Морли Каллаган - Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу

— Наш стюард прекрасно заваривает чай, вы согласны? — спросил он. — Сахару, пожалуйста, совсем немного, мисс Биксби.

— Вы правда любите чай, сэр? — спросил Чоун.

— У нас дома, когда я был маленьким, мы всегда пили чай, — сказал он. — Еще, пожалуйста, чуточку кипятка.

Хотя они были затеряны в Атлантическом океане, она наливала, словно светская дама на званом чаепитии.

— Меня удивляет, каким образом такой человек, как] вы, настолько легко вошел в роль военного моряка, — сказала она. — Как вам это удалось?

— Просто старался хорошо выполнять свои обязанности.

— А все-таки?

— Нет, именно этот незабвенный совет дал мне отец. Он был врачом.

— Хорошо выполнять свои обязанности, — повторила она. — А когда же вы сядете и скажете: «Теперь уже нет обязанностей, которые надо выполнять хорошо. Теперь я добился, чего хотел»?

— Вероятно, когда окажусь в единственном правильном месте.

— И это единственное правильное место — Юкатан?

Словно не имело ни малейшего значения, что Чоун не поймет, о чем они говорят; он был необразованным тупицей, он был Рыжим Чоуном, подручным профессионального игрока. Однако Чоун кивнул и ухмыльнулся. Опираясь на огромные ладони, он откинулся, вытянул ноги и скрестил их.

Вспомнила ли она его рассказ о девушке майя? Что хочет узнать она о тех ночах в майяской деревне? Или она старается представить себе, каким он был тогда, услышать, как он говорил с той девушкой? Он начал рассказывать про забытый колодец, почти полный черепами — черепами принесенных в жертву: жертвоприношения, громоздящиеся одно на другое. Он задумался тогда о страшной потребности жертвоприношений. Ее безмолвное удивление и напряженный интерес в ее глазах незаметно заставили его забыть, что они находятся на просторах Северной Атлантики. Не слышал он и голосов матросов, проходивших мимо лазарета. Не замечал он и того, как Чоун, полностью расслабившись, поглядывал то на него, то на ее изменившееся лицо. Казалось, что она где-то далеко-далеко и совсем одна. Он спросил себя, почему это так, и замолчал, переводя дыхание.

— Я бы хотела поехать в Юкатан, — сказала она мечтательно. — Я бы хотела быть там с вами в то время. — Она задумчиво кивнула и наклонилась к нему. Большой палец ее правой руки поглаживал остальные пальцы, и ему почудилось, что они касаются его кожи. Ее задумчивые глаза опустились, они смотрели теперь на ее босую ногу, и когда он взглянул на эту босую ступню, на обнаженную лодыжку, в его воображении вдруг возникло все ее нагое тело, которое он видел здесь, на койке. Он искал выхода из своего желания, но пока ему оставались только слова.

— Там был город, который назывался Тулан, — сказал он. — Один из волшебных городов, город света. На протяжении темной цепи истории есть такие звенья света. Звенья теплого света.

Она слушала как завороженная, и он ощутил, что притягивает ее к себе, почти ощутил ее прикосновение, а он ведь только произносил слова, в которых даже не было чувственности. Никогда прежде он не делал ничего подобного ни с одной женщиной.

— Скажите мне… скажите мне… да, это так, именно так. Да, так, — сказала она тихо, не спуская с него глаз, пока он рассказывал. А потом она заколебалась, словно боясь сказать что-то, чего она не хотела говорить. — Этот город. Этот толтекский город, Тулан, — сказала она неожиданно. — Я хотела бы, чтобы меня назвали Тулан. Почему меня не назвали Тулан? — И он почувствовал, как она борется с собой, или, может быть, с Чоуном, или со своим отцом, а затем ее глаза стали морем, стали джунглями, и он почувствовал, что стремительно уносится с ней куда-то.

— Я все еще тут, — сказал Чоун невозмутимо.

— Что? Ах да.

— А чем плохо ее имя — Джина? — спросил Чоун.

— Да, конечно, — сказал он невпопад. То, что происходило между ним и Джиной, было бесстыдно очевидным, и Айре хотелось сказать что-нибудь, чтобы ей стало легче. Но она смотрела на Чоуна, а потом снова взглянула на него, почти исподтишка, как будто выдала себя и испугалась.

— Ты хотел бы поехать в Юкатан, верно, Джетро? — сказала она, кладя ладонь на плечо Чоуна.

— Пожалуй, нет, — сказал Чоун. — Я про Юкатан ничего не знаю. — И он продолжал лежать, удобно растянувшись на полу. Хотя он похлопывал Джину по руке, его глаза были по-прежнему полны насмешливого, снисходительного одобрения.

— Как хотите, мистер Чоун, — сказал он и растерянно поднялся на ноги.

— Во всяком случае, это очень интересно. Очень интересно, — сказал Чоун. — Верно, Джина? — добавил он, словно признавая, что ей нужно так или иначе отвлечься от грозящей им опасности.

— Вы увлекательно рассказываете, сэр, — сказал Чоун.

— Благодарю, — ответил он коротко. До них донеслись голоса проходивших мимо матросов.

— Чушь собачья.

— А пошел ты!

— Я говорю, чушь собачья.

— Да пошел ты!

А глаза Джины что-то говорили ему…

— Мне надо идти, — сказал он. — Было очень приятно. Благодарю вас. — И он ушел. Чоун — нет, это что-то невероятное. «Сумасшедший сукин сын, — сказал он себе. — Даже не из нашего времени. Прямо из какого-то старого ковбойского фильма». Это было забавно. Чоун — киногерой, едущий в дилижансе с молодой красавицей через дикий край, где полным-полно индейцев. Разбойники сожгли дилижанс, но их подобрал другой, и вновь они едут в окружении врагов, но он вполне доволен, если почтительный кондуктор дилижанса немного развлек мисс Биксби.

Туман, надвигавшийся узкими курчавыми грядами, завивался вокруг, точно дым из тысячи труб, а там, где он расходился, появлялись полированные эбеновые полосы — дорожки, уводящие в скрытый мир дымчатых теней. Эти манящие, твердые, влажные дорожки на мгновение озарялись неясным холодным светом, и на одной из них он увидел ее, услышал в тумане дружелюбные голоса: «Здравствуйте, мисс Биксби!», «Эй, погодите минутку, а?», и увидел, как с ней соприкоснулась сначала одна тень, а потом другая. А на верхнем мостике Боузли, впередсмотрящий по левому борту, словно бы следил за морем, но косился на эти дорожки в тумане на палубе, пока не увидел мисс Биксби. Теперь она была одна и сидела на бухте каната возле рельсов для глубинных бомб, упершись локтем в колено, положив подбородок на ладонь, а корабль кренился, зарывался носом, и гребни волн плясали вокруг нее в беспокойном, жадном, ласковом движении. Когда он возник рядом с ней, она сказала:

— Привет, Айра Гроум. Скажите мне… Где мы находимся?

— На фланге конвоя.

— Я не вижу никаких судов.

— Естественно. В таком тумане.

— Но когда-нибудь мы все-таки придем в порт?

— Думаю, что да.

— А в какой порт мы идем?

— Это зависит от обстоятельств.

— Но кто-нибудь все-таки знает?

— Думаю, что да.