого тона покорности.

Он снова чувствовал себя герцогом!

Ласфельд посмотрел на часы.

— Теперь без четверти два, ваше высочество.

Матильда и Адельгейда первыми вошли на пароход.

Альфред, Ласфельд и Шанцинг последовали за ними.

Само собою разумеется, «Лебедь» взял курс к Острову роз. Когда он причалил к берегу, Ласфельд и Шанцинг остались на нем, а герцог с обеими кузинами двинулся в глубь острова. Ему хотелось показать эту жемчужину своих грез своей невесте, той, которая должна будет жить с ним и утешать его.

«Здесь одуряющий аромат», — вот первые слова, которые она сказала. «Павлины — отвратительные птицы, я не люблю их», — вот вторая фраза. «Они кричат и приносят дождь. Слишком много птиц, и они загрязнят весь остров», — вот ее третье мнение.

Альфред остановился. Затем он молча повернулся и пошел назад к скрытой в цветах пристани.

Принцессы в изумлении двинулись за ним.

— Таким путем ты никогда не покоришь его, — испуганно шепнула Матильда сестре.

Адельгейда пожала плечами. Альфред погрузился в молчание, и «Лебедь» почти беззвучно плыл обратно к замку Лаубельфингену.

Замок Лаубельфинген словно преобразился. Идиллическое спокойствие княжеской резиденции сменилось оживленным движением, начинавшимся с раннего утра и продолжавшимся до поздней ночи. Герцог Альфред сдержал свое слово. Сношения с гофмаршалом короля, а затем и личная переписка между герцогом и королем действительно возобновились, и через несколько недель привели к желанной цели. Кронпринц сам прибыл в Кронбург и нанес оттуда визит в Лаубельфинген.

Альфред напрягал все свои силы. Были устроены парадные спектакли в придворном театре, парадные обеды, наконец празднество в самом дворце, закончившееся банкетом в зимнем саду. Ради королевского сына герцог, казалось, забыл свой гнев против столицы и ее упрямых граждан.

В одно прекрасное утро в официальной газете было объявлено о помолвках его королевского высочества кронпринца Карла с ее светлостью принцессой Матильдой и его герцогского высочества с принцессой Адельгейдой.

Министерство, двор и народ вздохнули наконец свободно. Словно черное облако удалилось наконец от герцога. В Кронбурге начали уже поговаривать, что юноша-герцог в своем уединенном замке Турм постепенно изнемогает в борьбе с какой-то тоской, подтачивающей все его духовные и телесные силы. Никому не хотелось верить этому.