Зденек Плугарж - Если покинешь меня

Круглый стол дома, в их столовой. Праздничные тарелки с золотыми ободками, два больших серебряных подсвечника с зажженными свечами, еловые веточки на белоснежной скатерти с блестящим шелковым узором.

Традиция минувших лет. Он лежит рядом с маленькой, что-то лепечущей Эрной. Из щели под дверью гостиной доносится запах хвои, оба они — брат и сестра — под властью легенды о младенце Иисусе.

Выжидательное напряжение последних минут рождественского поста, кончающегося беспорядочным обилием праздничного стола в сочельник.

Еще в прошлом году, несмотря на трудное положение, ему, как всегда, достались превосходные подарки. Его мать ни при каких обстоятельствах не отказалась бы от привычки праздновать рождество торжественно и пышно. «Никому и ничему, — говорила она, — я не позволю отнять у меня то единственное, что еще осталось, — частичку моей частной жизни. Не позволю! Слышите вы, слуги антихриста! В стенах своего дома я остаюсь хозяйкой!»

Несчастная мамочка! Спустя два месяца после рождества стены ее замка были повержены в прах залпом из орудий самых крупных калибров: вон из барского дома, немедленно, без проволочек! Иначе даже Комитет действия не сможет поручиться, что бывшие батраки имения стихийно не разделаются с помещиком!

— О чем вы так задумались, Вацлав? Я уже второй раз обращаюсь к вам, а вы сидите, как король Вацлав на Бездезе! — Баронесса подошла к столу. Ее странная высокая прическа сбилась немного набок.

— О доме вспомнил, — смущенно признался Вацлав.

Она опустилась на скамейку около него, прислонившись спиной к столу.

— Расскажите мне что-нибудь о своей семье.

— Зачем?

— Вы здесь один из немногих людей нашего круга.

Баронесса оглянулась и понизила голос. В нем слышалось любопытство и неожиданная сердечность.

Молодой человек понял, что Баронессе нужно с кем-то поговорить. Ей, как и ему, необходимо как-то заглушить душевную боль, вызванную отъездом профессора.

Понемногу Вацлав разговорился. В Баронессе действительно было что-то такое, что сближало его с ней, несмотря на то, что она часто действовала ему на нервы.

Он начал рассказывать, как уже в сорок пятом году погас блеск былой славы отца: исчезла надежда на получение депутатского мандата от аграрной партии. Беда всегда тянет за собой другую — цены на сельскохозяйственные продукты упали. Наконец, треть отцовской земли одним росчерком пера нового господина министра земледелия была передана бывшим батракам!

— Должен же был министр чем-то купить их души! — проскрипела Баронесса.

— Но, — продолжал Вацлав, — у отца были кое-какие резервы, накопленные в годы войны и в последние годы первой республики [66] То есть Чехословакии с момента образования в 1918 году и до 1938 года. , когда он обладал очень большой властью, было, что продавать. Еще много лет мы могли бы жить зажиточно, хотя отец не без горечи шутил с приятелями за рюмкой коньяку: «Хотите мое поместье? Даром отдам, немедля. Управляйте им и выполняйте обязательные поставки!»

Грянул февраль. Эта страшная стремительная лавина событий! Устои, на которые опирался отец после войны, рушились, как карточные домики. Слава, известность и сила наших влиятельных друзей испарились в течение одной ночи.

А под нашими окнами бушевала толпа в грязных сапогах: «Вон! Не только из дома, из имения и вообще из села! Улепетывайте за тридевять земель — в пограничье! Вы, барин, называете себя земледельцем. Вот вам и дадут там халупу, кусок косогора — извольте хозяйничать, господин депутат!»

Все: жилые постройки, машины, скот, полные закрома; скаковые лошади, автомобиль, лес — предмет особой любви отца — все это было утеряно нами в одну минуту, исчезло, подобно Атлантиде, поглощенной пучиной океана. Погибли плоды труда всей жизни! Потом постыдное путешествие нашей семьи из родного гнезда в изгнание! Приютились мы в каком-то захолустном государственном имении в Горацке. Кто-то из знакомых сжалился, наконец, и определил отца на место… рядовым рабочим! Правда, это была лишь пустая формальность. Уже через месяц отец был повышен в должности и переведен на лесопилку, поближе к предмету своей давней страсти — к дереву.

— И… после всего этого ваши родичи не наплевали на эту паршивую республику!

— У отца больное сердце. Он не смог бы перейти через горы.

Баронесса промолчала.

— Не бойтесь, — сказала она, наконец, с видом союзника. — Людей, у которых в крови есть традиции власти, так легко в бараний рог не согнуть! Пусть этого не забывают «товарищи»!

Вацлав глядел на подбородок Баронессы. Вблизи на нем были отчетливо видны редкие волоски.

Эта непривлекательная женщина права. Вацлав знает, что даже и в нынешний сочельник в маленькой, битком набитой мебелью квартире его мать сумеет создать вполне достойную этого праздника торжественную атмосферу.

Юноша не мог не представить себе три склоненные над столом головы. Только к четвертой тарелке никто не прикоснется. Серебряная сервировка для рыбы, граненые бокалы для вина, еловые веточки на белоснежной скатерти, из радиоприемника звучат церковные напевы и торжественный звон лондонского Биг-Бена. Эх, лучше уж и не думать обо всем этом!

Вацлав простился с Баронессой и вышел на свежий воздух. Слабое облегчение от сочувствия Баронессы испарилось быстро, едва только он увидел знакомые серые ряды лагерных бараков. Ноги сами привели его к Каткиному бараку. Но несчастье подобно грибам — редко растет в одиночестве. Катки дома не было, хотя она уже давно должна была прийти с работы. Где она? Ищет мужа? Или, может быть… существуют еще мужчины, готовые бескорыстно выслушивать ее сетования?

Мрачное настроение охватило Вацлава. Мир показался ему темным, беспросветно-темным. Кто он для нее? Бездушный камень, утес, который только и может что отозваться эхом на ее вопль. Случайная кукла в роли наперсника, нужная только для того, чтобы Катка могла поверять ему свои горести?

Вацлав горько усмехнулся. Дома девушки мечтали о тебе. Эва, та, последняя, дорого заплатила бы за твою благосклонность. Ты, сын уважаемой семьи, важная особа, мог выбирать, кого хочется, мог и бросить, как кожуру выжатого лимона, если любовь твоя теряла крылья. Что же с тобой стало? Почему ты страдаешь по этой одной-единственной? Ведь достаточно только пройтись наугад по баракам Валки — и к твоим услугам десятки девиц, не одержимых мыслью обрести утраченного возлюбленного! Крохотное интимное счастьице! Какая это пустячная, смешная проблема здесь, где сотни, тысячи людей борются за то, чтобы как-нибудь просуществовать, а некоторые и за саму жизнь!

«А тебе чего нужно?» — отозвался откуда-то из глубины души язвительный голос. Так в старину королевский шут осмеливался порой бросить правду в лицо своему повелителю.