Леонид Гартунг - Повести и рассказы

И главное, ей ничего подсказывать и указывать не требуется. Напротив — этим можно только испортить. Стол накрыла не в горнице, а в кухне. На столешницу новую клееночку постелила. Картошки большими кусками наварила. К ней в эмалированной миске огурчики маринованные, в другой такой же — грибки. В кринке молоко топленое, с корочкой подрумяненной. Беспокоился, что забудет она тарелки поставить, но догадалась. И новое платье надела, и голову белым платком покрыла.

Гостей встретила степенно, с достоинством и вместе с тем радушно. Я ее девочкам представил: «Анастасия Андреевна», на что она тотчас же возразила:

— Ни к чему это. Зовите тетей Настей. Какая я Андреевна? Сроду меня так, кроме милиции, не величали.

Усадила их за стол, овсяного киселя подала. Боялся я, что молодежь такого деревенского яства есть не станет, но ничего, поели и, кажется, с аппетитом. Затем за яичницу принялись. И смотря на девочек, вспомнил я нашу Валентинку — как она здесь же сидела еще малышкой, под столом босыми ногами болтала и за то ей мать выговаривала… В этих мыслях оторвался я от беседы, а она тем временем без меня развивалась.

Хватился, а Настенька уже напала на свою любимую тему насчет современных мод и, в частности, начала про брюки, которые современным девицам так пришлись по сердцу. Хоть бы пригляделась, старая, что обе гостьи перед ней именно в брюках. И чтобы как-то положение поправить, я реплику вставил:

— А мне такая мода нравится.

Не скажу, чтоб я это искренне, но надо было как-то от девочек огонь отвести. Маневр удался. Настенька сразу на меня переключилась:

— Вот и врешь! Я б надела — тебе б поглянулось?

— Еще бы! — подтвердил я. — Да только ты не наденешь.

— А вот и надену. Назло тебе.

— Думаете, у нее заржавеет? — подмигнул я девочкам. — Она девкой ой бедовая была.

— Так уж и бедовая, — с удовольствием повторила Настенька.

Излагать дальнейшие пререкания не вижу смысла. Важнее другое — перед уходом девочки договорились, что здесь и поселятся.

— Сколько с нас возьмете? — спросила Юлька.

Вопрос вполне деловой, однако Настенька по деревенской привычке постаралась от прямого ответа увильнуть.

— Да сколь дадите…

— А все-таки? — спросила Варя и так настойчиво, что мне даже понравилось. Я тоже за ясность во всем и всегда. Однако Настенька продолжала вилять:

— Откуда мне знать? До вас у меня не жил никто…

Видно было, что и взять много стыдно, и продешевить боится.

Не знаю, сколько бы они еще канителились, но решил я. И быстро получилось.

— По пятерке с носа дадут, и ладно будет.

— За месяц или за весь срок? — спросила Варя.

— За весь срок, — отрезал я.

— Ладно уж, — вздохнула Настенька. — А что касается питания, то уж по вашему усмотрению — сколь денег положите, так и накормлю.

— Все. Точка. Пора на работу, — закончил я разговор.

Знаю, что Настенька осталась мною сильно недовольна и, наверно, полночи будет ворочаться и вздыхать, однако ничего не поделаешь.

Где только я ни читал — и на печи русской, в духотище избы деревенской, когда на затылок пеленки мокрые свешиваются. И в бору под соснами, где над головой шум торжественный, словно музыка небесная, и на сеновале, в сене душистом, и в окопе, когда дождь холодный страницу мочил, и у костра походного, когда лицо пылает, а ноги холод ледяной хватает. И, может быть, именно в этих скитаниях от неуютности и неустроенности пришла ко мне мечта одна. И так забрала она меня на долгие годы, что, кажется, ничего другого не надо. Девушка о ласках милого мечтает, мать — чтобы из младенца своего человека сделать, писатель — чтоб книгу создать такую, какой на свете еще не было, инженер, может быть, мост через Керченский пролив планирует. Все мечтают, только не всем удается до своей мечты добраться…

А я добрался, и теперь, по правде сказать, и умереть не обидно. Просыпаюсь ночью, лежу и думаю: почему я такой счастливый? А утром отправляюсь в лес, стою и смотрю, как солнце восходящее в голубых окнах балуется. Стою один-одинешенек и смеюсь. То ли в детство впадаю?

Вот почему я повел девчонок в бор, к новой библиотеке. Там тропинка идет так, что внезапно без всякого предупреждения поворачивает, и вся моя мечта не издалека, а сразу во всей своей красоте предстает.

— Это еще что? — спросила Юлька.

Она и должна была так спросить, ибо для глаза зрелище совершенно необычайное.

— Новая библиотека, — отвечал я очень скромно и тихо.

— Окно какое, — удивилась Варя.

— Ве-не-цианское, — пояснил я.

Знали бы они, сколько из-за этого окна дискуссий было. Васицкий уперся и ни в какую. «Зачем, — говорит, — в какую-то Берестянку Венецию тащить?» А что значит «в какую-то»? В Берестянке люди живут и желают красоты не меньше, чем все прочие, в том числе венецианцы.

Девочки стояли и разглядывали мою мечту.

— Как в сказке, — вздохнула Варя.

Вот этого мне и нужно было, чтоб как в сказке. Чтоб крыльцо с точеными балясинками, чтоб по карнизу резьба белая, как кружево, чтоб на крыше башенки с красными петухами. А то слишком рано со сказками распрощались. К этим кедрам синим только сказка и нужна, ничто другое.

Повел я девочек внутрь. Все показал: объяснил, как здесь будет, как будут стоять столики. На каждом — лампа с зеленым абажуром. И это не утопия. Все уже куплено и только ждет своего времени. Показал и комнату для занятий. Например, для заочников или доклад кому приготовить. И комнату, где книгохранилище разместится. Юля заглянула и спросила:

— Зачем же столько стеллажей?

На это я ей с удовольствием дал объяснение:

— С нами жизнь не кончается и издательства свою деятельность прекращать не думают. И, между прочим, все это оборудовано своими руками. Ниоткуда мастеров не звали. Обошлись без варягов. Все наши мужички сварганили. И совершенно бесплатно.

Я замолчал, ожидая, что похвалят. Юлька не поняла этой паузы. Да, может, она и права. Чем тут особенно восхищаться? Она и не такие библиотеки видела. Только Варя догадалась сказать: — «Замечательно!» — И я подумал: «Вот она — добрая душа».

Но лирика лирикой, а дело не ждет. В порядке демократии предложил девочкам самим распределить между собою обязанности. Перечислил, что надо сделать: здесь, в новой библиотеке, окна и двери красить, затем оформление готовить — рисовать, писать и так далее.

— Красить тоже входит в наши обязанности? — спросила Юлька, правда, не очень смело.

— Безусловно! — отрезал я, не входя в подробности. — Так как же решили?

— Я оформлять, — поспешно заявила Юлька.

А Варе, само собой, ничего другого не осталось, как красить.

— Сумеешь? — спросил я Варю.

Она только рассмеялась.

— А что ж тут такого?