Роман Лерони - Не говорите с луной

— Ветер на нас, но дымом от очагов даже не тянет, — подкрепил свой вывод Левченко.

— Х…во, — вздохнул Седой. — Надо дождаться рассвета и на зорьке двигать по дворам.

— Сазонов ждать не будет, — ответил ему офицер. — Наши все рации заглохли после ручья. Он сидит там и дёргается. Сейчас начало одиннадцатого. К часу ночи он сюда притащится с бронёй. Это точно!

— Так пусть тащится, — улыбнулся Шевалье. — Нам меньше топать надо будет.

— Дело не в этом, Шевалье. А в том, что у него мало людей и мины на дороге.

— Мины?

— Я думаю, что мины есть.

— В прошлый раз не было. Правда, Сотка?

Старшина только покачал головой.

— Дело говорит, старлей. Если бы не было прошлого раза, в этот раз точно бы мин не было.

— Ладно, п…ть — не мешки таскать, — подвёл черту Александр. — Надо дело заканчивать. Половина уже сделана. Сотка, или, как тебя там, слушай меня, старшина…

Нижнюю часть дороги он перекрыл двумя бойцами — Соткой и Немцем. Верхнюю часть должны были перекрыть Седой и тот, которого все звали Голей. Прежде, чем пары ушли, он сказал им:

— У вас по пятнадцать минут. Выходите, осматриваете крайние хаты, занимаете позиции. Через пятнадцать минут выпускаю дозорный отряд. Шевалье с пулемётом остаётся со мной.

Никто не возражал. Следуя друг за другом, солдаты стали спускаться с горы. Пару раз их движение выдал шум каменистых оползней. Но в селении по–прежнему было тихо.

Перед отправкой дозорного отряда, Александр приказал всем сверить часы.

— На моих часах сейчас… половина одиннадцатого вечера. Старший группы Валик. Входите с нижней части дороги, разбиваетесь на группы и идёте по мазанкам по очереди. Пока одни досматривают — другие прикрывают. По очереди: один дом на этой стороне, один дом на той стороне. Полчаса на всё. Через тридцать минут мы с Шевалье спускаемся и прикрываем отход. Берите, что надо взять и уматываем отсюда.

Солдаты согласно кивнули и через мгновение было слышно, как шуршат камни под их ботинками.

Морось дождя стала редкой. Ветер разорвал почти весь облачный покров, и луна светила практически постоянно. Они лежали плотно прижавшись друг к другу — Левченко и Шевалье. Александр наблюдая за кишлаком, Шевалье сложив руки на пулемёт, смотрел на луну.

— Как тебе здесь, старлей?

— Именно здесь? — переспросил Александр.

— Нет, вообще. В Таджикистане.

— Не знаю. Не распробовал ещё. Вода, конечно, в ручьях у них не

важная. Солдат коротко и тихо засмеялся.

— Мы уже думали, что ты пошёл в подводном положении в Афганистан.

— Не дождётесь, Шевалье. Я живучая сволочь.

— Всё правда.

— Что «всё» и что «правда»?

— Что сволочь, и что живучая, — солдат снова засмеялся.

— Сволочь–то за что?

Шевалье перевернулся на спину и стал тереть руками лицо. Александру тоже захотелось сделать то же самое. Они лежали на камнях, высунув головы за край обрыва, чтобы было удобно наблюдать за посёлком внизу. Дующий снизу ветер был сильным и холодным. Под его студёным напором деревенели руки и лицо.

— Меня, старлей, задолбали всякого рода строители, типа тебя. Чуть что — «смирно», чуть криво — «кругом», «левое–плечо–вперёд–шагоммарш»…

— Ты, наверное, ещё не заметил, что находишься в армии, — прошептал Александр.

— Последние семь лет я только это и замечаю, старлей, — вздохнул Шевалье, возвращаясь к пулемёту. — Устал.

— Пиши рапорт и уходи на гражданку.

Солдат только усмехнулся этому совету.

— Хотела душа в рай, да грехи не пускали. И, что мне делать на той гражданке? Всё, что я умею делать — стрелять, в разведку ходить, шеи сворачивать и в засадах сидеть. Ну, кому, скажи, нафиг надо, как я здорово умею выкладывать растяжки?

— Никому. Но, Шевалье, там есть возможности. Пойдёшь учиться

— освоишь что–нибудь новое и нужное в жизни. Станешь экономистом или юристом — например.

— Экономистом, — мечтательно протянул солдат, — юристом… Ты так говоришь, словно об этом сам думаешь.

— Думаю, — признался Саша. — Чем дольше нахожусь в армии, тем чаще об этом думаю. Многие мои знакомые неплохо устроились, там, на гражданке. Пишут, приглашают.

— Я что–то такое сам слышал, — согласился боец. — Но мне думается, что не вся правда в их рассказах. Здесь всё просто и буквально: это сволочь — с нею дружим или подчиняемся, а это враг — с ним воюем. А там… Только рассказы. Я сам из Украины. Независимая, если помнишь, страна теперь. Мой брат откосил от армии, уже закончил университет. Он башковитый парень, хотя и младше меня. Написал, что пытался устроиться на работу. Он юрист, по международному праву. Дипломатом хотел стать. Правильно рассчитал, что для молодого государства дипломаты будут кстати. Ошибся, пацан.

— Оказались не нужны? — удивился Саша.

— Не то, чтобы уж совсем, — Шевалье сплюнул. — Чин–чином двинул он в министерство иностранных дел, мол, вот он я — молодой специалист! Кадровик к нему с растапёртыми объятиями: давай, дорогой, давно ждём. Давай–ка, накрывай полянку в кабаке и обсудим условия. Ну, братик, собрал какие–никакие копейки, в кабачке столик забил, местечко пригрел. Важный дядя пришёл, поел, попил на халяву, а потом листочек со списком сунул — на, детка, выбирай. А на листочке, в ровном списочке, рядком вакансии: сюда — дипломат, здесь — торговый атташе, там — полпред, и так далее. Полно вакансий!.. Напротив каждой ещё один рядок — циферки с суммами, которые надо заплатить, чтобы получить приглянувшуюся должность…

Он смолк, когда за их спинами дробным костным звуком скатились камни. Спохватившись, они перевернулись на спины и уставились в очерченный лунным светом склон горы. В стонущей от ветра тишине, плывя в лохматых, подсвеченных лунным светом, облаках, нависала чёрная громада горы. От напряжения в глазах поплыли электрические сполохи, и казалось, что шевелятся любые тени, едва только переведёшь на них взгляд. Заныли руки, до судороги в мышцах сжимая оружие, готовое отплеваться смертью по малейшему подозрительному движению или шороху. Но всё так же монотонно выл ветер, студя камни, оплакивая нудным дождём мёртвую ночную гору.

— Второй раз слышу, — тише прежнего прошептал Шевалье. — Не нравится мне это. Такое чувство, что тебе смотрят в спину. Неприятно. Жутко.

Александр ничего такого не чувствовал, и падение камней услышал впервые.

Внизу, в кишлаке что–то громко треснуло сухим, древесным звуком, затем посыпалось, под конец зазвенев битым стеклом. Это заставило офицера и солдата вернуться к наблюдению за селением.

— Чёрт! — выругался Шевалье. — Давай–ка, старлей, сменим позицию. Двинем по очереди во–он под тот валун, справа. Только тихо.

Солдат шептал это Александру прямо на ухо, и его горячее дыхание с едва слышимыми словами, вдавливались в мягкое, податливое на восприимчивость сознание, и выпирали на спине, вдоль всего хребта, до копчика, острыми и частыми мурашками.