Владимир Лорченков - Табор уходит

 Мать–река, — сказал Петрика и заплакал.

Судя по надрезам на руке, которые Петрика делал каждый день, чтобы знать, сколько дней прошло, с начала его путешествия прошло три с половиной года. Вся рука Петрики представляла поэтому собой незаживающую рану.

 Ты кто?! — вдруг выкрикнули откуда–то из–под земли.

 Я Петрика, — сказал Петрика.

 А в глобальном смысле? — спросили из–под земли.

 Аз есмь человек, — сказал, подумав, Петрика.

 Тогда плати, — радостно сказал голос из–под земли.

После чего дерн под ногами Петрики зашевелился, и нарушитель границы увидел, что стоит прямо на землянке, откуда вылез оборванный довольный пограничник с автоматом и в набедренной повязке. На животе у него был вытатуирован герб Молдавии.

 Ты кто? — спросил Петрика, хотя и так все было понятно.

 Пограничный контроль, ваши документы, — козырнул к непокрытой голове пограничник.

 Вы что же, всех здесь останавливаете? — спросил Петрика.

 Нет, — сказал пограничник откровенно, — только тех, кто слабее.

 Если кто сильнее, их больше или они вооружены лучше, то мы прячемся, — признался пограничник.

 Хотя не всегда и не все успевают спрятаться, — сказал он, глядя на повешенного.

 Ну так где документы, нелегал? — спросил он.

 Нет у меня документов, — сказал Петрика.

 Я на Родину иду, в Молдавию… — добавил он.

Отсмеявшись, пограничник сказал:

 Значит, нарушитель границы, идет в Европу, пытается еще и обмануть сотрудника погранвойск, заливает, будто направляется в Молдавию, хотя это полный бред…

 Истину говорю, — перекрестился по старинке четырехконечным знамением Петрика, за что получил прикладом под дых.

 Значит так, — решил пограничник, — будешь нашим рабом, посадим тебя в зиндан, будешь обстирывать погранзаставу, картошку нам копать, а через год мы тебя отпустим, как искупившего вину.

 А где же все остальные на заставе? — спросил Петрика.

 Ушли в налет на село по соседству, — пояснил пограничник и спросил, — а тебя бусы есть, если ты и правда из Европы…

 Бусы вам, — сказал Петрика, чувствуя, как гнев застит ему глаза.

 Кровопийцы народные, — сказал он, сжимая в кармане чудом уцелевшие пластмассовые бусы, сохраненные для Родики.

 Ты мне но–но, — сказал пограничник, подняв автомат, и только тут Петрика заметил, что это муляж…

… похлопав по ноге покачивавшегося рядом со старым повешенным нового покойника, Петрика задумчиво поглядел на Прут.

 Здравствуй, река–матушка, — сказал он негромко, разделся, и попробовал ногой воду.

 Здравствуй, Прут–батюшка, — добавил он, входя в течение.

 Прими сына своего, молдавская сыра–земля, — попросил Петрика и поплыл.

Участок реки на границе был узкий, метров пятьдесят, но течение здесь издавна было скорым и сильным, так что Петрика плыл долго. Уж и не надеялся, что спасется, потому что много водных ям было здесь из–за бомбежек дна во время шестой пограничной румыно–молдавской войны, но повезло. Мост через Прут давно уже был разрушен…

Петрика, выйдя на землю Молдавии, поднял руки и возблагодарил Бога.

 Благодарю тебя, Господи, за то, что я попал на Родину, — думал он.

И Прут тек мимо него стремительно и вечно.

 Вот первый молдаванин, который благодарит меня из–за встречи с Родиной, — подумал Бог.

 Надо вознаградить его за это, — решил Бог.

Петрика же, обсохнув на ветру, продолжил путь, чтобы разыскать Родику и их сына.

И они были первыми, кого он встретил за приграничным лесом.

 …том мы скитались, и прятались от людей, — сказала Родика.

 Пару лет назад мы наткнулись на брошенный дом возле поля, и стали жить там, — рассказывала она Петрике, с любовью глядя на его изрезанные руки.

 Я впрягались в плуг, а мальчики, — говорила она шепотом, чтобы не разбудить спящих и повзрослевших мальчишек, — вели борозду…

 Как–то мимо пролетал вертолет и дал очередь, иностранцы часто так балуются, — бесстрастно говорила она.

 Старшего, ну, который от тебя, — смущенно сказала она, — зацепило в ногу, и мы думали, что ее придется отрезать.

 Был Антонов огонь и даже флаг Евросоюза не помог, хотя я не только завернула в него ногу, но и вообще всего мальчика закутала в этот флаг, — вспоминала Родика.

 Но Бог миловал, и сын выжил, — сказала она.

 Тогда я взяла их и мы покинули тот дом, и стали жить в этой лесной полосе у реки, потому что граница, как ни странно, самое безопасное место, потому что здесь опаснее всего, — сказала она.

 К тому же это место считается заповедником Европы, поэтому здесь охотятся только баре из Румынии, — добавила Родика, — и когда их рожки играют, мы прячемся.

 Надо идти в Касауцы, — сказала она, — говорят, там в карьере можно устроиться и получить кусок карьера в аренду.

 Сыновья вечно голодные, — сказала она.

 Они хорошие мальчики, — заплакала она.

Петрика глядел на нее с любовью, жалостью и недоумением. И эта женщина, думал он, была той самой юной возлюбленной, мысли о которой заставили забыть его обо всем? Ноги ее очерствели, словно поздняя кукуруза. Спина согнулась, как старый кабачок, который не сняли вовремя с грядки, и который невозможно есть. Груди отвердели и ссохлись, словно тыква, оставленная на грядке. Живот стал каменный, будто слежавшаяся пшеница. Взгляд колючий, как виноградная лоза, с которой сняли плоды. Щеки увяли, словно поздние, побитые заморозками помидоры…

Как потрепала ее жизнь, подумал Петрика, потрепанный жизнью. Потом оглянулся на мальчиков. Родика уже все рассказала ему о своей нелегкой судьбе, так что Петрика глядел на ее второго сына спокойно. Что же, значит, такова наша судьба, подумал он.

Оба они сидели у костра, поодаль спали сыновья, укутанные в гуманитарные одеяла.

 Он будет моим сыном, — сказал он Родике, — и мы всегда будем вместе.

 Как? — спросила она устало.

 Мы будем настоящей семьей, — сказал Петрика.

 Будем жить все вместе, рядом, в одном доме, радоваться друг другу, видеть дни друг друга, провожать ночи и встречать утра, — перечислил он.

 Увидим, как наши мальчики станут взрослыми и сами обзаведутся детьми, — сказал он.

 Состаримся и умрем вместе, — закончил Петрика.

 Быть вместе и значит быть семьей, — сказал он неуверенно.

 Настоящая семья это когда мать в Италии, отец в Подмосковье, а дети с бабушкой или в детском доме, — возразила Родика.

 А у нас будет не семья, а черт знает что! — сказала она.

 Ну что же поделать, — сказал Петрика, — с тобой я готов и на черт знает что, любимая.

 Кстати, — сказал он, — как насчет черт знает чего?

 Черт знает чего, чего мы не делали уже лет шесть, — сказал он.