Юй Хуа - Как Сюй Саньгуань кровь продавал

– Как что? Долю вдовью мыкать.

Сюй Юйлань сказала Сюй Саньгуаню:

– Тут жена Хэ Сяоюна приходила – от слез вся опухла…

– Что ей надо?

– Она всегда тощая была, а теперь вообще как жердь стала, хоть белье на ней суши…

– Что ей надо?

– Нечесаная, двух пуговиц не хватает, одна туфля чистая, вторая грязная, уж не знаю, в какую она канаву наступила…

– Я тебя спрашиваю: что ей надо?

– Хэ Сяоюн в больнице помирает, врачи вылечить не могут, господин Чэнь тоже. Господин Чэнь говорит, что единственное средство – это чтобы Первый забрался к ним на крышу, сел на трубу и звал душу Хэ Сяоюна. Вот она и пришла звать Первого.

– А почему она сама на крышу не полезет? Или дочек не пошлет?

– Ни ее, ни дочек душа не услышит. Нужен родной сын.

– Размечталась! Я когда-то предлагал вернуть им сына, а ведь сам его девять лет растил – они отказались. Покормил я его еще четыре года – тут-то он им и понадобился. Теперь не отдам! Помрет Хэ Сяоюн – ну и ладно. Кому этот болван нужен?

– Мне его жену жалко. Для женщины самое страшное, если муж умрет. Как подумаю, что у меня…

– Не городи чепухи! Я вон какой здоровый – одни мышцы!

– Я не об этом. Просто поставила себя на ее место. Ходит, плачет, умоляет… Они нас, конечно, обидели. Но как ни крути, а у нас в руках жизнь человеческая, нельзя ее губить…

– Такому, как Хэ Сяоюн, прямая дорога в могилу. Надо избавлять народ от таких. Тот водитель доброе дело сделал.

– Ты же сам говоришь: за добро добром воздастся. Если ты пустишь Первого звать душу Хэ Сяоюна, люди скажут: Хэ Сяоюн сильно обидел Сюй Саньгуаня, а Сюй Саньгуань ему жизнь спас.

– Они скажут, что я балда, что я идиот, что я недоумок, что мне нравится рога носить – чем дальше, тем длиннее…

– Но ведь он Первому родной отец.

– Еще раз так скажешь – получишь по губам… А я Первому кто? Я его тринадцать лет растил. Я ему кто?.. Хочешь душу этого ублюдка обратно позвать? Так и знай – только через мой труп!

Сюй Саньгуань подозвал Первого и сказал ему:

– Тебе уже тринадцать лет. Когда мне было, сколько тебе, у меня умер отец, а мать сбежала с полюбовником. Я понял, что мне одному в городе не выжить, и пошел в деревню к деду. Шел целый день. На самом деле дорога была недальняя, но я заблудился. Если бы не встретил Четвертого дядю, не знаю, куда бы ушел. Он меня сначала не узнал в темноте, просто увидел, что малый идет куда-то, и остановил. А как я рассказал ему, что отец помер, мать сбежала – узнал он, что я его племянник, сел на корточки, погладил меня по голове и заплакал. Потом посадил на спину и понес…Четвертый дядя давно умер, а я до сих пор его со слезами вспоминаю. Надо жить по совести. Я тебя тринадцать лет растил. За то, что я тебя лупил, ругал – ты на меня зла не держи, я ведь тебе добра хотел, как умел о тебе заботился. Но я тебе не родной отец. А родной твой отец в больнице помирает. Врачи спасти не могут. Гадатель Чэнь говорит, что никто его не спасет, кроме тебя: надо тебе залезть на крышу их дома, сесть на трубу и позвать душу Хэ Сяоюна… Он перед нами виноват, но сейчас не об этом речь. Человек есть человек, надо его спасать. Ты уж пожалей родного отца, залезь к ним на крышу, покричи… Он теперь тебя признал. Да и не важно, признал – не признал, я-то тебе все равно не родной. Первый, ты запомни, что я тебе сказал: жить надо по совести. Мне особой благодарности не нужно. Но когда я состарюсь, помру, ты вспомни, что я тебя вырастил, и поплачь обо мне, как я плачу о Четвертом дяде. Большего мне и не надо… Иди с матерью, позови душу Хэ Сяоюна…

В тот день многие слышали, что Первый, который живет у Сюй Саньгуаня, заберется на крышу дома Хэ Сяоюна и сядет на трубу призывать его душу. И вот перед домом Хэ Сяоюна собралась толпа. Все увидели, как Сюй Юйлань привела Первого, им навстречу вышла жена Хэ Сяоюна и долго что-то говорила. Потом эта тощая женщина взяла Первого за руку и подвела к уже приставленной лестнице.

На крыше стоял друг Хэ Сяоюна, другой приятель внизу придерживал лестницу. Первый по лестнице залез на крышу, человек на крыше крепко взял его за руку и повел вверх по кровле к трубе. Усевшись, Первый положил руки на колени. Он увидел, как человек добрался до лестницы, уперся руками в черепицу, нащупал ногами лестницу и вдруг исчез внизу, словно в реку свалился.

Первый сидел на трубе и смотрел, как другие крыши сверкают на солнце, будто их облили водой. Мимо с верещанием промчалась ласточка, сделала несколько кругов и унеслась прочь. Тут запищали другие ласточки, прямо перед ним, за застрехой. Он взглянул на горы вдали, на расстоянии они казались такими же выдуманными, как облака, как сизые тени.

Люди, стоявшие под крышей, задрали головы и разинули рты. Они ждали, когда Первый начнет призывать душу Хэ Сяоюна. Ждали долго, но ничего не дождались, один за другим опустили головы и заспорили. Первому сверху казалось, что они чирикают, как воробьи.

Тут жена Хэ Сяоюна крикнула:

– Плачь скорее, нужно плакать, так сказал гадатель Чэнь, тогда душа твоего отца сразу услышит.

Первый опустил голову, посмотрел, как люди внизу машут ему руками, кивают, и отвернулся. Он увидел, что он один на крыше, на других крышах тоже никого не было, они поросли травой, которую раскачивал ветер.

Жена Хэ Сяоюна закричала:

– Плачь скорее, почему не плачешь? Давай плачь!

Но он не заплакал, а заплакала жена Хэ Сяоюна:

– Ведь объяснили же ему, почему он не плачет?

Потом она опять закричала:

– Пожалуйста, поплачь, я тебя очень прошу!

– Зачем мне плакать?

– Твой отец лежит в больнице, он умирает, у него уже душа отлетела, плачь скорее, пока она далеко не улетела, ведь потом не услышит!

– Мой отец не лежит в больнице, он на фабрике, он не умрет, он сейчас на тачке коконы развозит, у него душа в груди сидит и никуда не улетает.

– Сюй Саньгуань тебе не отец, твой отец – Хэ Сяоюн!

– Глупости.

– Я правду говорю, Сюй Саньгуань тебе не родной отец, а Хэ Сяоюн – родной.

– Глупости.

Жена Хэ Сяоюна обернулась к Сюй Юйлань:

– Умоляю тебя, ты ему мать, поговори с ним, пусть он поплачет, позовет душу Хэ Сяоюна.

Сюй Юйлань не шелохнулась:

– На меня народ смотрит, а ты хочешь, чтобы я такое говорила? И так я опозорилась, они все про себя смеются, а мне еще что-то говорить надо? Не буду.

Жена Хэ Сяоюна бросилась Сюй Юйлань в ноги:

– Я у тебя в ногах валяюсь, еще больше тебя унижаюсь, они надо мной и про себя, и вслух смеются. Будь человеком…

У жены Хэ Сяоюна ручьем хлынули слезы, а Сюй Юйлань ей сказала:

– Вставай скорей, когда ты у меня в ногах валяешься, ты меня позоришь, ладно уж, пойду поговорю.

Сюй Юйлань сделала несколько шагов вперед, подняла голову и сказала: