Мордехай Рихлер - Всадник с улицы Сент-Урбан

— Да-a, меня нисколько не удивляет, что этот типчик Джесс Хоуп его братан, — проворчал контрразведчик.

— Дорогой сэр, я искренне полагаю, что вас должно удивлять все, что сложнее букваря, но это ладно. Не будем о грустном.

— Ну, ты, приятель, даешь! Я т-торчу!

— Налейте-ка мне еще, Уотерман.

— Все-все-все. Завтра-завтра-завтра. Давайте-ка лучше мы проводим вас в ваш отель.

— Ну что ж, гм… давайте. Пожалуй.

Однако, оказавшись в Баден-Бадене, Джейк обнял Уотермана за плечи и потащил к себе, чтобы вместе выпить еще.

— Уотерман, вы мне нравитесь. Вы такой остроумный! Интеллигентный! Стильный!

Уотерман добродушно осклабился.

— Скажите, а этот Хоуп действительно ваш брат?

— Нет. Я наконец вычислил, понял, кто он. Джесс Хоуп, известный также как Йосеф бен Барух и Джо Херш, это Голем. Вас это, конечно, удивляет, но…

— А кто такой этот… ну… Голем?

— Что-то вроде еврейского Бэтмена.

— А-а.

— Голем, чтоб вы знали, это тело без души. В шестнадцатом веке его вылепил из глины рабби Иуда бен Бецалель, чтобы он защитил евреев Праги от погрома, и с той поры он, как мне кажется, все еще странствует по миру, появляясь там, где им больше всего нужна защита. А что, Уотерман, в той игре вы много ему проиграли?

— Ну, пару сотен, что ли.

— И куда он отсюда направился?

— Во Франкфурт.

— Уотерман, у вас настолько острый ум и вы такой симпатяга, что я вас, пожалуй, посвящу в кое-что сокровенное, но вы уж не выдавайте меня контрразведке.

— Хорошо, давайте.

— Та команда из Си-би-си, которая приедет к вам на следующей неделе, будет водить вас за нос: они не собираются снимать никаких «Защитников свободы». А сколько в личном составе вашего авиаполка женщин?

Уотерман выпучил глаза.

— Это секретная информация?

— Ну, может, сто.

— Когда приедут телевизионщики, вы за ними присматривайте. На самом деле они собирают материал для фильма о лесбиянках в армии. Это правда, Уотерман, уж вы мне поверьте.

То, что Джо поехал во Франкфурт, могло означать, что, скорее всего, он будет на слушаниях по делу Роберта Карла Людвига Мулки, Фридриха Вильгельма Богера, доктора Виктора Капезиуса и других служащих лагеря Аушвиц-Биркенау.

— Но не мог же Менгеле присутствовать там все время!

— По-моему, он находился там всегда. День и ночь.

Доктор Менгеле — как, сидя в секторе прессы, узнал Джейк — был озабочен состоянием женского блока.

«…Там женщины частенько лакали из своих мисок как собаки; единственный источник воды был рядом с гальюном, причем этой же тонкой струйкой пользовались, чтобы смывать экскременты. Женщины подходили туда попить, некоторые пытались взять воды с собой, набирая в кружки и тарелки, а рядом другие узницы сидели в это время над дырками канализации. За всем происходящим наблюдали эсэсовцы, прохаживаясь взад-вперед».

Тела умерших обгрызали крысы, кусали они и спящих. На женщинах кишмя кишели вши.

«Потом появился Менгеле. Ему первому удалось избавить от вшей женский лагерь. Он просто взял да и отправил всех заключенных женщин в газовую камеру. После чего провел в бараках дезинфекцию».

Точно как Ханна, это позорище улицы Сент-Урбан, ходила когда-то от стола к столу на бар-мицвах, всем тыкая в нос фотографию Джо, останавливала незнакомцев на вокзалах и совала снимок в лицо испуганным пассажирам в аэропорту, так и Джейк не давал проходу репортерам, приставал к ним у здания суда и в близлежащих барах и ресторанах, у всех допытываясь об одном и том же: не встречался ли им на каком-нибудь из заседаний Всадник.

«Иногда работники специальной команды, выносившей тела, обнаруживали, что у кого-нибудь из детей сердце все еще бьется. Об этом докладывали, и ребенка пристреливали.

— А использовались ли какие-либо другие методы убийства детей?

— Я видел, как однажды ребенка отняли у матери, отнесли к крематорию № 4, имевшему две загрузочные топки, и бросили в горящий человеческий жир…»

Никто ни в суде, ни в барах и ресторанах Джо не видел. В ближайших кабачках и подвальчиках, которые Джейк на этот предмет обследовал, в числе выступающих музыкантов Джо тоже не обнаружился.

— Но не мог же Менгеле присутствовать там все время!

— По-моему, он находился там всегда. День и ночь.

Если бы Бог не умер, Его следовало бы повесить.

Свой первый фильм Джейк поставил в 1965 году, и еще один в следующем. В том самом, когда Люк получил премию в Венеции, Молли сломала лодыжку, у Ханны случился микроинсульт, а Джейк купил дом, который Нэнси присмотрела в Хэмпстеде. О Всаднике по-прежнему ни слуху ни духу. Той осенью Нэнси обнаружила, что вновь беременна. В апреле шестьдесят седьмого, когда она была уже на восьмом месяце, Джейку пришлось лететь в Монреаль. Рак, который уже три года как завелся в почке у Иззи Херша, прооперировали, однако он проявился снова, его опять укрощали скальпелем, но он пустил корни, пронизав щупальцами все тело.

— Что-нибудь сделать еще можно? — спросил Джейк доктора, лечившего отца.

— Ничего. Он вот отсюда и посюда в метастазах.

Преодолевая себя, Джейк вновь и вновь тащился в душную отцовскую квартирку с окнами на бензоколонку «Эссо», садился у постели усыхающего Иззи Херша и принимался ему рассказывать, как тот поправится и они вместе сходят на Всемирную выставку [268] Имеется в виду Всемирная выставка в Монреале «Экспо 67». , да не как-нибудь, а по виповскому пригласительному, потом поедут в Катскиллские горы — только ты и я, вдвоем и обязательно к Гроссингеру [269] Каткиллские горы — любимое место отдыха нью-йоркских евреев. Особой популярностью пользовались там так называемые отели Гроссингера неподалеку от города Либерти (штат Нью-Йорк) с их кошерной кухней, выступлениями еврейских артистов и т. д. В 80-е популярность этих отелей стала падать, и они закрылись. — куда ж еще-то! — но Иззи только смотрел на него огромными пустыми глазами. Джейк поведал ему, как уже его сын Сэмми (вот уж кто переживет нас обоих, паршивец мелкий!) часто спрашивает про зейду , однако и это не вызвало в голове, безвольно лежащей на смятой подушке, никакого отклика. Он заверил отца, что женат счастливо. Да, конечно, — прочитал он в глазах старика, — но на ком? На шиксе !

Смешаные браки — ГОВНО!

Сидя у отцовской постели, Джейк звал его приехать в Лондон и пожить у них. Вместе они станут ходить на стриптиз в Сохо, а там такие нынче коленца выделывают — в старом добром монреальском «Гэйети» ни о чем подобном даже и помыслить не смели! От Иззи Херша никакой реакции. Тогда Джейк забормотал что-то про старинные деньки, вспоминая на пробу то про «Сигары & Воды» Танского, то про летний домик в Шоубридже, но глаза отца смотрели куда-то внутрь, заставить его улыбнуться не удавалось. Джейк обещал подарить ему красивую трость, купить новый халат. Напомнил отцу об утренних субботних походах в синагогу, нес чушь об их пасхальных седерах , о том, как они впервые посетили парную баню… Но нет, в глазах отца ни одной искорки. В конце концов Джейк помог Иззи Хершу облачиться в халат, стараясь не смотреть при этом на его иссохшее тело: когда-то горделиво выпиравший отцовский живот стал теперь пустым мешочком, свисающим на хирургические швы, опоясавшие торс вкруговую. Поддерживая с парализованного бока, Джейк привел его в душную, заставленную мебелью гостиную к телевизору, где отец и сын вместе посмотрели шоу Джеки Глисона [270] Джон Герберт «Джеки» Глисон (1916–1987) — американский комический актер, музыкант, телеведущий. , и тут уж Иззи Херш от смеха прямо завывал, а его глаза сверкали.