Юрий Иванов-Милюхин - Докаюрон

Бездумно заведя за ухо светлую прядь, женщина разгладила складку на скатерти. Грустно усмехнулась своим мыслям — жаль, что иногда мир был незаслуженно жесток.

— А все–таки, с чего ты взяла, что погода испортится? — Прервав затянувшуюся паузу, протянул руку к выключателю на стене собеседник. Веранду залил ненавязчивый свет из нескольких развешанных по углам бра, не сделавший фон за решеткой ограждения темнее. — Ни ветерка. Тепло, кузнечики зацокали, бабочка, вон, закружилась вокруг плафона. Черно–бархатная глазунья

— Кузнечики куют глуховато. Ты не заметил? — вспорхнула ресницами женщина. — А бабочка… Что ж, этот вальс может оказаться для нее последним.

— Ну–ну, к чему такой пессимизм. Сейчас я встану и прогоню ее, эту махаонку.

— Она прилетит вновь.

— Вот именно, о чем мы не раз рассуждали. Кстати, штришок по теме. Припарковался к бордюру у перекрестка, собака, бродячая, у кромки то вперед сунется, то назад осядет — перебежать намерилась, а поток машин сильный. Наконец, под зеленый для пешеходов, прохожий потрепал по шее, позвал за собой. Перешли. Собака от перекрестка метров пятьдесят отбежала и снова к кромке.

— Самоубийца.

— Не знаю, не досмотрел. Но ты не ответила на мой вопрос.

— Почему? Кузнечики куют глуховато, ласточки концами крыльев чиркают по антеннам, солнце за лес закатилось красным.

— Убедительно. В природе ты не жила.

— Начиталась, — привычно поиграла глазами собеседница.

— И надолго она испортится?

— На несколько дней.

— Почему ты так решила?

— Комаров нет. К дождю они пропадают, — откровенно засмеялась женщина. Повертела в руках серебряную зажигалку. — Сводку погоды передавали. Решила проверить, сходятся ли народные приметы с научными наблюдениями. Сошлись.

Некоторое время мужчина не спускал с подружки любопытных глаз. Затем откинулся на спинку кресла, взмахнул рукой, пальцем щелкнув по второму выключателю на стене. Веранда погрузилась в интимный полумрак. Женщина оделась в таинственные тени, превратившие ее в какую–нибудь Клеопатру или царицу Савскую в современных представлениях. А может, им тогдашним и сейчас не нашлось бы равных, ведь красоте предела нет, как и убожеству. Вновь придвинувшись к столу с изящными обводами, мужчина подался вперед, с интересом взглянул на собеседницу:

— Полетишь со мной?

— О, какое предложение, — немного опешила она. Справляясь с волнением, отложила зажигалку. — Вообще, ты мастер всяческих интриг. Что означает этот всплеск эмоций?

— На пару недель. Париж, Брюссель, швейцарские Альпы, Венеция, Рим, Неаполь, остров Капри, — не отвечая на вопрос, перечислил мужчина некоторые европейские города. — Ну и Афины, Стамбул. Захочешь, можем подвернуть к пирамидам. Там дела у меня тоже есть.

— Ты забыл Пекин, Дели, Сингапур. Ну и маленький Таиланд. Весь.

— В Монголии интереснее всего. Если пешком, по стопам Пржевальского, Рерихов, через безлюдную пустыню Гоби, затем через Алашанский ад, до Тибета останется рукой подать. А оттуда есть–пошло все. И познание мирового устройства, и религия. И сама жизнь, — не обратил внимания на скомканно насмешливый тон подруги собеседник. — Отвечай сию минуту. Ты согласна?

— А как–же Докаюрон? Судьба этого мальчика меня затронула, — притворно растерянно развела она руками. — Я хотела бы дослушать историю до конца.

— Разве в перечисленных городах, вообще, в мире, нет подобных уединенных веранд? Или у меня иссякнет словарный запас? — блеснул зрачками мужчина. — Я специально буду заказывать номера в таких гостиницах, до которых не долетит ни один цивилизованный звук. В полнейшей тишине интимным голосом стану пересказывать повествование до тех пор, пока оно не подойдет к завершающему пределу. Ну так как?

— А конец нормальный, или я разочаруюсь? Ты же знаешь мою обнаженную натуру, — за игрой продолжая скрывать некоторое смятение, молодая женщина как бы капризно покривила губы. — Не придется ли паковать чемоданы обратно с половины пути? Ведь мы договорились, что рассказывать ты будешь максимально правдиво.

— Именно так. И намек я тоже понял, вести себя буду естественно, постараюсь оправдать доверие, — в вежливом полупоклоне опустил голову собеседник. — Кроме того, в конце беру обязательство назвать имя реального героя

— Ну, что–же, загранпаспорт есть. Вещей на две недели, думаю, много брать не стоит, с визами, надеюсь, поможешь. В путь, дорогой граф… Монте Кристо.

— Зря иронизируешь. Напомню, что родился в лагере для политзаключенных и до сего дня разговоры о родовых корнях в семье под строжайшим запретом, — пожал плечами мужчина. — Вполне возможно, я, как и ты, дворянских кровей, родословную проверить времени никогда не находилось, — он натянуто засмеялся. — Не стоит забывать, в какой стране мы живем. Но это не главное, сейчас я дам указание забронировать места на «Боинг‑747» для двух «vip» — персон. На родных «тушках» даже в салоне для особо важных пассажиров летать невозможно. Ни комфорта, ни надлежащего сервиса. Зато валюту дерут как за королевские услуги.

— Деньги считать ты умел всегда.

— Прошу извинить, но тем и горжусь…

Литые колеса «Боинга» чиркнули по бетонной полосе международного аэропорта «Орли» в пригороде французской столицы. Громадный авиалайнер пробежал положенное расстояние и замер в точно отведенном ему месте. С высоты метров восьми, из иллюминатора с толстым стеклом, мужчина с интересом понаблюдал, как к выходному люку подогнали белоснежный автотрап. Затем отстегнул ремень безопасности, вопросительно посмотрел на повторившую изгибы мягкого кожаного кресла соседку. Лицо молодой женщины было бледным. Несмотря на идеальную линию спуска, она тяжело переносила перепады высот. Сочувственно поцокав языком, мужчина все–таки напомнил:

— Дорогая, пора двигаться на выход. Мы прилетели.

— Я поняла, — с напряжением в осевшем голосе отозвалась та. Облизала блестевшие от дневной помады губы. — Наверное, никогда не привыкну к взлетам и падениям. Чувства, как в штормовом море на прогулочном катере. Отвратительные.

— Надо тренировать вестибулярный аппарат.

Приземистые здания аэропорта были украшены размалеванными африканскими флагами. Наверное, Париж готовился открыть очередную ассамблею стран Африки и Азии. Чуть больше десятка лет назад Франция распахнула границы для беженцев из бывших своих колоний на черном континенте, и теперь, увешанные связками сувениров, негры нагло совали в руки едва не сразу за досмотровым турникетом пяти сантиметровые металлические копии Эйфелевой башни, Сакре Кёра и Пантеона с трехцветными флажками. Благополучно миновав бригаду прирожденных попрошаек, мужчина вывел успевшую придти в себя подругу на площадь перед аэровокзалом, осмотрелся вокруг. Весь периметр был забит разноклассными машинами. К ним подошел в черном костюме представительный клерк. Несколько слов на профессиональном сленге, и все погрузились в длинный черный лимузин, не мешкая сорвавшийся с места. Мужчина презирал шумные, которыми озадачивали иностранцев нувориши из новых русских, бестолковые эскорты, везде и всегда обходясь минимумом сервиса. За окнами замелькали из розового туфа с песчаником аккуратные усадьбы потомков храбрых воинов Наполеона Буонапартия. Прижавшись плечом к обитой кожей дверце, женщина погрузилась в созерцание подзабытого ландшафта. Взглянув в ее сторону, мужчина спокойно откинулся на спинку сидения. В такой машине на подобных дорогах прислоняться было не опасно.