Роман Солнцев - Минус Лавриков. Книга блаженного созерцания

— Я дико извиняюсь, — сосед пытается быть интеллигентным, но глаза желтые, как у кота, он в комбинезоне, движется угрожающе ловко и быстро. — Миня попросил под залог своей «хонды» деньжат…

— Сколько? — устало прошелестела Татьяна. И тоже, пытаясь быть интеллигентной и остроумной, добавила почему–то по–немецки: — Вифель?

Тундаков, такая у него фамилия, мгновенно оскалился в улыбке, чуть задержался с ответом — то ли набавил, то ли все же правду сказал:

— Четыре тыщи… Ну, не рублей, конечно.

— Я верну, — сказала Татьяна, трогая мизинцами виски — резко заболела голова. — Через месяц верну.

Желтоглазый сделал трагическую мину. Даже стукнул смуглой от машинного масла рукою себя по сердцу.

— А мне сейчас нужно… даже не «бабки» нужны, а телега. Давайте, Татьяна Сергеевна, так. Я беру ее, — он кивнул на железный гараж, в котором стояла лавриковская «хонда». — Если через месяц найдете… или сам объявится с деньгами… я верну. О’кей?

Татьяна медленно кивнула и подала ему длинный ключ от гаража. Тундаков мигом отпер и распахнул ворота, которые даже не скрипнули (Миня смазывал везде все двери), и, выкатив сизую, как спелая слива, иномарку, подошел к Татьяне с ключом. Она смотрела на его действия, как смотришь в кино на убийство или грабеж, совершенно отстранясь.

— Знаете, Татьяна, — уже как бы дружески, мягко сказал Тундаков. — Он, конечно, был классный мужик… то есть, может, и есть, дай ему Бог здоровья… я к тому, что разобрать и собрать любую телегу для него ноль проблем. Но я чему завидовал больше всего… — Желтые глаза сладостно моргнули. — Может, вы не знаете? Вот посмотрит на любой предмет и говорит, какого размера. Хоть на доску, хоть на швеллер… ну, ошибется, так на миллиметр. Верите?

Татьяна молчала, глядя на него.

— И даже вес.

Про этот талант мужа Татьяна, конечно, знала. Когда в магазине покупали филе кеты или в начале лета на рынке привозные помидоры или яблоки, Миня, кивнув на будущую покупку, мог буркнуть:

— Килогламм двести тр–ридцать гламм.

И оказывалось именно так, точка в точку! А когда не совпадало, продавец менялся в лице, начинал демонстративно сердиться (особенно если с Кавказа), бросал дополнительно на плошку весов яблоко или помидорку — мол, не веришь, вот тебе еще!..

Сосед по дачному участку уехал на Мининой машине, Татьяна заплакала, взяла в руки лопату и выронила. Работать не получалось. Нет, надо домой, домой. Дома — дочь Валентина, девочке уже 15 лет, нужен глаз да глаз… Чем она там сейчас занята? Опять в квартире не прибралась, до начала учебного года ни черта не делает, поздно встает, сидит перед зеркалом, вытаращив синие Минькины глаза, и наводит марафет, готовясь к дискотеке?..

Если автор вместе с читателем перенесется сейчас в квартиру Лаврикова, то выяснится: все именно так. Валя сидит перед зеркалом, косясь на страницу развернутого иностранного журнала «Elen», где изображена прекрасная и разбитная русалка века Памела Андерсон, которую, говорят, ее возлюбленный заразил гепатитом С. Хорошо хоть не СПИДом…

Пристукивая правой туфелькой в такт музыке, хрипло рвущейся из магнитофона на полу, обмотанного синей изолентой, и высунув от усердия язычок, Валя заново малюет себе тени, скулы, губы, повторяя:

— Я теперь сирота, мальчики… пожалейте меня…

Она выросла вся в отца, воспринимала окружающий мир, как волшебное (пусть и жуткое иногда!) действо, как некий театр, и посему видела в людях классических персонажей Шекспира или Гоголя, которые, как говорят умные люди, мало изменились, улавливала прежде всего не то, что люди говорят, а КАК говорят.

И вот в ее жизнь (и в жизнь матери, конечно) входит новое событие. В дверь квартиры Лавриковых несколько раз уже нетерпеливо звонили, потом принялись стучать. А ведь у матери свой ключ. Кто же это?! Валя вскочила:

— Лен, ты?.. Не заперто, как всё во мне! — И, обернувшись, увидела перешагнувшую порог незнакомую женщину с черной тучей волос в виде двух восьмерок, перепоясанных красной лентой. Ни дать ни взять цыганка. — Вам кого? Мамы нет дома.

Незнакомая женщина ведет себя резко и уверенно.

— Я все знаю. Примите и мои, так сказать…

— Что именно? — надменно вскинулась Валя.

— Мои надежды, — быстро нашлась незнакомка. — В рабочие дни никого не могу застать. Решила в воскресенье. А у вас музыка.

— Но мамы нет. — Валя, присев, выключила магнитофон. — И сколько можно? Вы из ФСБ?

— Нет… но я следователь.

— Сколько же вас!.. Человек пропал — найти не могут!

— Тихо–тихо. Я‑то как раз хочу найти. Как тебя зовут?

— Некогда мне. Валентина Михайловна.

— Валентина, кое–что изменилось.

— Что, перестали на мертвого дерьмо валить? — Валя, как мама, расширила и сузила глаза.

— Откуда ты знаешь, что мертвый?

— Что?! — Девочка пошла розовыми пятнами, руки взлетели к горлу.

— Давай так: ты мне, я тебе. Это называется диалог… За все это время он не звонил, не писал?

— Так вы думаете — похитили?! Да??? — Чтобы согреться от внезапного озноба, Валя подхватила с пола пушистую кошечку Люську, которую подарили соседи в прошлом году и которая с недавней поры вдруг застонала, замяукала, катаясь по полу. — Помолчи, киса моя. Я слушаю! Да? Да?

— Все бывает, Валечка. Тебе точно известно — не писал, не звонил твоей маме?

— Я бы знала!

Гостья пристально посмотрела на девчушку.

— Что так смотрите?! У нас нет секретов… Он живой?! Скажите же!

— Сначала ты мне скажешь. Когда он исчез… как вела себя твоя мама?

— Что значит, вела? Ну, вот у вас бы исчез… Рыдала, на стены лезла…

— И до сих пор рыдает?

— Что вы кругами ходите, как кот ученый?! — Валя сердито разглядывала нахальную тетку, прижимая котенка к груди. — Рыдает! Проснусь ночью — ревет!

— Реветь можно, Валечка, по разным причинам. Понимаешь… — Гостья понизила голос. — Его, говорят, видели.

— Кого? Где?!

— Будто бы мелькал в Москве… раза три… на красном «вольво»…

— Папа жив?! — шепотом просипела девочка.

— Тихо–тихо. Конечно, люди могут и ошибаться… но если говорят, что трижды…

— Папочка живой?! — Отбросив котенка, Валя захлопала в ладошки. — А почему в Москве? Его держат заложником?

— Подожди. Это я только тебе… в знак доверия…

— А маме?! Маме?! Она же с ума сойдет от радости!

— А вот ей пока не надо. Ты сядь, пожалуйста. — Валя, кивнув, послушно села на стул возле стола, вскинула синие глаза на гостью. А та смотрела оценивающе, как держится девочка, как одета. — Значит, не звонил, не писал? Валюша, дело не такое простое. Ты, конечно, знаешь… когда твой папа исчез, вместе с ним исчезли деньги…

— Опять!.. Уж не думаете ли вы?!.

— Я, Валечка, не знаю, что и думать. Михаил Иваныч остался многим должен… и суммы весьма большие. А тут еще свежий факт. Последний раз его видели будто бы вчера, в районе Арбата… ехал один, без сопровождающих… Здоровый, веселенький.