Исмаил Шихлы - Антология современной азербайджанской литературы. Проза

А Бекир кричит тем, кто ближе к дверям:

— Отворите, пускай проветрится!

Тут Шайтан — «оп!» — и выскочил из людей. В трубе засел. Глянул вниз, хотел снова в людей пролезть, а зурна ревет, по Шайтану бьет!.. Куда деваться, к кому приткнуться? Люди все на свадьбе гуляют, не к кому даже в сны встревать. Делать нечего, пошел, забрался в развалины, семя крапивное вылущивает да жрет! Вдруг видит, Домрул-удалец, раз — и юркнул в него! Но чует: кроме как на воровство, ни на что ему Домрула не подбить, сил не хватит. Давай нашептывать: «Бекирову корову со двора сведи! Сведи у него корову!» Крадется Домрул-удалец к Бекирову дому, а зурна как рванет!.. Остановился парень. «Ну чего? Чего ты?.. Иди за коровой!» Обернулся Домрул, слушает — откуда музыка. «Иди за Бекировой коровой!» А тут как раз «Узун дере» завели, в Домруле все косточки ходуном ходят, Шайтана мнут, он ведь в Домруле сидит, в нутре. Слушает Домрул зурну, и душа в нем светлеет.

— Чтоб ты проклят был, Шайтан!

И пошел Домрул-удалец туда, где музыка. Прикидывает Шайтан, чего ж теперь-то? Решил к Кази сунуться. Нырнул в трубу. Видит, спит Кази, жена рядом с ним. Кази лицом в одну сторону, жена — в другую. Шайтан — раз, обернулся сиротками и — к ней в сон — за милостыней. Жена Кази: «Пошли вон, голодные собаки!» — и прогнала всех. Домрулом обернулся, и близко не подпускает. Оборотился Мельником, помягчала… «Иди, — говорит, — принеси мне кольцо ханской жены, тогда…»

Отправился «Мельник» за кольцом — отсрочка, опять у Шайтана ничего не вышло. Он тогда раз — и Бекиром оборотился. Увидела его Казиева жена, обхватила за шею… Только она баба не дура, понимает, что сон, он и есть сон, давай живого звать: «Бекир! Бекир!» Проснулся Кази, слышит, жена другого зовет. Кази, он как-никак мудрец, думать стал, с чего бы его жене другого призывать. Не голодная, чтоб хлеба просить, не нагая — наготу прикрыть. Прикусил Кази палец, думает. Думал, думал, а потом как развернется да как влепит бабе затрещину! Та с испугу орать, Шайтан — шасть в трубу!.. Слуги слышат, хозяйка кричит, прибежали, воды несут. Шайтан хотел было в воду нырнуть, чтоб она его с водой выпила, да вспомнил, что вода черта не принимает. Со злости да с тоски решил он посреди села на коня вскочить, скачки устроить. Смешался с ветром и в тот же миг явился у Бекира на конюшне. Гнедой стоит, дремлет… Но только Шайтан из трубы рыло высунул, конь как заржет, сразу признал… Услыхали на свадьбе, плясать перестали. А один парень говорит: «Гнедого и то разобрало, как зурну услышал!..»

Бекир-то знал, что это Шайтан коня тревожит, но помалкивал, — чего ради средь веселья Шайтана поминать?

А Шайтан вскочил на гнедого, ноги под животом скрестил и сквозь запертые ворота на улицу. Скачет гнедой в ночи, сам думает: есть же где-то миру конец, а где миру конец, там и страху конец, летит, в ушах ветер свистит, конь от свиста того ускакать хочет, потому как знает: то не ветер свистит, то Шайтан ему в уши дышит, гриву в косы плетет.

Скакал, скакал гнедой, полмира обскакал, чуть не издох скакавши. И вдруг видит, стоит себе в стойле, как Бекир привязал, так и привязан. Только в мыле весь и грива в косички заплетенная. Понемножку отошел конь, успокоился, дремлет…

А Шайтану опять скучно. Опять его на свадьбу принесло, залез в трубу, сидит. Зурна потише поет, танец медленный — для невесты. Хотел Шайтан из трубы высунуться, поближе подобраться, да не тут-то было: забыли люди пакости да козни, веселятся. Бабка Фаты с Мельником танцует, даже светится вся. Танцует, жеманится, ну прямо как в двадцать лет танцевала, а старухе девичья повадка, что девичий наряд, — смеются люди.

Мельник даже про Фатьму забыл. В уголке ребятишки его собрались, смешно им, что отец со старухой пляшет, веселятся. И жена Мельникова — маленького росточка женщина — смеется, заливается.

Поглядывает на них Шайтан, от зависти хвост кусает.

Только Мельник со старухой разошлись-разохотились, мальчишки кричат: «Невесту ведут танцевать!» Музыканты играть перестали. Обернулись, смотрят. Стоит Акча, белым платком покрытая, и такая она красавица, ни пером описать, ни в сказке сказать.

На крыше шум, гром — только слышен тот шум одному Шайтану. Высунул он рыло из трубы, глядит, в чем дело: а это, как Акча вышла, весь народ, сколько было его на свадьбе, ахнул разом — вот крыша и затряслась-заходила.

Видит Шайтан, отмякли люди душой, сердца у всех нараспашку — самый момент пролезть. «Оп!» — и прямо к Фаты в сердце! Уселся, устроился и давай нашептывать: «Не уходи из круга! Чего ради бросать не доплясавши?»

Старуха как заорет:

— На скольких свадьбах плясала-переплясала, не было такого, чтобы доплясать не дали!.. Я вас всех в бараний рог скручу! Из свадьбы поминки устрою!

Опять замутилась свадьба. У Мельника из глаз Шайтан глядит, на невесту пялится. Молодухи да девки так и полыхают лицом, раскрасил их Шайтан бесовской краской…

А Шайтан от усердия чуть из Мельниковых глаз не вывалился, едва удержался.

— Эй, люди! — кричит Бекир на всю тойхану. — Что случилось? Почему не танцуете? Не мне ж самому плясать — голод будет!

А Шайтан кричит из Мельника:

— Пусть невеста в круг выйдет!

Вышла Акча в круг, подняла руки… За ней и подружки вышли. И пошли, поплыли, да с такими ужимочками шайтанскими, что парням да мужикам делать ничего не остается — бросай да бросай на шабаш…

Один золотой бросит, другой — два, третий — три… И столько монет золотых набросали, что девки, считай, на чистом золоте пляшут. Увидел Шайтан такое, на месте усидеть не может, прыгает, скачет у людей в середке. И зурна уж никого за душу не берет, потому что у всех золото перед глазами. Музыканты играть играют, да на золото вытаращились — несут невесть что.

Смешалось все. Музыканты одно ведут, девки свое пляшут…

Домрул-удалец стоит в стороне, на золотые пялится, тут Шайтан его и словил: «Иди! Сведи корову со двора!» Погнал к Бекирову дому.

А вот к Акче в душу влезть никак у Шайтана не выходит.

Он тогда к пареньку молоденькому забрался; девка одна с Акчой танцевала, так он золотые той девке прямо в руки совать начал.

— Кого хочу, — орет, — могу за золото купить!

Опять пошло — за ножи да кинжалы хвататься. А Шайтан у бабки Фаты в нутре ерзает, когтями скребет от радости: «Вам драка, а нам потеха!»

Опять Бекир выходит вперед. На одного глянул, на другого зыркнул… Притихли парни. Ворчат, жалко уж, что деньги-то побросали. Им бы драку сейчас, чтоб сердце остудить… Стал народ расходиться.

Шайтану хоть разорвись: и свадьбу не бросишь, и людей, что ушли, оставить жалко. Выскочил он из трубы, обернулся ветром, пошел мести по деревне. Песок, пыль поднял, закрутил… Бабка Фаты лежит под одеялом, закуталась: «Хорошо! — говорит. — Еще бы дождик каменный!..»