Джером Дэвид Сэлинджер - Ранние рассказы [1940-1948]

— Да, Петит. Много я встречал идиотов в своей жизни, — поделился сержант. — Много. Но тебя, Петит, ни с кем не сравнишь. Потому что ты — самый большой идиот!

Петит стоял перед ним на трех конечностях.

— Виноват, исправлюсь! — ухитрился пообещать он.

В первый день на стрельбище шесть человек стреляли одновременно по шести мишеням из положения лежа. Сержант прохаживался туда-сюда, проверяя готовность к стрельбе.

— Эй, Петит, каким глазом ты смотришь в прицел?

— Не знаю, — сказал Петит, — кажется левым.

— Смотри правым! — взревел сержант. — Петит, ты отнимаешь у меня двадцать лет жизни. Что с тобой? У тебя нет мозгов?

Но это еще что! После того как ребята выстрелили и мишени придвинули, всех ожидал веселый сюрприз. Петит всадил все пули в мишень соседа справа.

Сержанта чуть удар не хватил.

— Петит, — сказал он, — тебе не место в армии, где служат люди. У тебя шесть ног. У тебя шесть рук. У остальных только по две!

— Виноват, исправлюсь! — сказал Петит.

— Чтобы я этого больше не слышал! Или я тебя убью. Я тебя правда убью, Петит! Потому что я ненавижу тебя, Петит. Слышишь? Ненавижу!

— Серьезно? — спросил Петит. — Не шутите?

— Не шучу, братец, сказал сержант.

— Вот увидите, я исправлюсь, — пообещал Петит. — Обязательно. Я не шучу. Честно. Мне нравится в армии. Я еще стану полковником, не меньше. Не шучу.

Разумеется, я не рассказал моей жене, что наш сын Гарри похож на Боба Петита, каким тот был в 1917. Но он здорово похож. Дело в том, что у мальчика нелады с сержантом в Форт-Ирокезе. если верить моей жене, Форт-Ирокез пригрел на своей груди одного из самых упрямых и злых старших сержантов в стране. Вовсе не обязательно, твердит моя жена, жестоко обращаться с мальчиками. Нет, Гарри не жалуется. Ему нравится в армии, но он не может угодить этому зверю, старшему сержанту. У него еще не все получается, но он обязательно исправиться.

А командир этого полка? От него толку — ноль, думает моя жена. Расхаживает с важным видом и ничего больше. Полковник должен помогать мальчикам, следить, чтоб злой старший сержант не издевался над ними, не подавлял силу воли. Полковник, думает моя жена, обязан не только ходить туда-сюда.

Так вот, в воскресенье, несколько недель тому назад, у ребят из Форт-Ирокеза был первый весенний смотр. Мы с женой стояли на трибуне, и, увидев, как шагает наш Гарри, моя жена вскрикнула так, что с меня чуть не слетела фуражка.

— Он идет не в ногу, — заметил я.

— Ой, ну не надо… — сказала жена.

— Но он идет не в ногу, — повторил я.

— Ах, какое преступление! Ах, давайте его убьем за это. Посмотри! Он уже идет в ногу. Он сбился всего на минуту.

Потом, когда заиграли национальный гимн и мальчики взяли винтовки «на караул», один уронил винтовку. Оружие всегда громко брякает, ударяясь о плац.

— Это Гарри, сказал я.

— Такое может случиться с каждым, огрызнулась жена. — Потише, пожалуйста.

Смотр закончился, солдат распустили, и старший сержант Гроган подошел поздороваться.

— Добрый день, миссис Петит.

— Добрый день, — ответила моя жена очень холодно.

— Думаете, у нашего мальчика есть будущее, сержант?

Сержант улыбнулся и покачал головой.

— Исключено, — сказал он. — Совершенно исключено, полковник.

(перевод Т. Бердиковой)

Каждый день помощник печатника Джастин Хоргеншлаг, получавший тридцать долларов в неделю, встречал примерно шестьдесят женщин, которых никогда раньше не видел. Таким образом, за четыре года, что он прожила Нью-Йорке, Хоргеншлаг встретил около 75 120 женщин. Из 75 120 женщин не меньше 25 000 были не моложе пятнадцати и не старше тридцати лет. Из 25 000 только 5 000 имели вес от ста пяти до ста двадцати пяти фунтов. Из этих 5 000 лишь 1 000 не были уродливы. Всего 500 были довольно привлекательны, 100 — очень привлекательны и 25 мости заставить долго и восторженно свистеть себе в спину. Но только в одну Хоргеншлаг влюбился с первого взгляда.

Существует два типа роковой женщины. Роковая женщина, которая роковая женщина в полном смысле этого слова, и роковая женщина, которая не совсем роковая женщина, если в полном смысле этого слова.

Ее звали Ширли Лестер. Ей было двадцать лет (на одиннадцать меньше, чем Хоргеншлагу), рост пять футов четыре дюйма (ее макушка на уровне его глаз), вес 117 фунтов (легка, как перышко). Она работала стенографисткой и жила с матерью Эгнес Лестер, обожавшей Нельсона Эдди и сидевшей у дочери на шее. О Ширли обыкновенно говорили: «Девочка хороша, как картинка».

Однажды рано утром в автобусе на Третьей авеню Хоргеншлаг навис над Ширли Лестер, и с ним было кончено. А все потому, что Ширли как-то особенно приоткрыла ротик. Она читала косметическую рекламу на стенке автобуса, а когда Ширли читала, у нее слабела нижняя челюсть. Вот в это Мгновение, когда у Ширли открылся ротик и разомкнулись губки, она стала самой роковой из роковых женщин Манхэттена. Хоргеншлаг нашел эффективное средство против страшного дракона одиночества, терзавшего ему сердце все время, что он жил в Нью-Йорке. О, какая это была мука! Мука нависать над Ширли Лестер и не иметь права наклониться и поцеловать ее в разомкнутые уста. Какая невыразимая мука!

Такое было начало у истории, которую я собирался написать для «Кольерс». Я хотел написать прелестную нежную историю, как парень знакомится со своей девушкой. Что может быть лучше, думал я. Человечеству нужны истории, как парень знакомится со своей девушкой. Но чтобы сочинить такую, писатель, к несчастью, должен увидеть, как парень знакомится со своей девушкой. А тут у меня ничего не вышло. Бессмысленно быт и пытаться. Я не мог соединить Хоргеншлага и Ширли. И вот по каким причинам.

Для Хоргеншлага было совершенно невозможно наклониться к ней и откровенно сказать:

— Прошу прощения. Я вас очень люблю. Я просто потерял голову. Это правда. Я буду любить вас всю жизнь. Я помощник печатника и получаю тридцать долларов в неделю. Господи, как же я вас люблю! Вы заняты сегодня вечером?

Может быть, Хоргеншлаг и дурак, но не такой уж он дурак. И родился он никак не сегодня, может быть, вчера, но не сегодня. Читатели «Кольерс» такого, наверняка, не проглотят. В конце концов, что есть, то есть, а чего нет, того нет.

Не мог же я взять и впрыснуть Хоргеншлагу дозу учтивости из старого портсигара Уильяма Пауэлла [4] Уильям Пауэлл, Фред Астер — знаменитые эстрадные актеры 30-х гг., много снимались в кино. Астер пользовался большой популярностью и как танцовщик варьете, автор и исполнитель собственных песен, хореограф. и цилиндра Фреда Астера.

— Пожалуйста, мисс, не поймите меня неправильно. Я художник, работаю в журнале. Вот моя визитная карточка. Мне так хочется вас нарисовать, как еще никого никогда не хотелось… Может быть это обернется к нашей обоюдной пользе. Можно мне позвонить вам сегодня вечером? Или через несколько дней? (Короткий жизнерадостный смешок.) Надеюсь, я не показался вам слишком навязчивым, (Еще один.) Наверно, так и есть.