Олег Зоин - Вчера

Теперь вот, говорят, настала очередь Рарина, и тот уже намекнул как–то Сеньке, что получил от Алёны желаемое, хотя никто ему не позавидовал, так как с первого курса за ней утвердилась слава доступной особы, якобы готовой на что угодно за стакан водки. Но Серба знал её лучше сплетников и не верил грязным инсинуациям, и даже допускал, что она ещё девушка…

Лёшка приехал с Мариной и тремя кадрихамис Ленгор. Пировать засели в семь вечера. Девушек звали Вика, Люда и Нина. Разыграли в «бутылочку» джентльменов, то есть каждая из трех вращала бутылку, а претенденты, ухмыляясь, сидели друг против друга. Нина вытащила Вадьку, Сенька достался Люде, а Вика и Олежка выпали в осадок. Как потом оказалось, «бутылочка» сделала неудачный выбор. Когда часа через два молодёжь, уже хорошо разогретая, танцевала–обжималась в полумраке, Люда посматривала на Остапёныча, а рука Нины «нечаянно» касалась при поворотах Сенькиной руки. Руки быстро подружились. Вика и Олежка вообще при первом же перерыве в развратных танцах уселись на угловую кровать и вместо флирта стали горячо обсуждать прошлогодние гастроли Шекспировского Королевского драматического театра из Статфорда на Эйвоне, на которых посчастливилось побывать и Сеньке. До них долетало: «Гамлет», Пол Скофилд, Шекспир…

С другой стороны, Нина, похоже, понравилась Вадьке, а Люда показалась Семёну излишне рафинированной, да она и была избалованной дочкой директора танкового завода. Серба же, хохол нечёсаный, чувствовалось, ей тоже без стакана водки не подходил.

В двадцать три часа, строго в соответствии с «Правилами поведения студента в общежитии», к ним постучала дежурная. Участники загула немного подождали, а затем Вадька сонным голосом промямлил, что все уже спят. Дежурная сказала, что на эту комнатузарегистрировались три девушки и гостьям пора уезжать. Вадька сказал, что какие–то приходили пару часов тому назад, но потом пошли на третий этаж. Дежурная ушла, и даже показалось, что пронесло.

Ко второму часу ночи мужской народ в лице Семёна и Вадьки спился окончательно, но когда поступила команда полностью гасить свет, девчонки упёрлись и дружно завозражали. Тем не менее, Вадька тоже упёрся и вывернул лампочку над столом, а Сенька едва соображал, что и как. Пришлось попить томатного соку. Расклад оставался смешным. Олег и Вика продолжали общаться изысканно и бесплотно. Сеня с Людой как–то притёрлись, и стали травить анекдоты и заразительно, хотя и конспиративно тихо, хохотать, видно, ничем другим заниматься не собираясь. Вадька и Нина что–то долго выясняли, хотя и шёпотом, но на повышенных тонах. В окна падало от соседних домов и с улицы достаточно света, чтобы понять, кто чем занимается. Когда Нина резко встала и прогнулась, чтобы застегнуть растерзанный Вадькой лифчик, Семён с удовлетворением это дело отметил. И то, что ей не пришлось, как обычно бывает, искать юбку. Встал и вконец расстроенный Вадька. Его идею выпить ещё по маленькой поддержали все, включая шекспирофилов.

Едва народ, ввернув лампочку и замаскировав её чьими–то трусами, обустроил разоренный в первом раунде стол, как раздался властный стук в дверь. У отдыхающих была единственная на этаже стеклянная дверь из двух половинок.

— Откройте, комендант общежития! — раздался знакомый гнусавый голос. Мерзкие, пьяные в дребодан нарушители коммунистической морали предпочли замереть и не отвечать вовсе, изображая крепкий сон. В это время девушки срочно проверяли застегнутость пуговиц и нервно причесывались.

Противник между тем не дремал. Дюжие молодцы из актива Студсовета общаги засунули между половинок двери отвёртку и пытались отжать язычок замка. Потом они сообразили и той же отверткой быстро отжали шпингалеты вверху и снизу двери. Обе половинки дружно распахнулись, и глазам любопытного коменданта и его сподвижников предстала живописная компашка за разоренным столом.

Остапёныч рассвирепел и метнул во врага банку килек в томате. Борец за нравственность молодёжи отработанно присел, банка пролетела выше, кувыркаясь и одаривая кильками и соусом оккупантов, загремела по полу коридора, окровавливая линолеум. Борец за нравственность утер соус с лица рукавом мятого–перемятого пиджака и криво осклабился:

— Разврат! Чуждые нравы! А еще будущие юристы!.. — запричитал он. — Да я за вами с первого дня слежу. Все ваши шашни у меня в блокноте. Хватит!

Стало очевидно, что штурм комнаты комендантским взводом завершился победой света из коридора над тьмой развратной комнаты. Сенька оделся и вышел провести девчёнок на такси. Ведь пока составляли протокол, разбирались с их документами, натикало пять часов утра. Какое там такси на краю света в Черёмушках осенью 1955‑го года в пять утра?.. Стали ждать первого трамвая. Нина нервно курила и кляла себя на чём свет стоит. Она разговорилась с Семёном, хохоча над каким–то анекдотом, потому что Тоня и Вика отошли в сторонку и обсуждали свои невеселые перспективы на будущее. Нина дала Семёну свой телефон в общаге высотки МГУ. Записала ещё один телефон подруги Людки, если её саму выселят за сегодняшний запой. Но как бывает только в сказках, вдруг подвалило такси, из которого выпал Пролетарий. Понятно, что машина с удовольствием забрала непутёвых девчонок с мехмата.

Последнее выступление в общаге не прошло бесследно. По представлению Студсовета ребят выселили из общаги в Черемушках.

Девчонки пострадали ещё больше. Их не только попросили из высотки, но и исключили из МГУ. Правда, Людка каким–то образом сумела не сдать пропуск в высотку и преспокойно продолжала кантоваться в северной башне у подруг.

Из той знаменитой пьянки Семен запомнил лишь отдельные моменты… В числе приглашенных Рариным девах оказалась и она, однако многоопытный Остапёныч был не дурак и с первой минуты намекнул коллегам, что имеет виды на Нинку.

Правда, видать, у него не вышло, поскольку, когда в четвертом часу ночи распахнулась подло растерзанная комендантским ключом и отвёртками дверь и студсоветовцы, прорвав оборону, врубили свет, оказалось что Нина, хотя и сидит на койке Остапенки, но ей не нужно, как другим гостьям, с пьяной бестолковостью искать раскиданное где попало бельишко или позорно натягивать по самые бесстыжие глаза казенную простыню, — Нина оказалась одета так, словно минуту назад вошла. Даже очки сидели на переносице строго и трезво.

Сербу тогда деканат изгнал из общаги в момент, его вина была очевидна, так как оказался пред суровыми очами общественности без штанов да ещё и в пошлых объятиях нинкиной подруги Людки Ксенюшкиной.

Наконец, пришло долгожданное письмо от Ёни Пинкера, Сенькиного друга, одноклассника, с которым столько было переговорено и обсуждено в последние три школьные года… Тот, отягощённый сталинской дружбой народов, сумел поступить всего лишь на заочное отделение пединститута, и поэтому его в прошлом году призвали в армию. Он, оказывается, служит совсем недалеко от Семёна — в Звенигороде. Увы, в стройбате, ведь Ёня немного хромает на одну ногу. Надо ему срочно написать и поддержать, служба невыносимо тяжкая, плюс недоедание и шанс схватить какую–нибудь болячку…