Олег Нестеров - Небесный Стокгольм

– Косыгин назвал идею с ценами единого уровня умной и привлекательной. Но непрактичной.

Лысый хмуро посмотрел на них, пытаясь понять суть разговора.

– Наверху просто не хотят ломать систему. – Эдику, похоже, было все равно, где он сейчас находится. – К чему такие риски? Нужна стабильность. Болото. – Он плюнул в сердцах. – Сказали прямым текстом: хотите риски – тогда вам к Никите Сергеевичу.

– У, лысый черт! – сразу отреагировал спящий мужчина.

Антон наконец повернулся к ним и разглядел вошедшего типа. В его глазах на секунду возник ужас.

– Разогнали совнархозы на Пленуме, – вступил он в разговор, медленно подбирая слова и с трудом отведя от лысого взгляд, – опять министерства создают. – Наконец он немного пришел в себя. – Знаете, что академик Трапезников сказал после доклада Косыгина о реформах? Если из лучших швейцарских часов вынуть пару колесиков, они перестанут показывать время.

Лысому что-то, видимо, не понравилось, но тут дверь открылась, вошел дежурный, назвал их фамилии и сказал – на выход.

Они быстро вышли. Антону и Эдику вернули документы, но на улице их ждал милицейский «Газик». Петя испугался, но потом понял, что их просто подвозят к машине.

Высадили их там же, у гранитного парапета. Город внизу погружался во тьму. Ларек закрылся, вокруг ни души.

– Вере спасибо скажи, – тихо сказал Антон, не глядя на Эдика. – Ей, видно, дежурный позвонил, когда личность устанавливал.

Эдик, казалось, ничего не слышал.

Антон пошел к своему «Москвичу».

– Но даже если бы Косыгин все наши пункты утвердил, все равно ничего бы не вышло. – В голосе Эдика звучала обреченность.

– Почему?

– Машина идеально будет считать загруженные параметры. Выдаст правильные цифры на выходе. Но вот вопрос – будет ли она получать правильные цифры на входе? От директоров, плановиков, всех тех, кто десятилетиями учился обманывать плановую систему? Оптимальными цены так и не станут, машина просто пересчитает один обман в другой. Похоже, что мне теперь по жизни этим и придется заниматься. Бесконечно оптимизировать ложь.

Пошел дождь. Они вернулись к машине. Потом еще долго ехали по ночной Москве и молчали.

Бежали, боялись не успеть. Куда они бегут, Петя толком не понимал. Сорвались, как по тревоге, вернее, тревога и случилась. Заканчивался рабочий день, когда Антону позвонил отец и сказал, что Белка ушла на демонстрацию. Демонстраций в декабре не бывает, в декабре только Новый год, понятно было, что она снова ввязалась в какую-то очередную авантюру, на этот раз серьезную, судя по тому, как подорвался Антон. Петя с Кирой даже ничего и не спрашивали, просто знали, что они там точно будут нужны.

На Пушкинской площади стояло в общей сложности человек двести. Часть у памятника, часть чуть поодаль, эти вроде как в демонстрации не участвовали. Лица у собравшихся были спокойные, держались они с достоинством. Те, которые стояли сбоку, были пооживленнее, складывалось впечатление, что они пришли то ли на вернисаж, то ли в консерваторию. Здоровались друг с другом, улыбались. Вокруг ходили постовые, будто бы занятые своим делом, еще какие-то люди, этих Петя сразу определил – свои. Было несколько комсомольских патрулей, те вылавливали студентов из своих институтов и уговаривали идти домой. Какие-то люди с фотоаппаратами – то ли корреспонденты, то ли ребята из наружки – без конца фотографировали происходящее. Словом, пока все было тихо-спокойно.

Кто-то поднял самодельный плакат – не такой, какие обычно бывают на первомайских демонстрациях: «УВАЖАЙТЕ СОБСТВЕННУЮ КОНСТИТУЦИЮ!» Но к нему сразу подошли, и плакат исчез.

Белку первым заметил Кира, она стояла у памятника и улыбалась. Пошли к ней, стараясь идти не очень быстро.

Антон крепко взял ее за руку:

– Выходи.

Она постаралась высвободиться, не переставая улыбаться, но ничего не получалось.

– Уйди от меня, Антон. Я взрослая. Ты за меня уже не отвечаешь. Жизни я тебе не испорчу, не бойся. Уйди, не позорь меня, – говорила она, не глядя на брата.

– Ты зачем сюда пришла? Двух евреев защищать? У них защитники и без тебя найдутся. Включи «голоса» и послушай.

– Я просто хочу, чтобы законы для всех были одинаковыми. Чтобы их просто исполняли. Ты понимаешь, какой начинается бред? Кучка людей вышла сказать власти, что она должна выполнять свои же законы.

Антон не стал с ней больше разговаривать, силой выволок из толпы. На них смотрели молча, не вмешивались. Ни те, кто стоял, ни постовые. Белка не кричала, только отчаянно сопротивлялась. Антон вдруг оказался жестким и точным. Через минуту они уже стояли за углом, на улице Чехова.

Видно было, что Кира испытывал разные чувства, пока Антон ее волок. В какой-то момент Пете даже показалось, что он сейчас его ударит. Они встали рядом, но чуть поодаль, дело-то семейное.

Вроде брат с сестрой, а с другой стороны, ведь это их Белка.

– Галя! Послушай меня внимательно. Все очень серьезно. На этот раз все будет по-другому. Это тюрьма. Настоящая. Поедешь лес пилить в Пермский край.

– Я не Галя. – Белка посмотрела Антону прямо в глаза. – Запомни навсегда.

Они стояли друг против друга, страшно было на них смотреть. Затем Белка развернулась и зашагала прочь.

Антон не двигался. Кира переглянулся с ним и медленно пошел за ней.

Возвращались к метро. Народу на площади не прибавилось, но рядом появились грузовики.

– Тикунов увеличил штат на двадцать тысяч человек. Теперь разрешено применять дубинки и слезоточивый газ.

Шел снег. Чей-то монотонный голос в мегафон убедительно просил всех немедленно очистить площадь. Все потихоньку начали расходиться. Рядом стоял Пушкин Александр Сергеевич и внимательно наблюдал за происходящим. Казалось, вот-вот он даст всем какой-то важный совет. Его частная жизнь, похоже, продолжалась.

– Декабристы… – Антон отряхнул шапку от снега. – Х*евы.

И вошел в метро.

Петя домой не поехал – сил не было. Нужно было побродить. Пошел к Большому, завернул на Неглинку, потом по Цветному мимо цирка и как-то так незаметно очутился у Катиного подъезда.

Она не удивилась, было только видно, что немного нервничала. Налила ему чаю, от еды Петя отказался.

Он все ей рассказал. И про Белку, и про Эдика. И про Филиппыча. Про то, что у Антона, похоже, своя игра началась в КГБ. Даже про себя рассказал, вернее, про Настю. Совершенно неожиданно.

Катя слушала все внимательно, временами погружаясь в свои мысли.

– Привыкнешь. Будешь ценить каждую секунду, проведенную вместе. Родить ей надо побыстрее.

Потом сидели и просто друг на друга смотрели. Наверное, не нужно было этого делать.

– Сколько тебе сейчас?