Владимир Лорченков - Табор уходит

 Черт побери, Петреску, — сказал Лоринков.

 Сбить вертолет из–за пары гаек?! — воскликнул он.

 А как же гуманизм?! Человечность?! Мораль, в конце концов?! — вскричал Лоринков.

 А что прикажете делать, идти пешком? — спросил Петреску зло.

 Лучше бы помогли мне снять этот винтик, — попросил он, дуя на раскаленный металл.

 Тем более, — добавил он, — никакие воздушные суда не имеют права пролета над Молдавией…

Лейтенант успокаивал сам себя. Сбив вертолет, показавшийся над дорогой, он рассчитывал разжиться деталями для «джипа», который вышел из строя уже через полтора часа пути. Петреску не ожидал увидеть в вертолете — который, как он надеялся, просто залетел в небо над Молдавией по ошибке, — военнослужащих НАТО. Но что поделать… Спишем на каких–нибудь «европротивленцев», подумал Петреску. Или «Аль — Каеду». Хотя нет. Над «Аль — Каедой» смеялись уже все, в это никто не поверит. Значит, подумал Петреску, набрав запчастей, и, на всякий случай, оружия, вертолет сбили «европротивленцы». Банда саботажников.

 Петреску, — окликнул его взволнованно Лоринков.

 Взгляните, там какая–то колонна! — сказал он.

Лейтенант оглянулся, и увидел что в километре–другом от упавшего вертолета и правда тянется цепочка людей. Быстро схватив Лоринкова и автомат, он увлек их в ближайшую канаву.

Когда процессия поравнялось с мужчинами в засаде, те увидели, что возглавлял шествие здоровенный, откормленный чин полиции Молдавии. Восседавший на коне, он тащил за собой связанных женщин с распущенными волосами, в одним ночных рубахах. За женщинами, тоже связанные, волочились с десяток мужчин и стариков, и уже за ними — дети. Детей не связали, предоставляя им возможность идти куда глаза глядят, но неразумные мальцы, плача, бежали за родителями. Их отгоняли плетьми солдаты, замыкавшие шествие. Всего солдат и полицейских Петреску насчитал пятнадцать человек на восемнадцать пленников. И это без детей.

Петреску понял, что это обычная карательная операция против тех, кто уклонялся от уплаты нового налога. Евроналог. Сумму в размере 100 евро обязан был выплачивать каждый двор Молдавии за своего гастарбайтера в Европе. Если у семьи никого не было в Европе, значит, ей следовало туда кого–нибудь отправить за свой счет. В любом случае, налог не отменялся. Тех, кто уклонялся от уплаты евроналога, обвиняли в саботаже евроинтеграции. Ведь евроналог собирался для полной и окончательной европейской интеграции Молдавии, а вовсе не для особняков семьи президента, как утверждали сектанты-»исходники».

По изможденным лицам пленников, сбивших ноги в кровь, Петреску понял, что идут они давно, и порядком устали. Лейтенант глянул на Лоринкова убедиться, что тот не выдаст их неосторожным движением и очень удивился. На лице Лоринкова застыла сострадательная гримаса. Такое проявление чувств было ему вовсе не свойственно… Петреску затаил дыхание.

Всадник, остановив процессию, слез с коня, и стал внимательно обследовать горящие останки.

 Форма НАТО, — сказал он, глядя на трупы, и нахмурился.

 Мятежный район, — сказал он ожесточенно.

 Но упали из–за неполадок с двигателем, — заключил он.

Петреску про себя кивнул. Максимум, который позволяли себе молдавские мятежники — уходить от властей в места побезлюднее. Вооружение, которым они располагали: стрелы, копья, луки и камни, максимум — охотничьи ружья. Так что сбить вертолет НАТО в Молдавии не мог никто, кроме сотрудника полиции Молдавии или ее военного, — у них вооружение, пусть и старое, было, — но это невозможно по определению. Предводитель карательного отряда оглянулся и пнул ногой обломок. Вынул из кармана трупа пачку жевательной резинки и бросил одну себе в рот. Пожевал, склонив голову. Восторженно поцокал.

 Европа, — сказал он, — не то что вы, говно молдавское, только и знаете, что свою кукурузу жевать…

 Батюшка, так ведь и кукурузы давно не ели, — сказал старик.

 Сами виноваты, работать не умеете, молдаване сраные, быдло тупое — сказал молдаванин–полицейский.

 Европа работать умеет, — сказал он, — вот бы и вы учились.

 Так мы и это, учимся, — неубедительно сказал кто–то из мужчин.

 В бегах, по норам? — спросил полицейский. — Вместо того, чтобы приносить пользу стране и обществу, вносить свой вклад в евроинтеграцию, спрятались, уроды, ни налогов с них, ни…

 Батюшка, — сказала одна из пленниц, — детишек пожалей, почитай второй день на земле спать, ноябрь все же…

 Молчи, сука, — сказал полицейский.

 Твои дети должны стыдиться тебя, — сказала он.

 Ты, тварь, вместо того, чтобы быть как все молдавские женщины, нормальной гастарбайтершой, с ними тут палец сосешь, — сказал он.

 Ехала бы в Италию, как все приличные женщины проституткой работать, слала бы детям денег, на евроналог бы хватило, — назидательно сказал полицейский.

 Как все нормальные люди и делают, — сказал он.

 Вот моя жена — порядочная женщина, в Амстердаме с публичном доме для садо–мазохистов работает, — похвастался он.

 Валюту зарабатывает для семьи, и для Молдавии, набирается европейского мышления, — сказал полицейский.

 А ты?! — укоризненно спросил он, и легонько хлестнул пленницу плеткой.

Ребенка несчастной, — который было завыл, жалея мать, — полицейский тоже слегка хлестнул. Видно было: человек не зверь, а старается для порядка.

 Почему не в Европе? — спросил полицейский женщину.

 Почему не трудишься, как все порядочные люди? — воскликнул он.

 Батюшка, да ведь как детей–то оставишь, сердце–то не железное, — сказала она, плача.

 Железное сердце у тех, кто тут нищебродствует, вместо того, чтобы менталитету набираться европейского, — сказал чин, — а если кто и подохнет из приплода вашего, пока вы деньги стране зарабатываете, так новых сделаете…

 Почему не в Европе?! — разозлился, наконец, он, и стал стегать пленников все сильнее.

 Вера не позволяет, батюшка, — сказал, наконец, кто–то из босых крестьян.

 А, — сказал злорадно чин, — вот и истинная причина упрямства вашего глупого. Вера у них… «Исходники»…

 Всех вас ждет смерть, — сказал он пленникам.

 А детей ваших не тронем, они и так от голода сдохнут, — сказал он, и жестом велел отогнать детей подальше.

 Прямо тут вас и постреляем, бандиты! — решил он.

 А то возимся с вами… — добавил он, и вынул из кобуры пистолет.

Лоринков закусил губу и отвернулся…

Восемнадцать выстрелов прогремели друг за другом очень быстро.

Вообще–то, Петреску обошелся бы и пятнадцатью — он был отличный стрелок, — но на толстого и потому живучего полицейского чина пришлось потратить аж три пули. Надо было в голову, мрачно подумал Петреску, встав из канавы. Один из солдат все же сумел убежать, и Петреску не стал стрелять ему в спину.