Пилип Липень - Ограбление по-беларуски

В начале пути они громко пели всё, что могли вспомнить, потом Рыгор рассказывал анекдоты и страшные истории о тюремной жизни, а потом пошли молча. Стараясь наступать туфлями точно на белую полосу, Лявон размышлял о виденном и слышанном за последние дни, в особенности о своём разговоре со священником. Ад? Солнце стояло уже высоко, пели птицы, вдоль дороги порхали бабочки, проносились мухи, зависали на месте какие-то насекомые вроде пчёл, но поменьше. Всё это мало походило на ад. Успокаивало. Рыгор тоже был совершенно безоблачен — он снял кроссовки и шёл по тёплому асфальту босиком, с удовольствием глядя по сторонам и весело хрустя кукурузными палочками.

Густая тёмная зелень елей перемежалась осинами и берёзами. Иногда заросли уходили вниз, прерываясь оврагом, и шоссе пересекало его по насыпи. Один раз низко над дорогой с шорохом пролетели две утки. Регулярно появлялись квадратные столбики с косой чёрной полоской, но безо всякой информации. Километры? Когда солнце встало прямо над дорогой, они решили сделать привал, сошли с асфальта и сели в тени широких хвойных лап. Согнав с себя крупного рыжего муравья, Рыгор сказал, что по муравейнику можно определить, где юг, а где север — муравьи строят свои дома с южной стороны дерева. Лявон, лениво подняв брови, спросил, почему.

— Потому что с южной стороны теплее! — с торжеством объявил Рыгор. — А ещё с южной стороны на деревьях растёт мох, он тоже любит тепло.

— Откуда знаешь?

— В школе изучали, — Рыгор поднялся и осмотрел ель со всех сторон, но мох рос слабо и везде примерно одинаково.

— Ты так уверен, что ходил в школу?

— Ха! Неужели ты наконец начинаешь шутить? Дождался!

— Ты лучше подумай — что, если мы здесь надолго застряли? — Лявон хмуро смотрел на жизнерадостного Рыгора. — Что мы будем делать, когда пройдёт простуда?

Вопрос простуды действительно беспокоил Лявона. В голове у него немного шумело, нос был ещё заложен, но он чувствовал себя намного бодрее, чем в последние дни. Рыгор деланно покашлял и предложил ночевать голыми в траве — поутру выпадет роса и так простудит, что мало не покажется. Они легли и молчали.

Через полчаса Рыгор доел последние палочки и толкнул Лявона. Они двинулись дальше, перебрасываясь незначительными фразами, или молча с невозмутимым видом, но оба чувствовали поднимающуюся против воли тревогу.

Когда солнце стало клониться к западу, шоссе вдруг поднялось на горку, лес просветлел, а ели сменились осинами и берёзами. Впереди дорогу пересекали провода, и, приблизившись, они увидели широкую просеку с высоковольтной линией. Просека буйно заросла бесформенными полудеревьями-полукустами, между которыми в обе стороны от шоссе уходила тропинка. Лявон и Рыгор единогласно решили, что по магистрали они находились уже достаточно, и стоит попробовать пойти вдоль электролинии, должна же она к чему-то привести.

— Направо или налево?

Рыгор несколько раз повернул голову, но не нашёл ни малейшей разницы между правым и левым.

— Пошли направо. За солнцем. Больше успеем пройти до темноты, — рассудил Лявон. — Хотя бы на секунду.

Они спустились по насыпи на тропинку и окунулись в заросли. Их шаги еле шуршали в траве, вершины деревьев застыли в безветрии, птицы молчали. Осталось только густое гудение проводов, усиливающееся при каждом извиве тропинки. Рыгор сказал, что в траве могут водиться змеи и обулся. Порой тропинка терялась, и, раздвигая руками упругие ветви, Лявон оглядывался назад, стараясь не хлестнуть по лицу Рыгора. Один раз Рыгор отстал, а потом радостно позвал Лявона — он нашёл малину. «Красный сок на пальцах… Странные ягоды из маленьких шариков…» Ещё Лявон думал о рисунке своих следов на карте, дающем сейчас длинный одинокий побег.

— Чёрт! Червяк! — возмутился Рыгор, отплёвываясь. — Жирный, жёлтый! Скотина! Вишь ты, и здесь черви водятся.

— Да… И попробуй угадай, кто ещё может водиться в этом лесу, — многозначительно сказал Лявон. — Ну что, двинулись дальше?

— Кто ещё может водиться? Ты о чём? Волки с медведями? — Рыгор попытался идти рядом с Лявоном, но двоим на узкой тропке было тесно.

— Медведи — это было бы слишком просто и обыденно для нашего странного мира.

— Маньяки? Мертвецы? — засмеялся Рыгор. — Слушай анекдот! Встретились как-то раз Хичкок, Ромеро и Фассбиндер и поспорили, кто дольше на кладбище ночью продержится. Приехали в полнолуние на кладбище и разошлись в разные стороны. Первым не выдержал Хичкок — через час выбегает и кричит: «Мама!» Через два часа выбегает Ромеро: «Спасите!» А Фассбиндера ждали-ждали, да так и не дождались, он только утром появился, заспанный. Хичкок и Ромеро спрашивают: как это ты не испугался? Ты ж даже ни одного фильма ужасов не снял? Фассбиндер отвечает: зато я снял много очень скучных фильмов. От них даже мёртвый убежит.

Лявон покачал головой. Почему у тебя в анекдотах постоянно кто-то с кем-то встречается и о чём-то спорит? И что это вообще за люди? Рыгор отвечал, что вовсе не все анекдоты у него такие, есть и другие, а люди эти — знаменитые режиссёры.

Темнело. Лявон предложил выбрать место для ночёвки, пока ещё хоть что-то видно. Чтобы не колоться сухой хвоей, они устроились под толстым старым дубом, чуть поодаль от тропинки, на границе леса и просеки. Раздевшись до трусов и отбросив в сторону жёсткие жёлуди, они опустились в густую низкую травку и легли на спину. Рыгор негромко запел «Лесного царя».

Уже была глубокая ночь и темнота, когда Рыгору стало невмоготу от холода и одиночества. Он прислушался в левую сторону, пытаясь уловить дыхание Лявона сквозь гудение проводов, но ничего не слышал. Рыгор осторожно протянул руку, и пальцы коснулись холодной травы. «Лявооон», — тихонько позвал он, надеясь услышать в ответ хотя бы бормотание или сонный всхрап. Рыгор закашлялся и сел, обнимая себя за плечи, чтобы согреться. «Куда он мог подеваться?»

— Лявон! — хрипло крикнул он, — Лявон! Где ты?

Он стал ощупывать землю вокруг и нашёл свою одежду, сложенную аккуратной стопкой. Плюнув на простуду, он натянул футболку, сначала запутавшись в рукаве, а потом обнаружив, что надел её задом наперёд — воротник давил шею. Переворачивая футболку в верном направлении, он вдруг услышал шаги и замер.

Шаги слышались со стороны просеки, и это не были шаги Лявона. Наполовину просунув голову в воротник и замерев, Рыгор отчаянно вслушивался. Шаги то ускорялись, то замедлялись, и были бы похожи на походку пьяницы, с трудом удерживающего равновесие, если бы не их сухая лёгкость и быстрота, временами переходящая в топотание. «Собака? Бегает по тропинке, обнюхивает кусты, поднимает ногу? Но разве собаки бегают в полной темноте? Хрен их знает». Сзади послышалось далёкое уханье, и Рыгор облился холодным потом, одновременно понимая, что это скорее всего птица — филин там или сова. Шаги тоже замерли, а потом с просеки раздалось костяное щёлканье, от которого сердце Рыгора провалилось вниз живота. «Скелет! Чёрт, это же скелет!!» Шаги возобновились, угрожающе медленно.