Ирина Потанина - Русская красавица. Напоследок

«Стоп! Она говорила, что из их окна видно вагончик подъемника…» — вспомнил Артур и сделал сразу два ценных вывода. Во-первых, кафе должно находиться в помещении — большинство площадок тут располагались или на улице, или в не имеющих окон шатрах. Во-вторых, кафе должно быть возле станции подъемника. Вопреки второму выводу, вся торговая площадка была несколько сдвинута «вглубь» плато, и потому никакого обзора из здешних заведений не открывалось. Разве что…

Артур пробрался сквозь ряды, шарахнулся от чучел разных зверей, параллельно отмахиваясь обеими руками от всевозможных предложений: ни фотографироваться, ни сражаться, ни совокупляться с этими чучелами он не собирался. Толкнув заранее примеченную досчатую дверь, Артур тут же понял, что не ошибся: за стойкой, напевая себе под нос, крутилась натуральная Морская Котиха. Надпись «Лена» на табличке возле стойки, разрешила все сомнения.

— Хорошо у вас! — искренне признался Артур, усевшись на добротній стул возле стойки. Он всегда плохо переносил столпотворения, потому ощущал сейчас это заведение каким-то спасительным раем. Зальчик был маленький, но зато тихий и с большими окнами, выходящими в противоположную сторону от сумасшествия торговой площадки. Несколько столиков было занято. Артур бегло осмотрел присутствующих. Впрочем, Сонечки и не должно было быть. До шести еще оставалось сорок минут.

— В ясную погоду еще лучше, — приветливо ответила барменша. — Когда облака не мешают, отсюда видно и море, и городки внизу, и скалы, что чуть пониже…

— Облака? — поразился Артур. — Я думал это туман… — и тут же, не меняя интонации, — А вы, Лена, хоязйка, да? И кафе возле заправки внизу тоже ваше? — ну нравилось Артуру демонстрировать людям, что знает о них больше, чем они могут предположить. Это всегда делало собеседников осторожными, и они старались не слишком искажать факты в разговоре: а вдруг Артур и об этих фактах знает истину.

— Тоже наше, Артур, — в тон отвтеила Морская Котиха и глаза ее при этом сверкнули победными огоньками.

„Один ноль!” — мысленно констатировал Артур и произнес то, что обычно произносили его собсеседники в ответ на демонстрацию артуровского всезнания:

— А откуда вы меня знаете?

— Вообще говоря, не знаю. — Котиха подперла круглые щеки большущими ладонями и лениво улыбнулась. — Чтоб узнать человека, нужно с ним хоть сколько-то пообщаться. Просто София в кратце набросала ваш портрет и сказала, что вы зайдете сегодня.

„Очень интересно! Откуда она могла знать день?!” — Артур чувствовал себя пауком, нечаянно запутавшемся в собственной паутине.

— Она просила передать вам письмо. — Котиха вдруг заговорила холодно и враждебно. — Я отдам, конечно. Только ответьте мне сначала, какого черта вы тут делаете, и почему моя помошница вынуждена бежать?

— Упс! — только и смог произнести Артур, осмысливая услышанное. — Понятия не имею! Бежать? Вынуждена? — нехорошее предчувствие защекотало в груди. — Отдайте мне это письмо без всяких объяснений, а?

Вероятно, тоска так явственно проявилась на лице Артура, что Лена тут же поверила в его искренность. Молча она протянула конверт и тут же поставила большую чашку с ароматным чаем.

„Только не злись, пожалуйста. Я уезжаю…Прощай!” — начиналось Сонечкино послание… Чашка внезапно лопнула в артуровых пальцах…

«Я уезжаю без мыльных «прости», /скидок не пряча в нюансы./ Насильно сжимаемые пути,/ Лишь уменьшают шансы./ … /Хватит! Проехали! Канул накал./ Забавное место «анналы»,/ Тот сумасшедший, что нас рисовал,/ Остался доволен финалом…»

Знаешь ли ты, что творилось со мною последние две недели? Я отправила письмо, поднялась на плато, уселась за своим любимым столиком возле окна и… стала ждать. ЛенаМорскаяКотиха пару раз с тревогой интересовалась, все ли в порядке. ВикторМорскойКот, возвращая мне мою часть выручки, непривычно мягко интересовался: «Может, тебе в отпуск на пару дней?»

Я хохотала: «Отсюда куда же в отпуск? А ничегонеделанье для меня, хуже каторги…»

Выходные действительно были мне тогда опасны. Они окончательно свели бы меня с ума. Работой можно было отвлечься от ожидания тебя и это было очень ценно. О, как я ждала тебя! Неотрывно с шести до девяти пристально смотрела за окно. Отчего-то в голове сидела уверенность, что ты будешь подниматься на подъемнике. Мне снился твой приезд: я видела тебя в вагонетке подъемника, выбегала, встречалась глазами, мчалась навстречу, на ходу сбрасывая одежду. Ты любил меня…

В пасмурные дни (их было пять за эти две недели) я выходила к станции и ждала непосредственно возле подъемника. Заглядывала в каждое вновь прибывшее лицо и недоумевала: «Я смотрел в эти лица и не мог им простить,/ того, что у них нет тебя, а они могу жить.»

Здесь не принято много разговаривать, потому, к счастью, ничего объяснять окружающим не приходилось. Тут меня давно уже считали девочкой со странностями, поэтому бригаду санитаров из психушки никто не вызывал… Хотя, вероятно, мне тогда было б полезно полечиться.

Прошла неделя. Целая неделя, представляешь?!?! Я прекрасно знаю твои возможности. При желании тебе не понадобилось бы больше двух суток на прилет/приезд… предположим, ты не каждый день проверяешь почту… Предположим, за последние полгода (вру: восемь месяцев, 11 дней и пять часов) ты успел погрязнуть в уйме дел и жениться на ком-то значимом… На развод и прочее могло уйти достаточное количество времени, потомку я терпеливо ждала. Загадала целую неделю. И в конце ее чувствовала себя самым несчастным существом в мире. Оставался один день. Или ты появишься в этот день, или навсегда исчезнешь из моих мыслей. Насильно выгоню… Как известно, ты не появился.

Стала выгонять. О, как сложно выворачивать себя наизнанку! Когда веришь, когда точно знаешь, что этот человек — важное твое будущее — как сложно убеждать себя, что он последний подонок и вовсе не нужен тебе. Сложно, но вполне возможно. Я по-прежнему ожидала тебя вечерами, но уже лишь для того, чтобы гордо глянуть в глаза и, подг-г-ажая Вертинскому пропеть: «Я вас, слишком долго желала!/ Я к вам никогда не пг-г-гийду!»

Ты все еще не приезжал! Никакие оправдания тут не уместны, я знаю, как быстро примчался бы ты, будь я тебе еще нужна… Ты попросту не захотел ехать. Мой порыв, мое письмо осталось незамеченным.

Вероятно никто, никогда не ненавидел тебя так, как я в последние дни. Униженная женщина способна на невероятно сильные чувства. Своей неявкой в ответ на мой откровенный призыв, ты унизил меня до нельзя. И даже по пять раз на день проверяемый мною во всевозможных интеренет-центрах почтовый ящик подтверждал полное твое ко мне нынешнее безразличие. Мог бы хотя бы написать, что не можешь приехать!