Мигел Соуза Тавареш - Экватор

— Хорошо. Пусть он приедет в Вила-Висоза, я посмотрю ему в глаза и пойму, внушает ли он мне доверие. Бернарду, пригласите его сюда на обед в какой-нибудь тихий, спокойный денек. Да, и узнайте, охотник ли он: если да, то это уже хороший знак.

Но нет, небольшое расследование, проведенное графом Арнозу, не выявило у Луиша-Бернарду Валенсы охотничьих пристрастий. Поэтому он был приглашен просто на обед. «Наверняка, тоскливый получится разговор, — подумал Дон Карлуш. — Даже не уверен, что мне удастся приблизиться к теме как к таковой, явно придется ходить вокруг да около».

Со стороны левых «ворот» прозвучали два выстрела. Дичь пошла, поначалу преимущественно с краев: именно там двигались загонщики, постепенно образуя полукруг в форме подковы. Однако основная часть птицы, все равно, появится в центре и ближе к концу. Издалека слышались голоса загонщиков, которые прочесывали лес, поднимая на крыло птицу, прятавшуюся на земле. Вверху и где-то впереди послышался крик куропатки, которую уже, похоже, вспугнули, и Дон Карлуш инстинктивно поднялся и взял одно из ружей Holland, приготовленных Томе́. Король уперся прикладом в пояс, чувствуя правой рукой гладкий холод стали, левой поглаживая деревянное цевьё. Из головы его мгновенно выветрились все прежние мысли. В те секунды не существовало уже ничего, кроме него и ружья, слившихся друг с другом в единое целое, внимая всем знакам и звукам леса. Адреналин подступал к горлу, сердце билось сильнее, казалось, все утро сконцентрировалось на том моменте, приближение которого он ощущал все более явственно. Так прошло минут десять. Ничего не происходило, только он, король, его секретарь, его собаки, его ружье — онемевшие, погруженные в природу и в вечное состояние охотника, поджидающего свою добычу, как это было еще с незапамятных времен, когда самый первый охотник укрылся в засаде, чтобы застичь врасплох своего зверя.

Он смотрел в правую сторону, туда, откуда слышал крик куропатки, однако первая птица появилась слева. Она пулей летела вперед, в тишине и на огромной скорости, примерно в двадцати метрах над землей. Дон Карлуш сначала заметил ее краем глаза, больше догадавшись о ней, чем увидев ее, вскинул ружье, уперев его, как следует в левое плечо. Рука короля, как говорят в этих случаях, «повела ружьем» в течение пары секунд, повторяя полет птицы так, чтобы левый ствол опередил ее примерно на метр, прежде, чем он выстрелил. Пораженная на полной скорости куропатка еще продолжала линию своего полета, раскинув в стороны крылья и планируя над миром, который вдруг внезапно захлопнулся перед ней, и потом, словно ударившись о стену, упала в пике вниз прямо на землю, с глухим и сухим стуком. Дону Карлушу не нужно было выяснять, убита она или только ранена: то, как птица прервала свой полет и как быстро устремилась к земле вниз головой, уже было верным признаком того, что выстрел оказался смертельным. Томе́ слегка присвистнул в знак одобрения, протягивая королю другое заряженное двумя патронами ружье. В тот вечер он будет вынужден еще не раз публично восхищаться мастерством Сеньора Дона Карлуша, преумножая славу превосходного стрелка, каковым слыл глава дома Браганса.

Дальше все пошло по нарастающей, по мере того, как загонщики продолжали приближаться к позициям, где, спрятавшись в своих укрытиях, находились стрелки. Куропатки пошли — по одной, парами и небольшими группами из четырех-пяти птиц. Они летели вперед разными траекториями, какие-то чуть выше, какие-то почти на бреющем полете. Последнее было для охотников сложнее всего, потому что они сливались с листвой и становились заметными лишь в самый последний момент. Выстрелы уже звучали беспрерывно, и иногда по одной куропатке стреляли подряд сразу из нескольких «ворот». Случалось, что некоторым птицам, каким-то чудом, удавалось избежать пули, однако большинство из них вынуждено было прощаться с небом, будучи не в силах противостоять этой стене из свинца, из-под которой с земли поднимался вверх запах пороха, в то время, как охотники уже с трудом удерживали в руках обжигающие стволы ружей. Уперевшись ногами в землю и постоянно смотря вперед, даже отдавая ружье Томе́ для перезарядки, Дон Карлуш стрелял метко, с той мягкостью в жестах, которая была достойна короля. Первый «выгон» он завершил двенадцатью куропатками и одним зайцем, которых тут же, со страстью, бросились подбирать Джебе и Дивор, как только Томе́ спустил их с поводка и дал им команду «Апорт!»

К полудню охота закончилась. Секретари расстелили на земле большое полотнище и разложили на нем трофеи для того, чтобы охотники могли их рассмотреть с привычным чувством гордости. Дон Карлуш в итоге убил тридцать пять куропаток и двух зайцев, потратив на это два патронташа по двадцать пять патронов в каждом. Король пребывал в состоянии эйфории, покраснев от возбуждения и от пройденного к стоянке карет пути. Ничто не доставляло королю большего удовольствия, чем такие утренние выезды на охоту с друзьями. Ему нравилось всё, включая определенную сумбурность торжества, комментарии охотников, их описания собственных подвигов, поздравления, которые он получал со всех сторон, разговоры загонщиков с секретарями, то нервное возбуждение, которое переживали собаки, беспрестанно кружившие вокруг людей, то, как куропаток раскладывали по мешкам из рогожи, как потрошились зайцы, прямо тут на месте, чтобы избежать потом неприятного запаха при их приготовлении, как укладывались в чехлы ружья, и как охотники, освободившись от тяжелых патронташей и толстых накидок, садились в тени под деревом, вокруг большой белой, в красную клетку скатерти, на котором заблаговременно были расставлены хлеб, маринованные маслины, овечий сыр, свиные колбаски, а также белое вино и кофе…

Шарабан, запряженный всего одной лошадью, ожидал Луиша-Бернарду на железнодорожной станции Вила-Висоза. К нему подошел дворцовый слуга, в чьи обязанности как раз входила встреча гостей короля. Он занял место в карете, рядом с Луишем-Бернарду и приказал кучеру трогаться.

Луиш-Бернарду первый раз приехал в Вила-Висоза и был поражен необычайной красотой городка, его побеленными домами в один или, максимум, в два этажа, их окнами и дверями, окаймленными мрамором, добываемым тут же, неподалеку, балконами с решетками из кованого железа, небольшими фонтанчиками, также из мрамора; удивила его и непривычная ширина улиц с рядами апельсиновых деревьев с висящими на них плодами (в это-то время года!), размах центральной площади напротив замка, окруженного садом. Все дышало простором и явной гармонией между архитектурой и тем необычайным умиротворением, с которым обитатели городка проводили время, беседуя около магазинчиков или прогуливаясь по аллеям, без ненужных хлопот и спешки. По всему было видно, что городок Вила-Висоза был построен для жизни как внутри домов, так и снаружи, чтобы у домашнего очага или под местным солнцем — везде оставаться любимым своими жителями.