Юрий Иванов-Милюхин - Докаюрон

Меж тем подружка продолжала находиться в сильном сексуальном возбуждени. Она крупно вздрагивала, отрывисто дышала. Она заметила, что произошло с партнером, но не поняла, почему затих, отчего так долго возится с нижним бельем. Помедлив, она пальцами нащупала липкую плоть члена у себя на пупке. Пересилив стыд, оттянула его, не утративший упругости, вниз, шляпкой потерла между жаждущими ощущений приоткрывшимися половыми губами. Сначала осторожно, затем по настоящему. Сомкнула ноги, напряглась, зубами вцепившись в воротник мужской рубашки. Несмотря на внутреннее опустошение, Дока ощутил новую волну интереса к студентке. Сдвинувшись к девичьим трусам, неумело задергался по самому верху уходящих в промежность пухлых долек, одновременно и в угоду лежащей под ним. Ерзал не он, заставлял двигаться вверх–вниз его величество древний инстинкт, как при онанировании, когда от катания члена между ладонями он постепенно перешел к продольному его поглаживанию. Тогда неторопливое возбуждение напрягшегося мускула в собственной его шкурке вызывало ни с чем не сравнимое наслаждение, к тому же, имелась возможность приостанавливать или ускорять процесс. Вверх–вниз, вверх–вниз, как сейчас, только наоборот. Но в данном случае все происходило по настоящему. И все же перед этим, несмотря на сильные чувства, освободился Дока от спермы не так ярко, как при искусственном вызове оргазма. Поэтому всеми силами попытался достичь желанной расслабухи вновь. Крепо обхватив девушку, подмял ее под себя, заработал задницей, стараясь протащить свою напрягшуюся плоть между ее половыми губами как можно теснее. Кто–то внутри подсказал, что делать надо именно так, а еще лучше воткнуть член между ног подружки, как поступают мужики. Но мысль о том, что с трусами вряд ли суметь справиться, и застарелый страх о последствиях, понуждали довольствоваться малым. Он понял главное: все еще впереди.

Партнерша вдруг протяжно зевнула, вдавилась в грудь Доки лицом и волосами, пытаясь задушить рвущиеся наружу эмоции. Заметалась по сторонам, стремясь спрятаться под диванное покрывало, спихнуть избранника на пол, одновременно изо всех сил притягиваясь к нему. В лицо ей ударила волна краски, зрачки закатились, губы съехали на бок, наверное, она сама извернулась поймать то сладостное, о котором тоже была наслышана от взрослых подруг. От неожиданности Дока шуганулся было со студентки, и тут–же понял, что выдраться из железных объятий не хватит сил. Да и не надо было разбегаться так грубо. Ни ей, ни ему.

В этот момент громко хлопнула входная дверь, в прихожей нечленораздельно замычал за время похода вконец опьяневший новоиспеченный студент. Вскочив с дивана, Дока заправил рубашку под ремень на брюках, пригладил волосы. Изогнувшись на пружинах коромыслом, студентка напяливала на крутые бедра злосчастные трусы с начесом. По пылающим алым пламенем щекам ее блуждала улыбка Моны Лизы с бумажной ее копии, которая великому Ленардо да Винчи не иначе доводилась чужою женой. Но в данный момент блудливая, довольная усмешка партнерши говорила о нескольких вещах сразу. О том, что удалось снять ужасное экзаменационное напряжение, избавиться от накопившейся сексуальной энергии без последствий. И, главное, все это успеть сделать вовремя.

Потянулись плотные дни учебы, когда даже женское общежитие через дорогу не соблазняло освободиться на вечерок. Привыкший подходить ко всему ответственно по причине отсутствия опоры, Дока не только рьяно закреплялся в студенческих аудиториях, чтобы не быть забритым в армию с первого–второго курса, но и зарабатывал на свои нужды сам. После лекций бежал на товарную станцию разгружать вагоны. Иногда удавалось сорвать куш, чаще приходилось довольствоваться местом на подхвате. Областной город слыл студенческим, значит, желающих было хоть отбавляй. С той подружкой, с которой на хозяйском диване отметили сдачу экзаменов, дружбы не получилось. К тому же, к концу первого курса она выскочила замуж. Поначалу Дока оглядывался ей вслед, не в силах отвязаться от ощущения недосказанности. Потом охладел, девочек вокруг было достаточно, но все они отгоняли рисованной недоступностью. С женщинами легкого поведения, еще в детстве напуганный матерью последствиями от венерических заболеваний, как например провал переносицы от сифилиса, он не горел желанием вступать в контакт сам. Да на втором курсе заметивший его старательность декан факультета подбросил идею, с того исторического момента должную быть воплощенной в жизнь. А сказал он примерно так. Мол, дорогой мой Юрон, профессию ты себе выбрал народную, значит, работать будешь в самой гуще народной. Так как все вокруг народное, все вокруг твое — и мое — то есть, по просту никому не нужное, не за горами время, когда на него найдутся хозяева. Сейчас тебе нужно приложить максимум усилий, чтобы втереться в плотное число тех хозяев. Они уже взялись сбиваться в стаю. Тогда окажешься на коне, иначе так и останешься вечно пьяненьким инженеришкой, всю сознательную жизнь сшибающим на пузырь. После декановского откровения Дока рванул на пять тыщ как на пятьсот, ночами напролет штудируя основные параметры достижения успеха в условиях пока развитого социализма. Результаты ввиде отличных прожекторов перемещались в зачетки.

Но наступил момент, когда деваться со своей невинностью стало некуда. Природа на то и природа, что неукоснительно диктует и блюдет законы. Если и на старуху бывает проруха, то у молодых на этот счет идет беспрерывная заваруха по двадцать пять часов в сутки. Доку взялись преследовать сексуальные кошмары. То он пыхтел сверху на какой–нибудь смазливой однокурснице, то снизу, то сбоку, то стоя. Поначалу больше с одной, но вскоре с двумя, потом разошелся так, что и группы в пять девочек оказалось мало. Головами они наклонялись в центр круга, приподнимали разнокалиберные попы, он вышагивал вокруг и оприходовал их по очереди, до тех пор, пока на какой–нибудь не кончал. Как протекает настоящий половой акт, он по прежнему не имел представления. Член самостоятельно ерзал по верху розово щекотного, или чуть проскальзывал за края складок. Там и болтался, пока не наступали поллюции, абсолютного облегчения не приносившие все равно. Лишь обливавшие спермой трусы, от нее становившиеся заскорузлыми, натиравшими нежную промежность. Постепенно ночные вакханалии превратились в пугающие кошмары, не позволяющие до утра выключать электричества.

Двадцатилетие Дока встретил не только с похвальными грамотками, но и с неприятным осознанием того, что до сих пор боится приблизиться к девочкам. Он все так–же занимался онанизмом, понимая, что порочная слабость мешает натуральному сближению с полом противоположным. И ничего с собой поделать не мог. Суррогатные упражнения удовлетворяли лишь на часы, стало казаться, большего наслаждения получить ни с кем и никак не удастся. Даже первый неудачный опыт с абитуриенткой по прошествии двух лет представлялся тому подтверждением. Но природа все равно требовала своего. В какун Нового года судьба занесла Доку не на шикарный бал в актовом зале института, где жаждала с ним воссоединения подружка самой Снегурочки из параллельного курса, а в маленький обшарпанный домик на окраине города, к знакомому по разгрузке вагонов парню. Несколько раз он приезжал сюда, успев пообщаться с блудливой и симпатичной его сестрой лет шестнадцати, которая тут–же решила заиметь на него виды. На что грузчик махнул рукой, мол, не связывайся, весь район перепробовал. Дока лишь усмехнулся, доступность подружки, вроде, не возымела действия. Но именно она подтолкнула в морозную ночь в назначенный природой момент направить стопы не на автобусную остановку для поездки домой и встречи праздника с завалившей любовными письмами скромной деревенской девушкой Галиной, с нетерпением ждущей его появления в ее доме. И даже не к более близкому ярко освещенному парадному подъезду родной альма–матер, что оказалось бы намного проще, а на глухую окраину к просевшему домику с укатанной горой шлака перед крыльцом. Почему поступил именно так, внятно объяснить он бы не смог и себе нынешнему.