Ирина Потанина - Русская красавица. Кабаре

— Так мы решили делать журнал для женихов и невест. Не обязательно молодых, но неизменно влюбленных, пылких, и жаждущих необычного торжества…

Дальше все пошло, как по маслу. Я задавала правильные вопросы, мне радушно отвечали, искренне изумляясь, что нашелся хоть один человек, который до конца понял их грандиозную идею.

Вообще говоря, ежемесячный толстый журнал с такой редколлегией, посвященный свадьбам — это убийство любого творчества. Никакого негатива, все ажурно, пушисто и розово, с поцелуйчиками и пикантными намеками на предстоящую брачную ночь… Тьфу! Слова «любовь», «чувства» и «сердце» прозвучали в нашем разговоре такое количество раз, что потеряли всякий смысл. Но я сейчас не переборчивая, поэтому я держалась, и даже матом не ругнулась ни разу, даже когда вычитывала вступительную статью первого номера. Прочтя что-то вроде «если зайчик уже нашел свою кошечку, то он непременно должен позаботиться…», я пробормотала, едва слышно: «А как же межвидовой барьер?», чем чуть не лишила себя работы, еще на нее и не устроившись…

— Ну, зачем вы так? — глаза Редактриссы повлажнели, то ли от обиды на меня, то ли от умиления, вызванного статьей. — Мы учим людей ласке…

Прости, ухожу в ехидство. Озлобленность лезет из всех дыр, и нужно затыкать их… пышными подушечками и ажурными розовыми трусиками, инфантильными ласками… не могу, не мое, не умею, но… В общем, в целом собеседование отлично прошло. Им нужен реально действующий журналист, мне — работа. /Купите мои руки, мои мозги…/ Через полчаса разговора кофе делала себе уже сама, победно улыбалась в ответ на испуганные «ахи», смело отказывалась от обезжиренного шоколада из термоса, и вообще, слегка осмелела. За что и была наказана строгим хэппи-ендом.

Попросили время, чтоб посовещаться, но уйти не дали. Высадили в приемную, на обозрение набираемым журналисточкам. Сижу, листаю некоторые материалы, стараюсь елейно улыбаться и не кривиться.

Одна из Вадимовных вернулась к «поступающим». Литературный тренинг у них, оказывается. Эдакая стажировка, вроде «А сейчас напишите врезку под статью о свадьбе знаменитостей». Меня писать не заставляли, присоединиться не предлагали, и вообще не замечали совсем. Пригласили в кабинет, когда Редактрисса, засунув под локоны телефончик совсем невидимых размеров, умчалась куда-то в сторону выхода.

— Значит так, — Вадимовна — та, что изначально негативно была настроена— торжественно сообщила результат. — На испытательный срок вы нам подходите. Только вот что — держаться сдержаннее, и юбку сменить. Нужно, чтоб колени прикрывала, понимаете? А то из-за таких, как вы, количество сексуальных маньяков в городе увеличивается! А мы — журнал нравственный, нам имидж редакции блюсти положено. Я лично буду вас курировать. Побольше сердечности, поменьше экзотики. Старайтесь быть человеком. — это все приказным тоном и с нескрываемым удовольствием от возможности давления. А потом, смягченно, по-матерински, с налетом покровительственного тона: — Не волнуйтесь. Мы из вас такого журналиста сделаем, весь город обзавидуется. Равняйтесь на нас с сестрой. Мы знаем, как лучше и правильнее.

И я ушла. Сидеть дома, отращивать юбку, выбивать из себя экзотику и ждать звонка от своих внезапных покровительниц. Тоска-а-а!

«Прощай, Димочка!

Вот и тот урок, что не впрок. Хочется простить, но не можется. Рву переписку, потому что шансов на веру больше нет. Избавляясь от следов твоего пребывания, я неизбежно протираю себя до дыр. Пусть! Злые люди шансов на самообман не оставили. Горько ощущать себя заблуждавшейся дурой, еще горше понимать, что заблуждение кончилось.

Тебя нет, Димочка. И все явления твои — плод моего больного, доверчивого воображения и козни насмешников. Запомни крепко, Димочка — тебя больше нет. Совсем. Насмерть».

Объективный взгляд:

И ревет, ревет… То ли от тоски по не свершившемуся чуду, то ли от жалости к своему одиночеству, то ли от бессильной злобы … Попасться на такой примитивный трюк! Как глупо, как унизительно…

Свинтус позвонил пять минут назад:

— Секундочку! — Марина торопливо дописала предложение, закрыла файл, будто Свинтус мог подсмотреть через телефон, взбила волосы, уселась по-турецки на диван и приложила трубку к щеке. — Рада тебе безумно!

И ведь действительно была рада. И похвастаться есть чем, и с нелегкой задачей справилась — Димке уже все описала. Теперь можно было и развеяться. Сговориться о встрече, потащить всех гулять. Пусть с Любочкой, пусть без нее… Ворваться в их размеренную обыденность, поразить собственной успешностью, хохотать и дружески похлопывать ступнями намокший от дождя асфальт. Сегодня непременно хотелось одеть что-нибудь на плоской подошве, чтоб поближе к городу…

— Как здорово, что ты позвонил. А у меня хорошие новости. Почти устроилась на работу. В журнал. Направленность, правда, странноватая, но мы это быстро поправим.

— На какую работу? Зачем тебе в журнал? Сколько можно все с начала начинать?

Свинтус критиковал, конечно, просто по инерции, и она на него совсем не обиделась — настроение не то было.

— Промолчу, что я тебе уже сообщала пару раз о своем бедственном положении, — улыбнулась победоносно, подмигнув отражению в зеркале. Одаривать заслуженными упреками всегда приятно, хотя, по правде говоря, довольно скверное это занятие. Но она тогда к самодисциплине совсем была не готова, и требовать с нее тогда было нечего. Улыбается — и то хорошо.

— Не припомню, — смущенно пробормотал Свинтус, конечно же, вспомнив все последние Маринины звонки и шутливые жалобы.

— Это потому, что твое заштампованное сознание всегда будет видеть во мне сильную и успешную даму, парящую над всеми победительницей. С одной стороны — мне это льстит, с другой — очень мешает, делая тебя бесполезным в критические моменты.

— Во накрутила! Слушай, я тебе потому, кстати, и звоню, чтоб момент твой еще более критическим не сделать. В общем, открываю я сегодня почту, а там спама — целый ворох. Ну, в смысле, рекламы не нужной, всем по интернет-почте такая приходит…

— Ты меня ни с кем не путаешь? — полоснуло Свинтусовской отчужденностью. Как ни старалась, Марина не могла избавиться от чувства, что говорит с человеком, который напрочь ее забыл. Даже запаха, наверное, ее уже не помнит… — Я ж не Любочка, в разъяснениях относительно интернета не нуждаюсь… — все-таки нашла в себе силы отработать пути к контакту. — Свинтус, это я! Свои! Мы ж вместе с тобой сутками, в отсутствии Интернета, острые приступы клаустрофобии ощущали…

— Мало ли, вдруг ты забыла все, с тебя станется, — и неловкость этих равнодушных оправданий все больше портила ей настроение. — А рассказать тебе хочу следующее. Открываю нечаянно одну из реклам на прошлой неделе и читаю: «ручка для агента 007 — все, что вы ею напишете, бесследно исчезнет спустя время, а потом снова появится, и опять исчезнет».