Сергей Дигол - Отпечатки на следах [СИ]

Дочь нужно было спасать и как можно скорее.

— Давайте за знакомство! — подняла бокал Анастасия Дмитриевна, стоило Николаю Андреевичу разлить по бокалам спиртное.

Они вдвоем сразу нашли общий язык — Наташа объясняла это себе общностью взглядов одного поколения, и хотя остальные присутствующие могли лишь догадываться, она одна точно знала, что ее друг старше ее матери на семь лет.

Они понимали друг друга с полуслова и Наташе даже стало немного не по себе. Николай произнес дежурный комплимент — естественно, запущенной комнате, которую обвел растерянным взглядом, а мама, что тоже само собой разумеется, сбегала за семейным альбомом.

Бросив беспокойный взгляд на Наташу, Анастасия Дмитриевна распахнула альбом на странице с закладкой: вот мой покойный муж, вот он в армии, вот наша свадьба (здесь ее палец задержался на совершенно седой шевелюре Сергея Ивановича), вот Наташенька, здесь ей годик. И снова метнув взгляд–стрелу в Наташину сторону, Анастасия Дмитриевна бросила:

— Он был старше меня на тридцать один год.

Наташа ничего не сказала, лишь подперла ладонью подбородок, зато Николай отреагировал на намек совсем не так, как этого хотелось Анастасии Дмитриевне. Не стушевался, не покраснел, не повернулся, в поисках поддержки, к Наташе и вообще ничем не продемонстрировал, что слова хозяйки дома могут как–то относиться к нему.

— Мне очень жаль, — сказал он с отработанной интонацией и сжал губы.

Должно быть, то же самое и с точно таким выражением лица майор Апостол произносил десятки раз, сообщая родственникам жертвы преступления о происшедшем убийстве, расследование которого ему поручали. После чего наигранное сожаление мгновенно испарялось, и он немедленно наносил второй, вслед за ужасной вестью, удар в потянувшуюся было к нему за утешением — словно он не следователь, а священник — душу, обжигая ее циничной деловитостью тона:

— Не было ли у потерпевшего в последнее время контактов с подозрительными людьми?

К Наташиной маме Николай был более благосклонен. Он тактично выждал, пока Анастасия Дмитриевна запьет всплывшую в памяти утрату коньяком, и, обозначив улыбку слегка поднятыми уголками рта, спросил:

— Наташа рассказывала, как мы познакомились?

Коньяк встал у Анастасии Дмитриевны в горле: ей показалось, что в пищеводе застрял бильярдный шар. Прикрыв ладонью рот и источая невольные слезы, она помотала головой.

— Хм, — усмехнулся Николай, откинулся на стуле и мечтательно взглянул в потолок, — она пришла ко мне за интервью…

— Я на минутку, — перебила Наташа и, дождавшись синхронных полукивков матери и Николая, поднялась из–за стола.

По пути в туалет она мельком взглянула в комнату матери и, сделав еще пару шагов, застыла как вкопанная. Алкоголь, до этого приятно разливавшийся по ногам и мягко, словно в замедленной съемке, ударивший в голову, резко и больно застучал в висках. Ватные ноги обрели былую твердость, спина выпрямилась; должно быть, так чувствует себя волчица, которая внезапно поняла, что за красными флажками ее не ждет ничего хорошего.

— …случай–то был громкий. Да вам Наташа наверняка рассказывала, — доносился из гостиной голос Николая.

Помотав головой, словно пытаясь сбросить наваждение, Наташа сделала еще несколько шагов, но до туалета так и не дошла, а заглянула в маленькую комнату — свою бывшую детскую, а сейчас просто свою, в комнату, где она ночевала — не часто, только если задерживалась у матери допоздна.

— … типа этого, кстати, признали потом вменяемым…

Наташа прислонилась к дверному косяку и закрыла ладонью рот. Ее совсем поверхностных познаний в математике хватило, чтобы все вычислить, а безупречной логики — чтобы понять, что собственное вероломство мать оправдывает своими представлениями о ее, Наташином будущем.

— …причем он не боялся орудовать, если это слово здесь уместно, в одном–единственном районе города…

Кровать в Наташиной комнате была застелена свежим бельем, а в изголовье, как всегда, ожидала одна подушка. В комнате матери все было почти как всегда, с одним лишь исключением: диван был заблаговременно раскрыт и застелен бельем, и на нем появилась вторая подушка.

Впервые после смерти отца.

Вспомнив, что оставила Николая в компании двух бутылок водки, еще двух коньяка и огромной горы блинов, Наташа повернулась спиной к двери туалета.

— Что же вы маман? — крикнула она с порога гостиной. Сидевший спиной Николай замолчал и обернулся, а во взгляде матери обнаружилось отчаяние и мольба. — Жениха отбить желаете-с? — зачем–то окончательно перешла на псевдодореволюционный Наташа.

— Наташ, ты чего? — сдавленно спросил Николай.

Подскочив к нему, Наташа решительно схватила кавалера под локоть и попыталась приподнять.

— Не слушайте ее, не слушайте, ради бога! — завопила Анастасия Дмитриевна и потянулась ко второй руке Николая.

— Постель на двоих заготовила, да?

— Да ты что, это же для вас! Не слушайте, Николай, прошу вас!

— Коля, идем немедленно! Ноги в этом доме…

— Наташ, а что случилось–то?

— Потом объясню!

— Да не слушайте ее, она такая нервная стала!

— Вот! Еще скажи, что состою на учете в психбольнице!

— Доченька, да что с тобой?

— Давай, давай, что же ты!

— Наташа, я не понимаю.

Три человека, топчась и перебивая друг друга, медленно передвигались в сторону прихожей. Лишь стоя в проеме входной двери и наблюдая за сбегающими по лестнице гостями, Анастасия Дмитриевна призналась самой себе, что проиграла, а потому не удержалась от капитулирующего возгласа:

— Я же тебе добра желаю!

2

— Замуж??

— Как?!

— Когда?!

— Ой, Наташка!!

— Да ты что?!

— Ой, девочки, не могу!!

— Поздравляем!!

— Подставляй щечку!

— А кто он?

— И ты ничего не сказала?!

— Скрывала все это время?!

— И давно встречаетесь?

— А когда свадьба?

— Что?

— Как?!

— Уже??

— Уже расписались??!

Отдельные женские возгласы перебивали друг друга, мешались в какофонический хор, с легкостью заглушавший в тесном офисном помещении на восьмерых сотрудников давно вскипевший электрический чайник. Женское любопытство переливалось через края, прыгало выше головы, преодолевало звуковой барьер — и все благодаря удивительной новости, а еще из–за мешалось с разочарованием, оттого, что бездарно проворонили первое свидание и букеты, переговоры полушепотом по телефону и нетерпение в ожидание вечера, все, что могло на несколько месяцев стать почвой для милых женских пересудов и что Наташе непостижимым образом удалось утаить, поставив коллег перед фактом — свежей печатью в потрепанном листке учета, невероятно неудобном приложении к еще более нелепому пластиковому молдавскому паспорту.