Владимир Лорченков - Табор уходит

Петрика ничего этого не знал, он просто хотел попасть в Молдавию.

Разумеется, ни один водитель на его просьбу не соглашался. И дело было не только в том, что у Петрики не было четырех тысяч евро, положенных за транспортировку, а в каком направлении, неважно. Перевозчики не желали создавать прецедент. Этак каждый молдаванин, если захочет, сможет спокойно сесть в автобус и поехать себе в Молдавию, рассуждали они. Так что Петрику никто не брался отвезти домой.

 Что тебе там делать? — всячески отговаривали его.

 Молдавия давно уже разрушенная помойная яма, — искренне описывали родину водители.

Петрика ни минуты не сомневался, что так оно и есть. Но у него была очень важная причина, по которой он стремился в Молдавию, как лосось на нерест. Ждала его там красавица Родика и их сын–богатырь, который, наверняка уж, вырос и стал здоровым крепким парнем. Петрика знал, что так оно и есть, и был уверен, что легко найдет Родику в разрушенной войной и голодом Молдавии. Он не сомневался, что легко сможет объяснить возлюбленной, почему перестал писать ей и слать деньги. Все дело было вовсе не в нем — он парень порядочный — а в разгроме помидорной плантации, где трудился Петрика. По подлому доносу конкурентов, открывших в нескольких десятках километров другую плантацию, баклажанную, лагерь окружила и разгромила португальская полиция. По периметру поля были обставлены автомобилями с громкоговорителями и прожекторами, гастарбайтерам велели выходить, подняв руки. Что они и сделали, в очередной раз заслужив от европейской прессы лестное сравнении с покорными овцами.

Разумеется, ни у кого из них не оказалось разрешения на работу.

 Следовательно, — сказал представитель полиции, — у вас есть выбор, или быть депортированными на Родину…

 … — пронесся безмолвный крик ужаса над выстроенными в шеренгу гастарбайтерами.

 Или трудиться на плантации по соседству, — сказал полицейский, которому отстегнула плантация по соседству.

 … — пронесся безмолвный крик радости над выстроенными в шеренгу гастарбайтерами.

Петрика проклинал тот день, потому что ему следовало выйти из рядов и сказать, что он желает быть депортированным. Но как и все молдаване, он боялся оказаться дома, где нет работы. Поэтому он остался работать на баклажанах — как раньше на помидорах, — чтобы зарабатывать и слать деньги Родике. Из 1000 работников трудового лагеря согласились 991. Остальные девять были членами семьи владельцев лагеря — богатого молдавского рода Касиан. Их представители были и в молдавском правительстве, и в крупных компаниях, и, конечно, имели свою долю в перевозке людей и нелегальной работе за рубежом. Выбора у них не оставалось: когда лагерь был окружен полицией, науськанной конкурирующим кланом Тарлевых, все девять членов клана Касиан предпочли погибнуть, совершив ритуальное самоубийство. Какое именно, для многих осталось неизвестным. Поговаривали только что–то о незрелых помидорах и огромных кабачках…

Петрика предпочитал не задумываться о таких страшных вещах, он просто отнес свою койку и нехитрые пожитки на тридцать километров к югу — во время марш–броска под присмотром новой администрации, — и продолжил работать.

К несчастью, клан Тарлевых оказался куда более жадным и бесчестным, чем павший клан Касианов.

В отличие от прежней администрации, новая оставляла себе не 95 процентов заработков мигрантов, а все сто. Это вызвало недовольство у рабов, но после приезда полиции с боевыми пулями, недоразумения были улажены. В конце концов, спросили мигрантов, вы хотели жить в Европе, и это была ваша главная цель, не так ли? Ну а раз так, то чего вы еще хотите? Вы в Европе! Добро пожаловать!

Петрику это, в принципе, устраивало, за одним исключением. Это не устраивало его как отца ребенка, который родился у него в Молдавии, и жениха Родики, с которой он собирался играть богатую, как принято у молдаван, свадьбу. Поэтому Петрика написал 3 жалобы в ООН и ЮНЕСКО левой рукой, бросил письма в почтовый ящик городка поблизости, куда выбрался тайком с плантаций, и бежал. Первые несколько месяцев он провел на вокзалах, наивно надеясь на то, что водители молдавских рейсовых маршруток отвезут его обратно в Молдавию. Этого, конечно, не случилось. Тогда Петрика стал просить милостыню, чтобы накопить четыре тысячи евро. Правда, расчеты показали, что он соберет требуемую ему сумму примерно через восемнадцать лет и шесть месяцев. Это расхолаживало. Петрика решился на отчаянный шаг. Он нашел посольство Молдавии в Португалии и попросил отправить его на родину. Посол — тучный мужчина лет пятидесяти, назначенный сюда, чтобы освободить пост министра финансов, — лишь посмеялся.

 Прошу вас, — говорил Петрика, — я так соскучился по родине, Молдавия, Молдова, МССР, Органный зал, виноград, вино, персики, Тамара Тома, ансамбль «Плай, молдавский Челентано Ион Суручану, Ион Друцэ, звон колокольчиков, запах полей, кукуруза, наша общая родина, наш мультикультурный дом, Чепрага, «Меланхолие», туман над Днестром…

Посол прослезился, но денег на дорогу не дал и с документами не помог.

 Не для того существуют молдавские посольства, — сказал он, — чтобы помогать всяким молдаванам сраным.

 А для чего же они существуют? — возопил Петрика.

 Не твоего, сраный молдаван, ума дело, — сказал посол и захлопнул дверь.

Тогда Петрика решился идти в Молдавию пешком.

 Родика ждет меня, — думал он, — сидит на крылечке дома, и глаза свои просмотрела, ожидаючи меня и денег от меня.

 Денег я ей слать не могу, стало быть, приду и буду землю пахать, — подумал Петрика.

 Так тому и быть, — решил он и отправился в путь.

Шел он рядом с европейскими дорогами по ночам, днем же останавливался на ночлег. Пограничники, отлавливавшие его на границах, только диву давались.

 Первый раз мы ловим молдаванина, который нелегально идет не В Европу, а ИЗ нее, — говорили они, разведя руками.

Некоторые даже жалели Петрику. И, выслушав его историю, давали парню в дорогу еды и чарку вина. Петрика шел, шел, и шел, и сменил несколько пар обуви. Сначала развалились сапоги его, купленные в Португалии, затем не выдержали кеды строителя с толстой подошвой, украденные на распродаже в Германии, пришла затем очередь и постолов ( аналог лаптей — прим. авт. ) его, свитые из колючих австрийских трав, которые Петрика нарвал на лугах, затем протерлись до дыр целлофановые кульки, в которые Петрика закутал ноги, чтобы хотя бы не промокли…

Даже мозоли его стерлись, и шел Петрика из Европы в Молдавию три с половиной года, оставляя за собой на карте Европы кровавые следы босых ног молдаванина…

Его избили и ограбили на румынской границе — что удивило самого Петрику, потому что воровать у него было нечего, — и напоили чаем на венгерской. Угостили шоколадкой на бельгийской и дали помидор с рисом на португальской. Накормили на словацкой и дали пинка на украинской. И лишь на молдавской границе с Петрикой ничего не сделали, потому что она была пуста. Петрика глазам своим не поверил, когда увидел Прут, рядом с которым на дереве болтался повешенный, на котором, в свою очередь, болталась табличка «Река Прут. Судоходная».