Сергей Бакшеев - Любовница депутата [сборник]

Он увидел, как ее мягкие губы растянулись в добрую улыбку, увидел искорки смеха в бездонных темных глазах, и волна смущения захлестнула его. Он бездумно уткнулся в планшет и твердил себе, что сейчас встанет, подойдет к девушке и заговорит о чем-нибудь, о чем угодно. Но чем больше он об этом думал, тем неуютнее и глупее себя чувствовал.

И все же в один момент он решился, приподнялся — сердце его оборвалось и ухнуло куда-то глубоко-глубоко, а через миг так бешено заколотилось, что он испугался, не слышит ли она этого стука. Так и не поднявшись до конца, он сел.

Ее тоже охватило волнение. Ну почему, почему он не подошел? Она же видела, как он хотел это сделать, и теперь сама страстно желала этого. Она смотрела на его медленно поднимающееся лицо и ждала, нетерпеливо ждала его взгляда. Этот взгляд был так нужен ей, в нем сейчас заключался весь смысл ее жизни.

Их глаза встретились. Сладостная мука расплылась по ее телу, и она поняла, что любит, и, наверное, всегда ждала и любила только его.

Он прочитал в ее глазах ее сердце. Но огромная противная сила, начисто лишив воли, продолжала держать его на месте. Он стал лихорадочно искать предлог для знакомства. В глубине души он сознавал, что нужно просто подойти и сказать: «Привет», и представиться. Она все поймет. Но упрямый голос постоянно твердил: «Это безумство, так никто никогда не знакомится». Он укорял себя, но не мог подняться.

Наконец он решил, что дождется, когда она будет выходить из вагона и пойдет рядом с ней, а там — будь, что будет.

Она заметила его стеснительность и решила сама, когда он будет выходить, словно бы невзначай опереться на его руку и о чем-нибудь спросить.

Они оба уже проехали свои станции, украдкой поглядывали друг на друга, и никто не решался первым сломать невидимую преграду человеческого отчуждения.

Он сник, помрачнел и вдруг со всей очевидностью понял, что не сможет просто так подойти к незнакомой полюбившейся девушке. Вспомнил про экзамен, с безмолвным криком отчаянья в душе, порвал в себе какую-то нить и выскочил в закрывающиеся двери вагона.

На вопросы преподавателя он отвечал механически, и низкая оценка не вызвала у него никаких эмоций. Все последующий дни он постоянно искал ее и готов был казнить себя за былую нерешительность.

Он не смог бы описать ее словами, но стоило только закрыть глаза, и она представала перед ним ясно и отчетливо. А во сне она являлась ему во всей своей манящей красоте и будоражила его безумное воображение.

Он тоже снился ей, и она с удивлением и тоской глядела по утрам на измятую всклокоченную постель.

Они часто ездили в метро по той же линии, и каждый раз искали глазами друг друга. Но тщетно. Больше они не встретились, хотя часто вспоминали несостоявшееся знакомство, и тупая ноющая боль охватывала их молодые жаркие сердца.

Московский городской аэровокзал на Ленинградском проспекте жил обычной расторопной шумной жизнью. Как мощный современный комбайн он издавал множество разнотонных звуков, и так же как в комбайне колоски, сотни людей непостижимой круговертью мельтешили в нем, чтобы, в конце концов, оказаться отдельными, пронумерованными и зарегистрированными пассажирами. Все что-то искали, куда-то спешили и суетились.

Старшая дежурная по регистрации пятой секции Клавдия Михайловна заполнила ведомость, включила электрический чайник, задвинув его поглубже под стойку, и попыталась расслабиться, насколько это возможно, сидя на высоком неудобном табурете. Ей хотелось побыстрее отправить Хабаровский рейс, попить чаю с пирожными, которые принесла из буфета напарница Верочка, сдать смену и оказаться в своей уютной тихой квартирке. Время регистрации истекло, и сейчас пассажиры находились в комнате досмотра. Через пять минут автобус должен был отвезти их в аэропорт Домодедово к трапу самолета. Кассирша Люба, видя, что пассажиров больше нет, загородила окошко и занялась суммарным подсчетом. Лохматый студент, работавший в секции загрузчиком багажа, давно уже хотел расквитаться с этим рейсом и, не дожидаясь пересменки, улизнуть в общежитие. Он нетерпеливо ерзал на стуле у стенки, то и дело посматривая на заднюю дверь, не пришёл ли автобус.

Наконец, с внутреннего двора послышался приглушенный шум "Икаруса".

— Ну что, грузим? — бодро вскочил студент, обращаясь к Клавдии Михайловне.

Вошел водитель, Клавдия Михайловна записала его фамилию и, не отрываясь от бумаг, спросила:

— Досмотр все прошли?

— Одного пока нет.

Как у него с багажом?

— Сейчас посмотрю, — Верочка склонилась над ведомостью, ведя пальцем вдоль столбика фамилий, — Так, у него два места. Сорок седьмая и сорок восьмая бирки. Наверное, чемоданы. По весу — тяжёлые.

— Придется отложить.

— В такой груде разве найдёшь, — удрученный студент покосился на стенку из сумок и чемоданов, составленную около транспортёра.

— Грузи, Саша, грузи, — обернулась Клавдия Михайловна. — А его вещи отставь пока в сторону.

Но студента, по-видимому, эта перспектива не прельщала.

— Долго. Так бы позвал приятеля из четвертой секции, закинули бы по-быстрому, а то смотри каждую бирку. Может по радио объявим, шляется где-нибудь.

— В ресторане, небось, сидит, — вставил водитель. — Они все с этих Хабаровсков да Тюменей по ресторанам шастают. Денег много, вот и шастают,

Клавдия Михайловна позвонила в дикторскую и попросила еще раз объявить посадку на Хабаровский рейс. Объявление повторили дважды, но пассажир не подходил.

— Придется грузить, время не ждёт, — сказала Клавдия Михайловна, опытным взглядом всматриваясь зал. — Постойте, а это не он? По-моему, проходил такой у нас регистрацию.

В пяти метрах прямо перед ними застыли мужчина и женщина. Им было лет по тридцать, и стояли они на неудобном месте в проходе между колоннами. Вокруг суетились озабоченные пассажиры, сновали носильщики с гружёными тележками, то и дело раздавался голос диктора, хлопали двери, от телефонов-автоматов доносились возбуждённые голоса, из ресторана слышалась музыка — но всё это никак не отражалось на двух неподвижных фигурах. Мужчина бережно, будто согревая, сжимал перед собой ладони женщины, а та благодарно улыбалась. Они неотрывно смотрели друг другу в глаза, чуть подавшись вперед, и казалось, случись сейчас землетрясение, они бы его не заметили.

— Девочки, а ведь они влюблены, — с затаённой нежностью произнесла кассирша.

— Ха, тоже мне влюбленные! — усмехнулся студент. — Стоят, как воды в рот набрали и глазами хлопают.

— Рейс пора отправлять, — заявила Клавдия Михайловна. — Какая может быть любовь? Гражданин, граждани-ин, — призывно позвала она через стойку.