Арно Гайгер - У нас все хорошо

Владелец киоска говорит:

— Госпожа доктор хорошо выглядит.

— У меня чудесные дети и замечательный муж, — отвечает Ингрид. Тот в курсе. Но ее всегда успокаивает, если не каждый видит по ней с первого взгляда, каково ей на самом деле.

Следующее неотложное дело — отдать проявить рождественские пленки. И еще раз заехать в магазин — она забыла купить салфетки. Сейчас уже четверть одиннадцатого. Если она поторопится, то приедет домой вовремя и успеет поспать на кушетке под утренний показ фильма. В телепрограмме наконец-то опять стоит «Надворный советник Гайгер» с одиннадцатилетней Ингрид в эпизодической роли, этот фильм не показывали уже давно. Радость от того (или приступ сентиментальности?) побуждает ее уступить соблазну и купить бутылку абрикосового шампанского. После ночного дежурства она всегда немножко не в себе и бывает склонна к спонтанным покупкам. Ну и что такого? Подумаешь! Она считает, что заслужила сегодня бутылочку любимого абрикосового.

Дома ее встречает жуткая грязь в прихожей и Кара — собака, которая на радостях готова проглотить Ингрид, хотя Каре это на пользу не пойдет, она и без того слишком толстая. Видимо, дети впустили Кару в дом из-за ее боязни шума, вот и Петер, который, как Ингрид слышит, работает в своей мастерской, с благодарностью воспользуется грохотом новогодних петард как поводом забуриться в подвал, вместо того чтобы выйти с детьми погулять. В день великих новогодних баталий с фейерверками и пальбой.

Ингрид не может принять за чистую монету антипатию Петера к пиротехнике и салютам, в конце концов, хлопки зажигания гоночных машин доставляют ему видимое удовольствие. По ее мнению, Петер где-то вычитал о новогодней симптоматике у бывших участников войны, так же как некоторые женщины узнают из книг про мигрень и, когда надо, ссылаются на нее. Война для него — вид мужской мигрени, очень хитрый и изощренный. Умная отговорка. На второй день Рождества Ингрид делала уборку. Окна и двери стояли раскрытыми для проветривания, и дверь от сквозняка с грохотом захлопнулась; Петер, заснувший было на тахте, так испугался, что рухнул на пол. Однако вопрос (скептический): разве и дети не упали бы при таком грохоте с тахты? И: Петер и без того все свое свободное время проводит в подвале, в твердом убеждении, что его усердие у верстака уравновесит другие его слабые места в семейной жизни. И с этой точки зрения, считает Ингрид, ей незачем особенно жалеть господина специалиста по уличному движению.

Она относит обе сумки на кухню. Прежде чем забрать из машины остальные покупки, она включает в гостиной телевизор, чтобы он пока нагрелся. Внутри ящика что-то сверкает, экран уже мерцает зеленым, постепенно заливаясь молочной яркостью, контуры приобретают четкость, вот и титры показались:

Действие этого фильма разворачивается в сегодняшней Австрии, бедной и полной забот стране. Но не пугайтесь: фильм покажет вам совсем немного таких сцен.

— Этого еще только не хватало, — говорит Ингрид, зевая.

После того как перед ней пробежали словно в тумане первые кадры фильма, она идет в гараж за напитками. Заварив кофе, она разрезает на ломтики яблоко, а в это время до ее слуха знакомо долетает скучающе-чванливый голос Ханса Мозера, и она отчетливо представляет себе кадры, которые мелькают в пустой гостиной. Она дает Каре валерьянки и успокаивает ее, поглаживая и приговаривая ласковые слова. Она убирает покупки, раскладывая все по своим местам. Абрикосовое шампанское? С ним она уже не раз имела дело, лучше оставить его для утреннего новогоднего концерта 1 января, когда придут соседи, у которых нет телевизора. Не с соседскими ли детьми ушли кататься на санках Сисси и Филипп? Очень может быть. Она надеется, что Сисси тепло одела своего младшего брата. Вечные болезни детей ее уже замучили. То корь, то скарлатина, то ветрянка, то конъюнктивит и так далее. Все, что ей сейчас нужно, — это спокойно стартовать в Новый год.

Ингрид ложится на кушетку. Направив теплую струю обогревателя себе на ноги, она укутывается в плед, скрестив руки на груди. Перед тем как задремать, она смотрит еще минут пять «Надворного советника Гайгера». Ханс Мозер, правая рука надворного советника, пытается выменять у крестьянки яйца на вазу, но та готова обменять яйца только на печную трубу, а печную трубу можно выменять только на манекен для портнихи, а манекен для портнихи — на надгробный венок, а надгробный венок — на сидячую ванну, а сидячую ванну — только на подштанники, а подштанники — только на попугая… — увлекательная путаница, манящая погрузиться в сумбур сновидений.

Ингрид просыпается оттого, что Петер на кухне роется в выдвижном ящике среди вилок и ножей. Она поднимает тяжелые веки. По наплывающим сквозь сон мутным кадрам — надворный советник встречает любовь своей юности, Марианну Мюльхубер, которую бросил восемнадцать лет назад, — Ингрид видит, что не проспала и получаса. Надворный советник обещает все искупить и загладить, он собирается дать своей бывшей возлюбленной и уже семнадцатилетней дочери Мариандль свою фамилию, которая им обеим положена по праву. Но бывшая возлюбленная высмеивает его:

— Ну как же, ведь мы теперь живем в эпоху искупления вины и возмещения ущерба, не так ли? Искупление! Возмещение! Я эти слова больше слышать не могу!

Ингрид знает, что Марианна Мюльхубер, поколебавшись и посомневавшись, примет его предложение в надежде вернуть благодаря замужеству себе австрийское гражданство, которого ее лишили в сумятице военного времени. Очень романтично — надворный советник, который сейчас невыносимо льстив, снова покинет свою семью, уйдя со свадебного банкета, потому что последует вызов по службе.

— Вот задница, — не может сдержаться Ингрид.

— Ты что-то сказала? — спрашивает Петер, показываясь в дверях — стройная фигура в костюме, предназначенном для служебного кабинета: брюки и свежая рубашка.

— О нет, нет, — отмахивается Ингрид, отрицательно качая головой и глядя мимо Петера.

— А мне почудилась задница.

Ингрид медленно садится, подтягивает колени к груди и обхватывает их руками — ее излюбленная поза. Кивает головой в сторону телевизора. Делает пробный глоток кофе, который еще не окончательно остыл. Взгляд у нее рассеянный, она немного огорошена и разочарована.

— Через десять минут господин надворный советник будет оправдываться тем, что его зовет служба и что у него только потому нет времени на семью, что он в лепешку расшибается для народа. Обычная демагогия. Я удивляюсь, как этот закостенелый реализм до сих пор не бросался мне в глаза. Я-то всегда полагала, что снялась в слащавом отечественном фильме. Вот как можно заблуждаться.