Исмаил Шихлы - Антология современной азербайджанской литературы. Проза

Думая об этом, доктор Джафаров внутренне улыбался, ибо сознавал, что эта вероятность никогда не претворится в жизнь. Но не потому, как теперь ему виделся свободный капиталистический мир и было невозможно делиться прекрасными воспоминаниями о советском периоде — еще как было возможно! — со временем эти воспоминания станут еще больше обогащаться, а потому что одна из его детей — дочь Екатерина — вышла замуж за шведа Бартольда и жила в Швеции, а сын Александр с семьей проживал в Санкт-Петербурге. И доктор Джафаров отлично понимал, что перспектива когда-нибудь собрать вокруг себя внуков, делиться с ними замечательными воспоминаниями — равна нулю.

Дело в том, что доктор Джафаров, окончив в 1955 году среднюю школу в Баку, поступил в Военно-медицинскую академию в Ленинграде и, завершив учебу, служил в различных военных округах — от Ярославля до Владивостока — необъятной России. И ровно через 33 года вышел в отставку в ранге полковника медицинской службы и вместе с супругой Анной Викторовной вернулся в Баку.

Как высокопрофессиональный врач он какое-то время еще практиковал в одной из бакинских клиник, затем, окончательно выйдя на пенсию, перебрался в родное село, в пустующий родительский дом, но и здесь односельчане часто приглашали его к больным.

Будучи человеком абсолютно бескорыстным, доктор Джафаров никогда не заговаривал о деньгах и после обследования и лечения пациента довольствовался тем, что совали ему в карман или подносили родные больного.

Одновременно он являлся неофициальным консультантом в зонах отдыха, щедро возведенных вдоль морского берега, в том числе в «Райском уголке», то есть не был в штате, не получал зарплату, но если у туристов и вообще у отдыхающих возникали проблемы со здоровьем, то они по рекомендации Фейзи-бека обращались к доктору Джафарову, так как Фейзи-бек испытывал уважение к его личности, профессионализму и опыту, а Анне Викторовне оказывал особое почтение.

Оказывается, Ленинград мог снова стать Санкт-Петербургом… Кому такое могло прийти в голову?!

Дуралей мулла Зейдулла предлагает избавиться от русского окончания «-ов», оставив только Джафар, будто тем самым изменится и биография доктора Джафарова. К тому же мулла Зейдулла не ведал о том, что когда-то отчество доктора Джафарова уже было изменено…

Все это пустое…

Доктор Джафаров был недоволен своим здоровьем, но зато удовлетворен своей жизнью и судьбой: Анна Викторовна оказалась исключительно чистоплотной, заботливой, доброжелательной, со спокойными манерами женщиной, и как поженились они в 1960 году — ровно 52 года тому назад, — с тех пор и по сей день меж ними не было не только ссор, но даже небольших размолвок, и доктор Джафаров больше всего ценил это. Их дети — сын и дочь — выросли серьезными людьми, правда, ни телесно, ни духовно, можно сказать, не были связаны с Азербайджаном, но и это не являлось источником особых забот и переживаний доктора Джафарова; мир и без того идет навстречу глобализации, и лет через сто-двести какие там могут быть азербайджанцы или британцы?!

Доктор Джафаров родился в этом селе, вместе с сельскими ребятами, в том числе с Зейдуллой (сейчас он стал муллой и пишет стихи о любви соловьев и роз) рос в этом селе, гоняя тряпичные мячи, пуская воздушных змеев, купаясь в море; живя в России, он, конечно же, иногда вспоминал эти дни, тосковал по азербайджанским блюдам, что готовила его покойная мать, особенно по ее плову, но и это не могло стать великой бедой.

Анна Викторовна, штудируя поваренные книги, пыталась готовить азербайджанские блюда, особенно прославленный среди блюд плов. Доктор Джафаров, не подавая виду, давясь, с отвращением ел плов, что в точности следовал рекомендациям кулинарных книг. Готовила Анна Викторовна, ибо это был такой плов — считай, что на шею Короглы — известного героя народного эпоса — повязали галстук, а на голову напялили цилиндр, но с годами доктор Джафаров так привык к нему, что ему уже не нравились пловы, что подавали в домах родственников, знакомых, для него самым лучшим казалось блюдо, приготовленное Анной Викторовной.

В семье говорили по-русски, и в тот жаркий летний полдень, кушая вермишелевый суп с помидорами, доктор Джафаров сказал:

— Анна, я бы с удовольствием съел плов…

Анна Викторовна, глядя на мужа уже начавшими слезиться, но все еще прекрасными синими глазами, улыбнулась:

— Только в начале следующего месяца…

В том смысле, что пенсию они получат только в начале следующего месяца, то есть через пять-шесть дней, и тогда будет и мясо, и курица для плова. Сегодняшний же суп Анна Викторовна сварила на бульоне костей свежей говядины, купленной неделю назад, как всегда, у мясника Мирзааги, и доктор Джафаров очень любил вермишелевый суп с помидорами, приготовленный на таком бульоне. Они всегда покупали говядину, потому что баранина отчего-то приводила к расстройству желудка Анны Викторовны, и доктор Джафаров со временем начисто отвык от баранины.

Доктор Джафаров пожал плечами и, зачерпнув полную ложку прекрасно приготовленного супа с помидорами и вермишелью, сказал:

— Что поделаешь?.. Покушаем этот прекрасный суп…

Петушиные бои, как правило, проходили по субботам в полдень, а в летние дни — когда заходило солнце, и в ту памятную субботу ближе к вечеру, когда становилось относительно прохладно, дядя Ибад начал производить подготовительные работы на площадке за сельским базаром.

Приземистый, тучный, но очень подвижный дядя Ибад служил ночным сторожем базара. И ввиду того, что к данному участку ни у кого не было претензий, он самолично назначил себя хозяином места, и это было нечто вроде крупье. Он прибирал площадку для боя, брал у зрителей от пятидесяти копеек до маната за место, а также собирал деньги у заключающих пари, и тот, чей петух одерживал победу, подбрасывал и ему немного деньжат.

Все эти и другие подобные дела, как говорится, само собой, но использование дядей Ибадом участка, принадлежащего сельскому муниципалитету, этим не кончалось. Юркий, будто ртуть, всегда в движении, натужась, он выносил из сторожевой будки старый (и еле там помещавшийся) деревянный столик, относил его в верхнюю часть площадки, где должны были состояться петушиные бои. Накрывал столик накрахмаленной и выглаженной тетушкой Нисой скатеркой, водружал на столик медный самовар, доставшийся от предков все той же Нисы. Расставлял стаканы и сахарницы, блюдца с исключительно аккуратно нарезанными дольками лимона, энергично подбрасывал в самовар уголь и, когда вода вскипала, предлагал болельщикам, кого мучила жажда, стакан чая за 30 копеек, а когда бойцовские петухи особенно расходились, не упуская момента, продавал чай с лимоном уже за 50 копеек.