Сильвио Пеллико - Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

Адельгейда по-прежнему жила с отцом в замке Лаубельфинген. Альфред покинул Турм так же внезапно, как внезапно когда-то приехал в него, когда потерпели крушение его планы создания храма нового искусства. Он вернулся в Кронбург и весь ушел в приготовления к своему бракосочетанию с Адельгейдой.

Художники и ремесленники, которых он велел позвать, познакомились теперь с ним с другой стороны. Как в первые месяцы своего царствования, когда предстояла борьба с Бауманном фон Брандтом, так и теперь герцог быстро и искусно решал все вопросы, связанные с устройством апартаментов будущей герцогини и со свадебными празднествами, которые были отложены на осень. Его до сих пор считали мечтателем, любящим одиночество романтиком. Теперь проявилось новое свойство его природы: он был настоящим мастером всяких церемоний и ритуалов. Странно было только то, что в этих вопросах он не спрашивал никого, даже свою невесту. Словно сказочный волшебник, он создавал все до последней мелочи.

День и ночь шли работы в парадных апартаментах будущей герцогини, причем никто, кроме самого герцога и лиц, которым была поручена отделка, не могли их видеть. Они должны были, словно созданные по волшебству, предстать в назначенный день перед ее глазами вполне готовыми. Его жена должна была принять их из его рук, как новое чудо.

Адельгейда насторожилась. Она была слишком умна и понимала, что вырвавшимися у нее замечаниями насчет Острова роз она задела его впечатлительное и легко уязвимое чувство. С этого времени принцесса была так нежна к нему, так очаровательно любезна и предупредительна, что первые недели, следовавшие за обручением, все считали ее самой счастливой не только из всех девушек, но и из всех смертных.

Альфред приезжал в Лаубельфинген каждый день. Его чудные лошади молочно-белой масти в несколько часов делали довольно значительный путь от Кронбурга до озера только для того, чтобы герцог мог приветствовать свою невесту, или пожать руку Матильде, или лично передать ей какую-нибудь понравившуюся ему художественную вещицу.

Благодаря этим «герцогским наездам», как в шутку называл князь Филипп визиты своего племянника, в Лаубельфингене всегда приходилось быть наготове. Приезжал не только Альфред. Очень часто появлялся по поручению герцога его адъютант Ласфельд — осведомиться о здоровье обеих сестер, придворные курьеры и лакеи с подарками и с письмами, причем герцог просил немедленно на них ответить. Однажды Адельгейда, смертельно уставшая к вечеру, решилась отложить до следующего утра ответ на приветствие герцога, которое сопровождалось букетом чудных орхидей.

В ту же ночь стучал в ворота заснувшего замка специальный лейб-курьер от его высочества. По приказанию герцога, он просил впустить его и передал, что герцог спрашивает, получила ли принцесса Адельгейда посланные им цветы.

Так шло дело изо дня в день. Адельгейда едва могла переносить эту необыкновенную любезность и преклонение. Каждое утро, в ранний час, когда молодые девушки покоились еще во сне, являлся гонец от герцога с какой-нибудь вещицей, изготовленной по собственноручному рисунку герцога. Каждую ночь — гонец от герцога с вопросом: благополучно ли доехали домой их светлости?

Адельгейда сделалась нервной: ее волновало это свойство ее жениха. Но она храбро переносила все это. Слова Матильды: «Таким путем ты никогда не привлечешь его к себе», — запечатлелись крепко в ее сердце. Она хотела и должна была привлечь его к себе, ибо она крепко решилась стать герцогиней.

Триумфы, которые ей пришлось испытать при появлении в публике рядом с ним, опьянили молодую девушку. Воспитанная в глубине гор и в уединении Лаубельфингенского озера, как дочь простого сельского дворянина, не видевшая блеска кронбургского дворца и не мечтавшая никогда о герцогском троне и блестящей короне, которую Альфред должен был возложить на ее белокурые волосы, Адельгейда, несмотря на глухой сезон в Кронбурге, не могла достаточно нарадоваться.

В тот самый день, когда гофмаршальская часть объявила о двойной помолвке, она, сидя рядом с герцогом в золоченом парадном экипаже, проехала через свою будущую столицу.

Тысячи людей усеяли улицы. Ей неслись навстречу громкие приветственные крики, каких она никогда в жизни еще не слыхала. В воздухе мелькали платки. Казалось, весь Кронбург, все герцогство сосредоточили на ней все внимание. Это очаровало ее, делало еще более счастливой.

Она бросила взор на сидевшего рядом с нею юношу, которому мужчины, казалось, завидуют, а женщины поклоняются, глядя на него широко раскрытыми глазами, — она помнила, что он принадлежит только ей, ей одной.

В это же время совершала свой въезд принцесса Матильда с кронпринцем Карлом. Но что такое был этот кронпринц, несмотря на свою королевскую корону, в сравнении с ним, который, казалось, превзошел мужскую красоту, который, будучи почти мальчиком, смело взял в свои руки бразды правления герцогства? Казалось, что над Кронбургом после нескольких недель пасмурной, дождливой погоды снова засияло солнце. Куда бы он ни повернулся, всюду курился перед ним фимиам. Казалось, народ готов бросать ему пальмы под ноги.

На балах, в придворном театре, в столице — всюду она появлялась рядом с ним. Ему больше всего нравилось, когда она бывала в платье серебряного цвета, которое облегало ее стройную юную фигуру, словно панцирь. Оно было с большим вырезом, и на шее она всегда носила великолепное колье своей покойной матери, которое ей подарил герцог Бернгард в день свадьбы своей единственной сестры.

Когда отворялась дверь придворной ложи или залы во дворце, и он вел ее под руку, и все взоры обращались на нее, как на улицах Кронбурга, тогда она чувствовала себя герцогиней!

— Настоящая невеста герцога! — сказал ей сам Альфред.

— Королева, императрица, — шептали угодливые языки придворных дам и камеристок.

Она слышала эти голоса и верила им, и в самом деле вообразила, что она самая красивая, самая величавая во всем королевстве. Счастье ее сестры Матильды превратилось ни во что в сравнении с ее счастьем: кронпринцу еще долго приходилось ждать короны, так как его отцу едва минуло сорок лет. Прелесть сестры могла увянуть, чудные темные локоны поседеть прежде, чем на ее голову будет возложена блестящая королевская корона.

Но она! Герцогиня, государыня целой страны, обожаемая тысячами, невеста герцога, чей образ, словно талисман, носили в своем сердце все женщины, начиная от служанки и кончая ею, обладательницей трона.

Пурпур, павший такой тяжестью на плечи Альфреда, показался Адельгейде, когда она впервые слегка прикоснулась к нему, волшебным плащом, который при помощи безграничного могущества вознесет ее, избранную из всех женщин, превыше всех земных забот и тревог, через моря и долы. Ведь эту корону он сам держал в своих руках, этот пурпур лежал на его плечах — и все это он клал к ее ногам.