Владимир Лорченков - Табор уходит

 … словно предчувствуя беду, нежно блеяла овечка, — читал диктор еще.

 … овцы шумели, словно листья, опавшие с деревьев Молдавии на ее землю, ее поля и луга, реки и ручьи…

Громкоговорители работали. Русские постепенно сходили с ума.

 Овечьи рукавички так пришлись по сердцу Марийке, что она поцеловала за них Тудора, и мысль об этом поцелуе не давала покоя ему, — прибавляли громкости дикторы.

 Но еще больше не давала ему покоя мысль острая, словно сабля Штефана, жгучая, словно молдавский перец, да сладкая, как молдавский арбуз, неотвязная, словно доверчивая овечка…

 Мысль о ножке Марийки, нежной, гладкой, стройной, словно шелк, упругой, словно ляжка овечки, — читал вкрадчиво диктор.

 … плыли они по самому центру реки, и водовороты, завидев их, прикрывали свои черные, крутящие пасти, и коряги становились мягкими, словно волосы утопленниц и рыбы выскакивали из воды, как озорные дельфины, чтобы поприветствовать их, и над всем этим благостным и негромким гулом возносился к вершине мира звон колокольчиков…

 … и топот стад овец, бредущих куда–то по вытоптанным пастбищам, и несущих на себе эти колокольчики…

 Овечьи, овечью, овечья, овечьей, овца, овцу, овцой, овц…

 Сев на кровать, Штефан протер глаза и отбросил овечью накидку, и велел подать овечий суп с овечьей брынзой….

 Овцы заблеяли радостно, увидев пастуха, а тот понесся навстречу отаре, после разлуки с которой истосковался и потому обрадовался так, словно не овец своих увидал, а цветущую Молдову и маму, созывавшую в детстве его овечек голосом, полным нежности и любви…

Громкоговорители шептали, кричали, энергично произносили, бубнили, говорили, пели, напоминали…. Каждый из них цитировал молдавских классиков и цитаты налагались труд на друга в общий шум, уловить из которого со временем утомленный мозг мог лишь одно слово и все от него производные.

 Овечьи, овечью, овечья, овечьей, овца, овцу, овцой, овц…

Успех эксперимента был ошеломительным.

Гости признали, что слово «овца» во всех смыслах, проявлениях, сложениях и выражениях так часто звучит в трансляциях лагеря — как и в трудах молдавских классиков, — что, без сомнения, зомбирует заключенных. Превращает их, в буквальном смысле, в овец.

 Нейролингвистическое программирование бля, — сказал с уважением громадный русский полковник.

 Сокращенно бля НЛП, — сказал он, пожимая руку Плешки.

 Ну ты голова, приятель, — добавил русский.

 Что я, — смущенно сказал Плешка, — я ничто в сравнении с зомбирующим эффектом всей нашей молдавской классики…

После чего поблагодарил гостей за вымпел с надписью «К 1974 году построим БАМ!», и громадный — пожалуй, с полковника, — разводной ключ с этого самого БАМА. А еще русские подарили бочонок кедровых орешков. Есть орешки эти, правда, на пирушке не стал.

Слишком уж смахивали они на овечьи катышки…

… Вспомнив пирушку, Плешка сглотнул слюну и притормозил у выстроившейся колонны, по краям которой охранники сдерживали собак, рвущихся к обнаженным по пояс людям. Их на голый торс специально дрессировали, — вспомнил Плешка — специально для этого раздобыли где–то статую Аполлона. Говорили, из бывшего сельского клуба по соседству и, мол, это не Аполлон, а дискобол…

 Стоять смирно, — гавкали охранники.

Плешка подумал, что если снабжение офицеров продолжится в том же духе, что и предыдущие пару лет, выглядеть они станут не лучше, чем их подопечные. Хотя некоторые, тревожно вгляделся Плешка в мышцы заключенных, еще очень даже ничего. Надо запомнить крепышей с дефицитом массы всего в 10–15 процентов, чтобы добавить им работенки, решил заместитель коменданта. Во–первых, показатели улучшим, во вторых, давно пора свой дом достроить, подумал Плешка. Как все молдаване обожавший строить дома, он, и, как и все молдаване, которым повезло, обожал делать это чужими руками.

 Не двигаться! — орали охранники.

 Смирно, — рычали то ли охранники, то ли собаки, их не разберешь, голоса примерно одинаковые, да и умственное развитие на одном уровне…

Плешка стал неспешно прогуливаться вдоль шеренги, поглядывая на потупившихся зеков. Значит, волнения и слухи, подумал заместитель коменданта. Это опасно. Даже до лагеря доходят слухи о том, что в республике происходит черт знает что. Миллион населения покинули страну и находятся на нелегальных заработках в Европе и России, оставшиеся заняты тем, что грызут себе и друг другу глотки и разрушают то, что осталось от Советов. Водопровод, парки, канализация, образование и здравоохранение…

Поговаривают, будто бы Кишинев давно уже выглядит как город после Третьей Мировой Войны, и на развалинах орудуют банды беспризорников, выросших без родителей, что подались на заработки. А картинка в телевизоре, говорят, — это архивные кадры телевидения МССР, которые наснимали еще в старые времена. Цветущие сады, розы, певица Чепрага, певец Суручану, танцы ансамбля «Жок», дымящаяся мамалыга, отара овец на ярко–зеленом лугу, ящики с помидорами и персиками, закаты, рассветы… Все подделка!

Знакомый по медицинскому училищу, ставший благодаря своему образованию большой шишкой в Департаменте, — мрачно вспомнил Плешка, — сам рассказывал, что районы города поделили между собой банды. Возводят шлагбаумы, берут с путешественников дань, додумались даже внутреннюю кишиневскую таможню соорудить! Полиция не отстает. Да и горожане, поняв, что рассчитывать надо только на себя, вооружились. Каждая квартира города превратилась в укрепленную огневую точку. А иностранцы… Что иностранцы? Мол, кортежи ЕС, ООН и ОБСЕ провозят по специальной улице, которую возвели на остатки бюджета, а в качестве представителей народа на встречи с дипломатами приводят специально нанятых для того актеров. Говорят еще, среди народа ходят всякие проповедники, и пророчествуют близкий конец света. Какая–то ересь еще… Дикий, тупой народ, любое невежество среди них расцветает, как плесень на забытом хлебе, подумал Плешка, давно уже не едавший свежего батона. Последний раз на встрече с одногруппником-»шишкой» из Департамента и похрустел свежей корочкой.

 Надо глядеть правде в глаза, — кусая губы, сказал одногруппник.

 Молдавия обанкротилась, — поглядел он правде в глаза.

Плешка горестно вздохнул. В любом случае, наш долг жить и служить стране, обанкротилась она или нет, добавил предусмотрительно одногруппник. Тем более, если Молдавию отменят как государство, что мы, все ее 300 тысяч полицейских, тюремщиков, чиновников, и их родня, делать станем? Стало быть, бороться до конца, найти и не сдаваться! Плешка, вспомнив выражение лица актера Хабенского, подстрелившего из пушки целый немецкий линкор, подтянулся и отдал честь. Коллеги выпили еще и разошлись.