Яан Кросс - Полет на месте

И я помню: двадцать лет спустя Улло рассказывал — после четвертой в виде исключения рюмки — в темноте на моем крошечном кирпичном балкончике:

«Этот парень в финском мундире, который наткнулся на детонатор и вышвырнул его из окошка во двор, был Раймонд Каугвер 61, да–да, «Сорок свечей» и так далее, в то время ему было восемнадцать…»

Они, Улло и капитан Лааман, поехали дальше и примерно в районе Амбла, как я помню, свернули на юг. Частично передвигаясь пешком, частично в зеленом фургоне, где–то там они встретили остатки пограничного полка. Капитан Лааман передал командиру полка, майору, приказ адмирала — вряд ли приказ, вернее, пожелание — как можно быстрее сосредоточить силы в Кохила. Там должны создать новый центральный участок фронта. И у Улло, как я помню, или как мне кажется, я помню, осталось впечатление, что этот майор с грязным, усталым и злым лицом принял во внимание тот приказ, или пожелание, или черт его знает что, — а будет ли его выполнять, это он решит сам…

Они миновали поселок Козе — дома закрыты, улицы пустынны, испуганная церковь заперта и нема — и помчались по проселочным дорогам на запад. Капитан протянул Улло трехдюймовую карту генерального штаба царских времен. Указал нужный квадрат. Вынужденный сосредоточиться на карте, Улло едва мог обозревать окрестности. Они мчались по Харьюским полям, серым и мокрым от грибного дождя, между зарослями кустарников, по совершенно пустынной с виду земле. Тем не менее встречались разрозненные отряды солдат, двигающиеся на запад. Поравнявшись с ними, капитан помахал сине–черно–белым флажком и остановил машину. Он велел Улло взять пистолет и быть готовым к обороне, но в этом не возникло надобности. Капитан выслушал доклад, из какой части солдаты: одни были в немецкой форме, другие — в форме Омакайтсе, — и приказал им двигаться в Кохила. В распоряжение адмирала!

«Займите позиции на западном берегу реки и в зданиях фабрики. Адмирал в школьном здании. Наладьте с ним связь. Я вижу у вас противотанковое оружие. Держите его под рукой, оно вам обязательно пригодится. К тому времени, когда вы подойдете к месту, туда уже наверняка подоспеют полевые кухни…»

Но когда на место прибыли капитан и Улло, суп уже остыл.

В здание школы, все в ту же бывшую мызу, на суп сошлось около сотни человек. В дверях классов, на школьных скамьях, на лестницах сидели группами с котелками и ломтями формового хлеба, в финской, немецкой, эстонской форме, но больше в цивильной одежде, дополненной кое–какими армейскими атрибутами, ремнем или планшеткой, — в основном молодые загорелые деревенские парни, иные еще совсем зеленые, едва достигшие шестнадцати лет.

Капитан сказал Улло: «Идемте, адмирал в кабинете заведующего школой».

Но там его не было. Их направили в школьную кухню. Там он и оказался. На фоне двух пустых суповых котлов, руки в боки, он стоял посреди комнаты и что–то объяснял сержанту в армейских брюках, сапогах и белом поварском фартуке.

Капитан воскликнул:

«Господин адмирал! Премьер–министр прислал к вам связного. Вот он».

Семидесятилетний низкорослый Питка после трехмесячной бурной деятельности во имя своих фантастических затей выглядел весьма потрепанным. Он был в цивильной одежде. Серая шляпа с пропотевшей лентой и светло–серый давно обвисший летний костюм, с вытянутыми на коленях брюками. Только по той причине, что он всегда носил маленькую с проседью бородку, его небритость не слишком бросалась в глаза.

Он поднял растопыренную левую руку, отстраняя от себя капитана и Улло…

«Минуточку…»

Повернул красноватое лицо старого моряка в сторону капитана и Улло, как позднее тот рассказывал, упорно не отрывая от него свои голубые глаза, однако вскоре обратился к повару:

«Ах, значит, этот человек украл? Сколько буханок?»

«Двадцать буханок, господин адмирал».

Адмирал поднял указательный палец, и Улло увидел: у суповых котлов в коричневой блузе Омакайтсе стоял уже не слишком молодой, лет этак сорока толстяк, весь облик которого свидетельствовал о настоятельном желании казаться намного меньше, чем он был, превратиться в кроху, быть вообще где–нибудь в другом месте.

Адмирал спросил у человека, названного вором: «Зачем же ты украл? С голодухи, что ли?»

Мужчина ответил чуть слышно: «Я живу в километре отсюда. В доме полно беженцев. Все есть просят…»

Адмирал взмахом руки велел ему замолчать и снова повернулся к коку:

«Твое предложение?»

Щекастый, со светлыми ресницами кок закинул назад голову:

«В такой обстановке, господин адмирал, расстрелять!»

«Думаешь?..» — спросил адмирал почти подстрекательски.

«Ясное дело, господин адмирал», — ответил кок более уверенно.

«Ммм, — промычал Питка. — Во время Освободительной войны тоже воровали. Вначале. Но потом мы поняли: расстрел — это роскошь. Мы не могли себе этого позволить. Капитан… — он повернулся к Лааману, — вызовите начальника охраны».

Капитан вышел и через минуту вернулся с каким–то лейтенантом. Адмирал произнес, указывая пальцем на вора:

«Этого человека — высечь. По первое число. Но так, чтобы он все–таки смог в строй вернуться. Марш! — И затем капитану и Улло: — Идемте…»

Он шел впереди, как–то раскачиваясь, неожиданно развинченной походкой. Улло подумал: наверняка у него тазобедренные суставы больные — и попытался во время этого двадцатисекундного пути обобщить, что же он знает об адмирале.

Парень из Ярвамаа, из глубинки, с материка. Но его, должно быть, манили дали. Учился в трех мореходных училищах. В двадцать три года — капитан дальнего плаванья. Двадцать лет — по морям, затем — судопромышленник в Англии и в Эстонии. И вдруг в 1918‑м — основная пружина всех событий в Эстонском государстве: мальчики–добровольцы, Кайтселийт, бронепоезда, военный флот. И вот еще что — начал с нуля, а стал влиятельной силой. Проведенные им операции все, даже самые солидные, энциклопедии называют безрассудно смелыми. И разумеется, десятки анекдотов. Ну, например: стоит он на капитанском мостике миноносца «Леннук» и ведет дуэль с крепостью Красная Горка. На «Леннуке» — четырехдюймовые, в крепости — двенадцатидюймовые пушки. «Леннук» подплывает по–хулигански близко к крепости — иначе нет надежды попасть в цель. Но тут водяные столбы от двенадцатидюймовых залпов начинают подбираться к кораблю. И Питка вопит: «Дыма! Дыма!», а поскольку рядом стоит адмирал Коуэн, англичанин, наблюдающий за головокружительной операцией, поясняет: «Smoke! Smoke!», на что англичанин открывает свой золотой портсигар и предлагает ему «Camel» или «Lucky Strike». Питка возмущается: только вчера он объяснял англичанину, что никогда в жизни не курил. Все свои пятьдесят без малого лет. А этот сэр, сэр Уолтер, не так ли, думает теперь, что сей дикий эстонский Нельсон до того сдрейфил под натиском русских, что просит закурить?! И почему, собственно, он должен был сказать англичанину smoke–screen 62или smoke–curtain, ежели все эстонцы поняли, что когда он кричал «дыма», то имел в виду «дымовую завесу»… Так или иначе — на родине его тут же произвели в контр–адмиралы, а в Англии вскорости он стал сэром Джоном. His Majesty the King of