Борис Кригер - Кружение над бездной

«Когда пришла полнота времени» (Гал. 4: 4), — когда род человеческий, вслед за Адамом, в полной мере вкусил (в духовном смысле) от древа познания добра и зла и узнал на опыте сладость доброделания и горечь злодеяний; когда преобладающая часть людей достигла крайней степени нечестия и развращения; когда в лучшей, хотя меньшей его части стала особенно сильна жажда (тоска) — видеть обещанного Избавителя, Примирителя, Спасителя, Мессию; когда, наконец, по воле Божией, были подготовлены политические обстоятельства: объединение в одно целое цивилизованной части человечества под властью Рима, что весьма благоприятствовало распространению веры и Церкви Христовой, — тогда пришел на землю Обетованный и Ожидаемый Сын Божий.

Люди отвергают христианство, конечно, не в силу каких–то его принципиальных противоречий человеческой природе и жизни. Причина совсем в другом. Оно отвергается из–за своей полной противоположности целям и характеру жизни языческого мира. Для мира наслаждения богатство и слава являются существом жизни, для христианства же — это страсти, неминуемо влекущие за собой страдания, разочарования и неизбежную телесную и духовную смерть.

Герберт построил свою жизнь так, что все средства направлял либо на церковь, либо на благо ближнего. Даже его обширный дом стал прибежищем странников и паломников. Теперь он не мог считаться богачом, потому что по сути у него ничего не было. Он жил при храме. Он жил для храма. Герберт более не был язычником. Ведь для язычества смысл жизни — земные блага, для христианства же — блага духовные: любовь, мир души, радость, чистота совести, великодушие, то есть то, чем человек, по милости Божьей, может владеть вечно.

Между тем соблазны не оставляли его. Андрей Виригин настойчиво врывался в его жизнь. Почему? Потому что для таких, как он, сама святость христианская невыносима, она для них как укор совести в душе нераскаянной, как звон колокольный, напоминающий о вечной правде. Наш век такого рода, что когда мы с чем–то соприкасаемся или что–то нам предлагают, то мы, иногда сознательно, иногда подсознательно, но спрашиваем себя — а что нам это даст? Тот же Запад приучает смотреть на вещи прагматически. Хватит витать в облаках.

Точно с таким же подходом нередко можно встретиться и когда мы говорим о православии. А действительно, что оно может мне дать? Что оно дает человеку? Существует же много мировоззрений, и мы на них смотрим, как на что–то прикладное. Вот есть жизнь — это наша жизнь. Это наши заботы, это наши беды, если хотите, скорби, радости. Это наша жизнь. Мы знаем нашу работу, знаем, чем живем, к чему стремимся. А мировоззрение и религия — это только некий придаток. Религия стала придатком к жизни! Жизнь — одно, религия — другое! Самое большее, на что согласен современный человек, — это в воскресенье или на праздники сходить в церковь. Или вон, как бывшая жена Виригина — раз в год набрать крещенской воды… И зачем она ей?

Дело в том, что вера — это не придаток к нашей практической жизни, а то, что определяет нашу жизнь, определяет ее в самых важных вещах. Самое важное для нас — чтобы на душе было хорошо. Пусть в шалаше — да по душе! Давно затертая банальность — можно жить в дворцах и быть несчастным человеком…

Но как научиться не осуждать ближнего? Хотя Господь и учит нас не осуждать ближних, говоря: «Не судите, да не судимы будете», мы как–то мало или вовсе не слушаем слов Спасителя и продолжаем осуждать других постоянно, и грех осуждения, пожалуй, самый распространенный грех. Мы зачастую не обращаем внимания на самих себя и на свои недостатки, никак не хотим вникнуть в то, что часто можем ошибаться и на самом деле ошибаемся в своих суждениях о других. И, наконец, мы забываем, что судить других есть не наше дело, а дело Божие. Преподобный Серафим Саровский говорил: «Отчего мы осуждаем братий своих? Оттого, что не стараемся познать самих себя. Кто занят познанием самого себя, тому некогда замечать за другими. Осуждай себя и перестанешь осуждать других. Осуждай дурное дело, а самого делающего не осуждай. Самих себя должно нам считать грешнейшими, всякое дурное дело ближнего считать за свое и ненавидеть диавола, который прельстил его».

Но что же делать, когда ближний неотличим от этого самого диавола? Провоцирует тебя, заставляет стать с ним на одну планку — ненависти и осуждения?

Герберт твердо решил прервать общение с Андреем Виригиным, но не прошло и дня, как разговор возобновился. Причем Герберт написал ему сам.

— Всё, что ты написал обо мне плохого, родилось в твоем воображении от обиды, я — очень хороший. Ты это знаешь. Я — добрый, щедрый и так далее. И на тебя совсем не сержусь. Нельзя сказать, что твой блог очень мне мешает — его мало кто читает, но иногда он появляется в поиске, и это неприятно. Ты сильно пил тогда, и с тобой совершенно невозможно было продолжать общаться. Наверное, ты опять пьешь. Я сейчас не очень богат, хотя по твоим меркам это, конечно, не имеет значения. Когда ты полез в английский Интернет со своим «Герберт Адлер разыскивается полицией», ты стал доставлять неприятность моим сотрудникам и они потребовали наехать на тебя, что я и сделал. То же самое произошло с церковью, когда ты послал на меня клевету всем моим прихожанам. Я не имею никаких связей с твоей возлюбленной Ветой и не думаю, что она по своей гордости захочет от меня какой–то помощи. Я пожаловался администраторам твоего блога, и они уже удалили выставленный тобой мой паспорт. Думаю, со временем они удалят всё и заблокируют тебя. Но это, конечно, ерунда — ты можешь продолжать гадить и в других местах, и тогда мне придется продолжать с тобой бороться — неактивно, а вяло. Только зачем? Твоя бывшая жена тут предлагает всяческую помощь. Да, ты неуязвим в своей нищете и бомжовстве. Ну и чем тут гордиться? Мне кажется, для тебя было бы лучше постараться поправить наши с тобой отношения. Ты сам себя убедил, что должен со мной бороться. А ведь мое фото на майку переводил. Зачем? Ну не нравится тебе моя литература. Есть многие, кому нравится. Да и если бы никому не нравилась. Ну и что? Короче, давай мириться. Давай еще раз проведем анализ того, кто что получил от сложившейся ситуации. Я получил от тебя запись Гафта, издание своих романов в России и большую рекламную компанию, которая сделала меня более или менее известным. В Интернете более пятисот мест, где люди цитируют мои книги и т. д. На все это я потратил около сорока тысяч долларов, что по старым временам составляло мой двухнедельный оборот. Ты получал от меня хорошие деньги — но все профукал и ничего не скопил. Возможность набрать других авторов потерял, устроив такую грязную бодягу в Интернете на своего бывшего автора. Любой другой писатель ни за что не пойдет к агенту, который может потом устроить такое… Я с твоей помощью приобрел целую библиотеку для нашего прихода. Прочел большую часть святых книг и встал на путь священника, то есть так или иначе обзавелся еще одним занятием в жизни, приносящим мне удовлетворение, покой и радость. Я создал православную газету и церковь в своем доме. Ты, несмотря на то, что терся с моей подачи в православных кругах и через тебя прошли книги — двухтысячелетнее богатство святых отцов — ничего от этого не взял, наоборот, озлобился, и если представить, что в глубине души ты чувствуешь, что Бог все же существует, то совершил ты грехов немерено: клеветал на церковнослужителей и выбросил крест. То есть, по нашим представлениям, если у тебя и был шанс спастись, то теперь ты проклят навеки… Ты не обрел ни покоя, ни радости, а только еще более впал в депрессию и озлобление. Я в процессе общения с тобой создал роман. Ты послужил мне исключительным ярким героем, олицетворяющим почти в чистом виде ЗЛО, и ни при каких обстоятельствах не желающим раскаяться. Я не смог смягчить тебя в жизни, пытался в романе — но и там это не получится. Я вставлю написанную тобой сцену смерти как реальную, а мной — как выдуманную. Так что твоя воля будет соблюдена. Ты оставил след в литературе как антигерой, вызывающий отвращение, во всяком случае, у читателя, на которого рассчитан мой роман. Хороша ли моя литература, или нет — это другой вопрос, но роман прочтут тысячи людей, и ты об этом хорошо знаешь. Я как пребывал в материальном благополучии, окруженный любовью многих людей, близких и дальних, так и остался. Ты одинок, тебя НИКТО не любит. Кроме того, ты совершенно обнищал. Если ты служишь диаволу — то он должен быть доволен тем, чего он достиг. Если ты сам по себе — то извини, Андрюша, ты — идиот в самом неприглядном значении этого слова. И нет у тебя никакой правды и НИКТО тебя не поддерживает. Даже твои собутыльники, если бы вникли, как ты лоханулся, первые тебя избили бы за то, что нельзя так относиться к шансам, которые предоставляет тебе жизнь. Я предлагаю тебе поддержку — дружбу, любовь, деньги и надежду на будущее. Ты отталкиваешь все это. Я у тебя единственный такой. У меня таких, как ты, — сотни тысяч, начиная от негритят в Африке и кончая жертвами землетрясения в Гаити. Я и правда тебя люблю, Андрюша, и мне тебя очень жалко. Возможно, я единственный человек на земле, кто тебя все еще любит. Но ты плюешь и на эту любовь…