Юрий Иванов-Милюхин - Докаюрон

— Не вздумай тронуть. Он пришел ко мне.

— Ты уверена? — норовисто взбрыкнула конопатая.

— На сто процентов.

— Тогда он будет моим, — еще радостнее сообщила бестия. — Это я тебе обещаю.

— Не буду я ничьим, — попытался вернуть праздничное равновесие Дока. Потянувшись за бутылкой с вином, выдернул пробку, вылил остатки в свой стакан. — Не надо ругаться, давайте отметим приход Нового года. Может быть, он к нам уже пришел

— Кто бы спорил, — сбрасывая с локтя пальцы малолетки, презрительно фыркнула конопатая. Посмотрев на запястье с маленькими часиками, взяла стакан с водкой и снова со злорадством воззрилась на соседку. — Чего губы раскатала? Человек тост провозгласил.

— Ничего, — рыская рукой по столу, промямлила себе под нос подружка.

На короткий период в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь смачным лясканьем. Допив показавшееся вкусным церковное вино, Дока выловил огурец и сунул в рот. В голове продолжала раскручиваться разноцветная карусель, страх быть униженным женщинами уступал место желанию быть униженным. И поскорее. Им завладел спортивный интерес, с чего могут начать подружки. Если с разглядывания прибора в общем и целом, то не стоит подпускать, а если с введения члена куда надо по очереди, как в навязчивых эротических снах, почему бы нет. По виду, конопатая бестия успела не только пройти, но и проползти вдоль и поперек крым, неизвестный рым с огнями, водами и медными трубами. От нее напролом перло заставляющим угинаться бесстыдством. Конечно, с сестренкой знакомого было бы куда проще, но кто ей позволит приблизиться.

Пока Дока размышлял, чья–то шустрая рука пролезла в карман его брюк, через материю нащупала прикорнувший на ляжке член. Он замер с огурцом во рту, стесняясь встретиться глазами с пересекшей границу дозволенного нахалкой. Ощутил возле уха теплое влажное дыхание, легкое прикосновение к щеке завитка волос:

— Новый год мы встретим вместе. Ты понял? — потребовал вроде ласковый голос конопатой соседки. — Про малолетнюю лахудру можешь забыть, она способна лишь ноги расставлять, да денег на конфеты выпрашивать.

— А ты что умеешь? — машинально пробормотал Дока.

— Я научу тебя чувствовать женщину. Со мною ты получишь сто удовольствий сразу.

На другом конце стола со звоном перевернулось блюдце. Дока поднял тяжелые веки, малолетка опрокидывала наполовину опустевшую бутылку с водкой себе в стакан. Гневно зыркнув на него, крупными глотками выпила, плеснула еще раз, вылакала. И уставилась перед собой деревянными глазами.

— Не трогай ее, — упредила благородный порыв Доки конопатая. — Она все равно напьется. Лишь бы скандала не устроила.

— Скандал?

— Драку, за тебя, единственного, посуду станет колотить, матом обзываться. Тогда утихомиривать придется силой, на слова она реагирует слабо.

Ссор и драк Дока не переносил с детства, в них нужно было доказывать преимущество. А что и кому объяснять заново здесь, в этой блатхате, когда все ясно. Размышления рыжей бабенки мигом высветили назревшую проблему — малолетку придется успокаивать до утра. Значит, она не позволит раздеть себя донага в потайном углу, чтобы без проблем заняться любовью. Тогда для чего он променял залитый светом актовый зал на убогое подобие горницы в осыпавшемся от старости строении? К чему этот пьяный спектакль? Несмотря на упертость характера и выпитое вино, мысли Доки потекли в другом направлении. Теперь краше конопатой бабенки он не видел никого вокруг. Она одна обладала способностью распечатать его, избавить от осточертевшей стеснительности.

— Спать мы ляжем вместе? — потребовал он подтверждения ее обещаниям.

— Обязательно. Но сначала уложим подружку, иначе испортит весь кайф.

— Как это сделать?

— Накачать до усрачки.

Сколько времени малолетка сопротивлялась опьянению, стараясь перемануть Доку, он не запомнил. Она звала, умоляла, под конец расплакалась, наверное, понимала, что в этот дом парень больше не придет. Оборвется еще одна мечта о светлом будущем, ведь на земле нет существа, которого бы она не вдохновляла. Познавшая грязь раньше любви, юная девушка отключилась рядом с непутевым братом, ресницами смаргивая слезы на засаленную обивку дивана.

Конопатая вместе с Докой принялась искать гнездо на одну ночь, им оказался деревянный топчан за той же разноцветной занавеской. Рядом мерно похрапывал старик с мурлыкающей на плече кошкой. Через дыры в материи из горницы просачивался свет от единственной лампочки, по стенам бегали усатые прусаки. Обнадеженный Дока нахально хапнул пятерней под платьем.

— Сама сниму, — отпихнула руку женщина. — Лучше штанами займись.

Дока суетливо расстегнул ремень, сбросил брюки вместе с сатиновыми трусами под ноги. В носках запрыгнул на тахту, на ходу выковыривая из гнезд пуговицы на рубашке. Майку снимать постеснялся, к тому же, в хате потянуло холодными сквозняками. Наверное, уголь в печке на захламленной кухне успел прогореть, а подкинуть новой порции было некому. Конопатая молча возилась возле края топчана, она словно задалась целью помариновать сопливого мальчика, прежде чем допустить до тела. Откинув лоскутное одеяло к стене, Дока сунулся рукой вниз, член был готов выпрыгнуть из яичек, в промежности покалывало. Пах стянуло как при упражнении на брусьях, когда держишь прямой угол. Но эти неудобства не стоили ничего по сравнению с ожидаемым наслаждением. Не возникло мысли и о презервативах с таблетками. Ночные кувыркания сконцентрировались на голой спине и белой заднице подруги. В сумеречной полумгле попа отсвечивала бледной уродливой луной на темном небе. Дока не удержался, потрогал ее кончиками пальцев.

— Да все уже, — с похотливым смешком, в котором проскользнули ноты материнского участия, отозвалась подружка. — Колготки, вот, сверну, чтобы потом не распутывать.

Невысокая, она подкатилась под бок, обхватила его голову руками, сухие губы мелкими поцелуями забегали по лицу в поисках ответных прикосновений. Он почувствовал прохладу больших грудей с твердыми сосками даже сквозь майку. Двигая коленками и животом, она заводила себя, понемногу подлезая под него. Дока неловко навалился, еще не представляя, что делать дальше.

— Не торопись… не торопись…, — придержала она, не переставая оглаживать. — Поцелуй в губы…, поласкай вокруг шеи…, покусай мочки ушей…

Послушно он принялся обсмыгивать названные места, не отказывая себе в привычке просунуть ладонь между толстых ляжек. Но возбуждение не приходило, тело и хотело чего–то неведомого, да к встречи с ним готово не оказалось. Даже поросший волосом бугорок, когда–то откликавшийся волнами тепла и бесчисленными мурашками от макушки до пяток, лишь пощекотал кончики пальцев. Он пропихнул руку дальше, раздвинув дольки, поскользил между ними в поисках тверденького хухолька в сердцевине лепестков. Хухолек оказался не под лобком, а чуть ниже обычного. Побольше в размерах, поувертливее. От прикосновения к нему, как и все женщины, подружка немедленно выгнулась дугой, со страстью заворочала языком во рту у Доки. Стало неудобно, противно и слюняво, будто попала за щеки толстая, короткая змейка, а выползти наружу не в состоянии. Но партнерша не останавливалась до тех пор, пока клубок слюны не потек по подбородку на ее грудь. Лишь тогда отвернулась, вытерлась о подушку.