Арно Гайгер - У нас все хорошо

С пяти до семи Ингрид спит. Под конец ей снится, что она должна убрать в сторонку труп, жуткое дело. Соответственно этому и ее настроение, когда она просыпается от шума снегоочистителя во дворе. Хотя еще темно, снег отбрасывает немного света в тесное помещение, так что Ингрид встает, не зажигая электричества. Она чистит зубы, когда звонок телефона отзывается дребезжанием медицинских металлических шкафчиков. Это сестра Бербель хочет знать, как дела у Ингрид. Ингрид спешит к ней и помогает взять кровь. Больше ничего не было? А как себя чувствуют остальные? Госпожа Микеш, голова торчит из розовых кружев ночной рубашки, упорно не позволяет взять у нее кровь, с одной стороны (впечатление Ингрид), потому, что госпоже Микеш этот отказ нужен психологически, она извлекает из этого энергию для выздоровления, с другой стороны — для того, чтобы создать повод втянуть Ингрид в бесконечный разговор (тоже в терапевтических целях). Ингрид оставляет госпожу Микеш недовольной сидеть в кровати, а сама уходит по другим делам. Затем она выпивает чашку черного кофе и докладывает коллегам, сменяющим ее на дежурстве, обо всех событиях прошедшей ночи: госпожа Граубёк умерла, ее смерть — это катастрофа. Госпожа Микеш — старая ведьма и зануда.

Старший врач доктор Кальвах гладит Ингрид по голове, и она воспринимает это как выражение высшей благожелательности. Такие вещи Кальвах никогда прежде не допускал, это как отеческая ласка. Ингрид рада этому. Коллега Ладурнер вдруг разоткровенничалась и рассказывает всем, что она в ссоре с мужем и потому не торопится домой, хочет проучить его. Как дети, честное слово. Ингрид никогда бы не стала так делать. Но ей на руку, что коллега Ладурнер решает свои супружеские проблемы с помощью работы, это снимает с нее самой чувство вины за то, что она убегает из дома при первой возможности. Она быстренько перебирает в уме все, что ей предстоит сделать в первой половине дня, потом объявляет коллеге Ладурнер:

— А я замужем одиннадцать с половиной лет.

— Мне столько не выдержать, — говорит Ладурнер.

А другая молоденькая сестра добавляет от себя:

— И мне тоже, тем более что скоро появится новое законодательство о разводе. Уж тогда мы прижмем мужчин.

После ужасной смерти госпожи Граубёк сестра Бербель посвящает Ингрид во все тайны больницы. Как только кто-нибудь умирает, можно рассчитывать на то, что узнаешь самые сокровенные секреты, это Ингрид уже не раз замечала. Тут люди пускаются во все тяжкие: кто-то в слезы, а кто-то в откровенность. Судя по слухам, коллега Ладурнер согласует свои ночные дежурства с одним ассистентом из хирургии, египтянином. Ингрид спрашивает себя, почему же она такая дура и никак не научится ходить на сторону. Видимо, потому, что теперешней ее нагрузки — муж-дети-профессия-дом — и без любовника хватает ей выше крыши. Любовной интрижки только и недостает, чтобы уж точно угодить в сумасшедший дом.

Три приема и телефонные звонки по поводу ее расчетов с AUVA [60] Страховая компания. и с ратушей. Женщина из AUVA знает Ингрид даже по имени, и это озадачивает Ингрид. И в ратуше люди тоже услужливы. И те и другие пришлют ей все счета за 1968 год. И благотворительный фонд получит, таким образом, то, что ему надо.

Утренняя летучка — хороший шок для того, чтобы проснуться окончательно. У шефа повадки как во времена национал-социалистов. Ингрид прошибает холодный пот. На сей раз шеф обеспокоен тем, что некоторые коллеги ходят на вызовы по домам, тогда как у них еще не закончилось служебное время. Он говорит, что осушит это болото. И называет даже имена, при всех, что вызывает смущение на лицах старших врачей. Но большинству действительно достается по заслугам. Потом один коллега принимает похвалу за дела, которые на счету Ингрид. Ни коллега, ни Ингрид не произносят ни слова. Она только сердится, нет бы ей сказать: это была я, пусть это услышат хотя бы коллеги, что сидят рядом. Надо было сказать. Но она и рта не раскрыла, может быть, потому, что после гнетущих событий прошедшей ночи не может взять в толк, как вообще возможна такая несправедливость и почему главврач не видит по ней тот ужас, который ей еще предстоит как-то изжить.

Снова к делам, и самый громкий смех вызывает шутка старшего врача Кобер:

— Пять женщин на цепи, и все на кухне. Сидят как миленькие и не пикают.

Ингрид смеется по долгу службы.

— А ведь правда, лопнуть можно. Ха-ха-ха.

Кери же, наоборот, злится, мол, Кобер сама себя отхлестала по щекам, потому что это женоненавистнический анекдот. Ингрид сразу видит, что мужчинам он нравится. Кери, глупая курица, не может взять в толк, что загнала себя этой выходкой в тупик. Ингрид обсуждает сей премаленький случай с коллегой Ладурнер, та соглашается и говорит, что тоже бы поостереглась такое рассказывать.

Скорее прочь отсюда.

Укутавшись как следует, Ингрид спускается на лифте вниз. Ей нравится грохот роликов и глухие шорохи трения канатов друг о друга в шахте. В коридорах амбулатории выкликают фамилии. Задолго до кабинета слышно, как работает проявитель рентгеновских снимков. Ингрид на ходу обеими руками нахлобучивает на голову синюю шерстяную шапочку, привычным движением врача натягивает перчатки и вырывается сквозь вращающуюся дверь на волю, в колючий холод, на котором сразу цепенеет. Или это облегчение оттого, что ночное дежурство позади? На короткое время, пока она лениво сметает снег со стекол своего «жука» [61] Желтый «народный автомобиль» — «фольксваген». , а ветер сбоку бросает ей сметенные снежинки в лицо и рот, она испытывает что-то вроде счастья. Скребут и шаркают лопаты дворников, по переулкам разносится этот звук. Наискось летит вертолет, рывками продираясь сквозь порывы ветра. Видеть, как он приземляется в утренней мгле, — тоже приятное чувство.

Когда она заводит машину двумя очередями сорочьего треска стартера и потом разогревает с трудом схватившийся мотор, уже без двадцати минут девять. Холод собачий. Четыре градуса ниже нуля.

Со скребущими по стеклу дворниками Ингрид едет к «Пальмерсу» [62] Одна из самых дорогих австрийских фирм женского белья. и вознаграждает себя за службу двумя гарнитурами черного нижнего белья. Когда после доверительного разговора с сестрой Бербель она прилегла поспать, ей пришлось поставить диагноз, что белье, которое она носит, уже обветшало и не годится для любовной аферы. Ингрид надо бы побольше уделять себе внимания, несмотря на ее занятость на работе и дома. Она тут же едет в парикмахерскую. Только подъехав и мельком глянув сквозь стекла витрин, она понимает, что хиппи на свете все еще маловато. В парикмахерской полно народу, а многочасовое ожидание Ингрид никак не подходит, поскольку она не знает ни одного магазина, где можно было бы купить время. Итак, вперед по магазинам, сделать покупки, пусть наскоро, лишь бы побольше. Причина: она не может сосредоточиться на том, что приготовить для своей банды на Новый год. Она загружает покупки в багажник, а потом направляется на другую сторону улицы к табачному киоску. Она забыла свои сигареты в ординаторской. Пиши пропало.