Олег Зоин - Вчера

Когда я вышел на волю, то уже попал сразу в отремонтированную времянку, где у меня появилась даже своя небольшая комнатка. Я купил в книжном огромные физические карты полушарий, повесил их на стене своей «каюты» и мечтал о дальних странствиях.

Вскоре мама завела со мной серьёзный разговор. К ней стал свататься главный инженер нашего судоремзавода видный мужчина с кровожадной морской фамилией Акулов. Таким способом мама решила узнать моё мнение. Конечно, я бурно запротестовал. Я сказал, что нам и вдвоем хорошо, зачем нам ещё неизвестно какой мужик. Мама грустно согласилась со мной. Тогда после войны с женихами было не густо, а маме было уже 37 и надо было не привередничать. Тем не менее, она учла моё неприятие этого предложения и отказала Акулову.

Я как–то недавно прикинул ситуацию и ужаснулся. В 41‑м году СССР вступил в войну, имея приблизительно 150 миллионов населения. Примем мужскую часть за 75 миллионов. Если принять для удобства расчета среднюю продолжительность жизни за 75 лет (реально была ниже), то на каждый год рождения (возраст) придется по 1‑му миллиону мужчин. Сталин брал на фронт с 18-ти лет до 45-ти, то есть в 41‑м призывались возрасты с 1923‑го по 1896‑й годы рождения, затем в ходе войны призвались ещё 1924‑й, 25‑й, 26‑й и 27‑й годы. Всего призвано 32 возраста, то есть 32 миллиона человек. Конечно, небольшая часть мужчин осталась в тылу, оценим их условно в 2 миллиона. Так что через горнило войны прошло 30 миллионов. Как раз эти возрасты и были мужьями и женихами и перед войной и после войны. Но война истребила их большую часть. По самым осторожным оценкам, принятым ныне, после разоблачения культа личности Сталина, война унесла жизни 22–27 миллионов советских людей. Из них не менее 20 миллионов — мужчины. Так что с войны вернулось не более 10 миллионов мужиков, причем не менее 5-ти миллионов искалеченных до такой степени, что уже не могли быть мужьями.

И вот итог. Пять миллионов фронтовиков плюс два миллиона тыловиков давали семь миллионов мужчин на 32 миллиона женщин соответствующих им возрастов. То есть практически один к пяти. И в этой ситуации я помешал маме выйти замуж! Повторилась история 42‑го года, когда я не разрешил отцу остаться для важного разговора с мамой. Если бы мама читала Фрейда, она знала бы мою позицию, не спрашивая меня. Теперь–то я знаю, что говорить в подобных случаях. Никогда не спрашивайте у детей совета, как вам устроить свою взрослую жизнь. Стройте и проживайте её сами. И потерпите. Оценку детей узнаете не сразу, а в конце жизни. А может быть, и не успеете узнать. Но если ваши действия были здравыми и рациональными, то не сомневайтесь, что дети вас не осудят, они будут гордиться вами…

В январе 48‑го мама получила свою первую за двадцать лет работы комнату в коммунальной квартире водников в районе Большого Базара по ул. Анголенко, д.7, кв.8, 2‑й этаж В связи с невозможностью дальнейшего содержания продает корову (кажется, за 2,5 тыс. руб.). Комната хорошая, большая, почти 14 квадратных метров. Дом замечательный, кирпичный, двухэтажный, бывшая аптека Рихтера (ещё сохранилась надпись по фасаду). Потолки непривычно высокие, более трёх метров…

Начинаю в свободное от учёбы время исследовать окрестности. Неподалёку, там, где трамвай сворачивает на мост (бывший Шёнв изский) через Московку и грохочет дальше в сторону Южного вокзала, есть интересная аптека. Там часто вижу фронтовиков на костылях, без ног, а то и без руки. Стучат костылями в витражи, требуют суку–заведующую, суют ей под нос рецепты с круглыми печатями, требуют внеочередной выдачи ампул с морфием. Им, ставшим наркоманами в госпиталях, положенодва–три (?) раза в месяц по рецепту получить дозу. Им не хватает, а заведующая ведёт учет рецептов и не выдает раньше обозначенного срока.

— Мы за вас кровь проливали, а вы, крысы тыловые, блядовали… Какие ещё там сроки выдумываешь, шалава…

В конце февраля (в воздухе обалденно пахнет весной) забредаю, сбежав с уроков, на Южный вокзал, и там на меня обрушиваются вороньи крики паровозов, их щекочащие в носу дымы и клубы горячего пара. Плотная непроталкиваемость смердючего вокзального люда, карта Советского Союза с сеткой железных дорог на высокой стене действуют, как наркотик.

Не в силах сопротивляться, бегу домой, краду из платяного шкафа 1700 рублей, оставшиеся из вырученных за проданную недавно корову, одеваюсь потеплее, собираю давно приготовленный для путешествий рюкзачок, не забываю сунуть в него и недавно купленный «Справочник по туризму» и несусь снова на вокзал, чтобы через час умчаться первым же проходящим поездом в Москву…

Через сутки я уже внимательно изучаю Площадь Трёх Вокзалов, безбожно, часами катаюсь на метро и гуляю в центре столицы у стен древнего Кремля. С непривычки тяжела первая ночь на Курском вокзале. Она проходит практически без сна. Мало того, что непрерывно ходят по рядам эмпээсовских скамеек милицейские патрули и проверяют документы, так ещё в три часа ночи всех выгоняют на улицу по случаю уборки залов, а запускают в четыре часа по билетам. На следующий опять до измора шляюсь по Москве, истерзанные ноги гудят, без сил добираюсь до гостепреимного Белорусского вокзала. Вновь проблема ночи. Я решаю ее относительно просто, — бегом к кассе и где–то в час ночи беру билет до Орши. Хотел, конечно, до Бреста, а там через Европу в Африку — Австралию, но туда нельзя, там граница и нужен какой–то вызов. А до Орши, — пожалуйста!

Через полчаса уютно устраиваюсь в общем вагоне на третьей полке, там тепло и никто не претендует спихнуть застенчивого мальчика. Неумытый и простенько одетый, я не вызываю никаких подозрений насчет того, что у меня во внутреннем кармане пиджачка заначенаогромная сумма денег. А тогда за рваный рубль могли без сожаления оторвать голову…

Через сутки или двое, не помню, вечером подъезжаем к Орше. За полчаса до выгрузки наблюдаю сказочный закат солнца в золотые вековые сосны… В моей жизни будет мало таких волшебных мгновений.

Вокзал в Орше маленький и холодный. Неподалеку памятник Константину Заслонову. Ядрёная, с морозцем, ночь. Настроение пробиваться в Африку через негостеприимную Европу улетучивается с приближением полночи. Сижу на казенной скамье и думаю о новых маршрутах. Если взять билет сразу до Владивостока, то можно попробовать устроиться юнгой на торговый корабль и сплавиться в тропики морским путем. Новая Каледония, Суматра и Борнео, Австралия и Новая Зеландия, чем плохо?..

Однако тётка в кассе портит настроение. До Владивостока билеты только по вызовам, после Иркутска — погранзона… Прощай, Австралия?.. Беру вынужденно билет до Новосибирска с пересадкой в Москве, рассчитывая дальше чего–нибудь придумать. Слава Богу, есть какой–то поезд на Москву и опять через минут сорок я уже храплю на третьей полке и несусь к столице нашей Родины.