Рышард Клысь - «Какаду»

Вильям Хольт все время держался поближе к Раубенштоку, шел рядом с ним, потрясенный и совершенно разбитый этим кошмарным, словно из дурного сна, пейзажем. Он не мог избавиться от ужаса, какой вызывали в нем молнии, гром, непроницаемый ночной мрак, вязкая полевая дорога, хлюпающая под ногами, вся в огромных вымоинах, и эти трупы под дождем, мимо которых равнодушно шли живые.

Через два часа тяжелого марша они добрались до окопов передовой линии, извилистой и крутой, пролегающей среди горных хребтов. Им надлежало пополнить измотанные боем, обескровленные части. Еще этой ночью Хольту пришлось пережить особенно тяжкие минуты: неприятель при поддержке ураганного огня артиллерии атаковал их участок, а они, бормоча то проклятия, то молитвы, оглушенные криками убиваемых людей и трескотней автоматов, отчаянно отражали атаки врага, обрушивающегося в темноте на их позиции. Тогда ему казалось, что он не доживет до рассвета. Так он думал еще много ночей кряду, пока наконец, совершенно отупевший и нечеловечески уставший, не привык к такому положению, поначалу невыносимому для каждого новичка. Он примирился и с тем, что целыми днями ходил небритым, по неделям не снимал ботинок, что его жрали вши. Стал равнодушно относиться и к соседству трупов, которые не всегда убирали вовремя, и к тяжкому смраду человеческих испражнений в стрелковых окопах.

В эти необычные для него дни он ощутил горький вкус вынужденного героизма. Смерти он боялся панически, но упорно, так же, как и все его товарищи, держался на указанной ему позиции, лишенный воли и возможности решать свою судьбу. Наконец его ранили. Контузия оказалась не слишком опасной, но санитары отвели его на перевязочный пункт, там неожиданно обратили внимание на его короткую ногу и, к его изумлению, отослали на тыловые позиции, где приставили охранником к штабу дивизии.

Впервые с незапамятных времен он смог сменить белье, искупаться, побриться и спокойно написать пространное письмо Гертруде. Новую роль охранника он принял с радостью, хотя поначалу болезненно ощущал отсутствие Раубенштока и ему очень не хватало той дружбы, которая неожиданно завязалась между ними. Но, с другой стороны, сейчас, как никогда, важно продержаться, а в тылу он мог по крайней мере жить в относительной безопасности.

Но больше всего его радовало, что он оказался в Италии, а не на диких и таинственных для него бездорожьях Восточной Европы.

С Раубенштоком он встретился снова только через две с лишним недели. Это произошло при совершенно непредвиденных и весьма для него неприятных обстоятельствах.

Было осеннее воскресенье, хмурое и дождливое, с близкого фронта доносился непрерывный грохот артиллерии неприятеля, который тщательно подготавливал новый удар — хотя особого значения для окончания войны это не имело, на худой конец просто фронт передвинется на несколько сот километров, но в штабе дивизии разрабатывали подробный план эвакуации военных частей на «заранее подготовленные позиции». Хольт в этот день получил пропуск в соседний городок. С утра зарядил дождь, и он, не зная, что делать с временем, так щедро отпущенным ему, пошел в город и полдня провел в воинском буфете, в веселом обществе офицеров, с которыми познакомился случайно. Потом, разгоряченный двумя бутылками крепкого пива, отправился с ними в гарнизонный бордель. Поначалу он даже сопротивлялся и не хотел идти, но его так настойчиво уговаривали, что в конце концов любопытство взяло верх, до сих пор он там никогда не был, и, когда они уже очутились на месте, увиденное показалось ему очень забавным — полуодетые девушки были красивы и охотно шли в постель. Деньги у него имелись, и он сразу выбрал себе молодую, восемнадцатилетнюю, девку, веснушчатую и рыжую, с беличьей мордочкой, выпил с нею французского вина, одну бутылку и вторую, а потом пошел с нею в комнату. Поначалу он чувствовал себя мерзко, его охватили вдруг сомнения и укоры совести, на секунду в голове мелькнуло, хорошо ли это по отношению к Гертруде, которой он был верен все годы супружества, но теперь уже невозможно отступать, и тогда он решил, что это первый и последний раз в жизни. Он остался — и не пожалел об этом: рыжая девка открыла ему наслаждения, о существовании которых он даже не подозревал. С каждой минутой она изумляла его все больше, но и он удивлял ее своей бесконечной ненасытностью, какая нередко бывает у пятидесятилетних неистасканных мужчин. Но в конце концов она выдохлась. Тогда он ей дал еще сто марок, и они принялись по новой, а потом, очень довольные друг другом, спустились опять в бар выпить по рюмке вина. Именно там он наткнулся на Раубенштока. Сначала Хольта охватил дикий переполох: теперь Гертруда узнает, где он был и что делал. Он хотел незаметно выскользнуть из зала, но Раубеншток сразу заметил его и закричал во весь голос:

— Вильям! Как поживаешь, старина?..

Хольт приостановился и смущенно посмотрел на Раубенштока.

— Рад тебя видеть, Франц, — выдавил он неуверенно. — А откуда ты здесь взялся, черт побери?..

— Я был в штабе…

— Но как ты отыскал это место?

— Мне вовсе не пришлось его искать.

— А как же ты попал сюда?

Раубеншток изучающе смотрел на него.

— Что с тобой случилось? — спросил он немного погодя. — Не ожидал от тебя таких дурацких вопросов…

— Я только удивляюсь, — сказал неуверенно Хольт. — Я сижу в тылу почти три недели и ничего не знал до сих пор о существовании этой дыры…

Раубеншток рассмеялся.

— Ты думаешь, я поверю этому?

— Чему?

— Что ты здесь в первый раз!

— Меня совершенно не волнует, поверишь ты или нет…

Раубеншток покровительственно похлопал его по плечу и сказал с уважением:

— Ну, между нами говоря, я не предполагал, что ты такой резвый петушок…

— Ошибаешься…

— Не скажешь же ты, что ходил с этой малышкой наверх поиграть в домино?

Хольт смерил Раубенштока недовольным взглядом.

— Я говорил что-нибудь про домино?

— Не говорил, — признался тот. — Но, может, собирался сказать что-то в этом роде. Я ведь тебе все равно не поверю…

Девушка, стоявшая все время молча, прислушиваясь к их разговору, потянула Хольта за руку к ближайшему, только что освободившемуся столику.

— Пошли, — сказала она. — Вместо того чтобы ссориться, лучше выпейте по рюмке…

Они сели и подождали, пока им подадут пузатую бутылку красного вина. Раубеншток наполнил рюмки и окликнул проходившую мимо их столика девицу, толстую и потную, он схватил ее за руку и коротко пригласил:

— Садись с нами, малышка.

Она села и посмотрела на него с удивлением.

— Что это ты такой важный? — спросила она.

— Выпьешь?

Она, поколебавшись, кивнула головой.

— Одна рюмка не повредит…