Рышард Клысь - «Какаду»

Глядя на все это, Рен вдруг почувствовал, что в нем самом что-то перевернулось. Он не понимал, что именно с ним случилось, но почувствовал это всем своим существом. Он был все так же напряжен, но все его сомнения и тревоги как бы преобразились и слились в один непреодолимый порыв, твердо устремленный к одной цели. И он отчетливо осознал, что теперь уже никто и ничто не заставит его отказаться от убийства Грозного. Теперь он был спокоен и уверен в себе. При этом он полностью отдавал себе отчет, что это будет не по правилам, но отступить уже не мог. Ибо в нежданном проблеске, озарившем его память, перед его внутренним взором вновь замаячило хрупкое, полудетское тело Серны, ее кровь и маленькая детская пятерня, беспомощно сжимающая рукоятку револьвера.

Незаметным движением он достал пистолет. «Боже мой, — с чувством невыразимой боли подумал он, — боже мой, так вот к чему мы все в конце концов пришли!..» И только после этого он взглянул на человека, жизнь которого теперь была лишь безнадежным и абсолютно неотвратимым падением в небытие.

Грозный сделал шаг в его сторону — и вдруг остановился. Под мышкой он сжимал приклад короткой винтовки бельгийского образца. Его темное и мрачное, искореженное шрамами лицо, покрытое черной, несколько дней не бритой щетиной, выражало трудно скрываемое удивление. Было ясно: он захвачен врасплох. С трудом сосредоточиваясь, он наморщил брови, и его воспаленные, красные от бессонных ночей и пьянства глаза впились в Рена. Он разглядывал его так пристально, будто увидел в первый раз в жизни. «Однако этот щенок осмелился рвануть за мной в погоню, — думал он. — Вдобавок в одиночку. Вот это да!»

Что касается рыжего Вятра и Сфинкса, то на них он вообще не обратил внимания. Этих двоих не стоит принимать в расчет. И тут, быть может впервые в жизни, ему вдруг стало жаль, что сейчас придется убить человека. Единственное, что он по-настоящему ценил в людях, — это смелость. А то, что Рен смелый, он знал точно. Рен, правая его рука, можно даже сказать — верная его тень. «Единственный человек, который действительно меня не боялся», — подумал он.

И только сейчас он заметил, что на этом худом, по-мальчишески красивом лице с большими, серыми, блестевшими холодным металлическим блеском глазами лежала печать той огромной сосредоточенности, которая всегда сопутствует принятию окончательного решения. Впервые в жизни ему пришлось признать в душе, что перед ним — достойный противник. И тут, тоже впервые в жизни, горло у него сжалось от мучительного до боли спазма и в голове мелькнула мысль, что именно это и есть страх. Чтобы преодолеть его и справиться с собой, он старался смотреть Рену прямо в глаза, но всякий раз опускал свой взор, не в силах вынести его взгляда, полного укоризны и холодной враждебности.

И тогда он заговорил первым:

— Ну, ты всегда был смельчаком, щенок…

— Ты тоже, — ответил ледяным тоном Рен. — Ты тоже когда-то был смелым…

Грозный усмехнулся уголками губ, но взгляд его от этого не смягчился. Он был по-прежнему насторожен и внимателен.

— Жаль, что из-за какой-то соплячки поднялось столько шуму…

— Жаль.

— Теперь уже ничего не поделаешь.

— Да, — согласился Рен. — Теперь уже и говорить не о чем…

— Ты мировой парень, — признал Грозный. — Я всегда тебя любил. Но какого черта ты сюда поперся?

— Ты же знаешь, иначе я не мог…

— Почему же? Может, я бы и оставил тебя в покое.

— Дело не во мне…

— А в чем?

— Ты сегодня очень уж разговорчив, — сказал Рен. — А говорить-то тебе не о чем…

Грозный все время наблюдал за руками Рена, спокойно опиравшимися о сиденье машины.

— Ладно. Хватит болтать, — буркнул он мрачно. — Вылезай из машины!..

— Очень уж ты болтлив сегодня, — повторил Рен, но уже на полтона ниже.

Вятр неотрывно смотрел на Грозного. Он понимал, что все это означало. С Реном покончено. Стоя все время по другую сторону машины, Вятр незаметным движением сунул руку в карман и схватил рукоятку револьвера.

Грозный осклабился.

— Ты подлая, жалкая тварь, — процедил сквозь зубы Рен. — Самогон давно уже сожрал весь твой мозг. И вот до чего ты нас довел…

Грозный по-прежнему ухмылялся. Но выражение его лица стало еще жестче, и в какое-то мгновение показалось: сейчас он набросится на Рена. Но он все же овладел собой.

— Эй, ребята! — крикнул он хриплым голосом, обращаясь к стоящим возле грузовика людям. — Вытащите-ка из машины этого недоделанного крысенка…

Но никто не сдвинулся с места.

— Какого дьявола?! — заорал он. — Вы слышали приказ?!

Они стояли угрюмые и злобные, но ни один не дрогнул и не сдвинулся с места.

И только сейчас Грозный заметил, что Вятр и Сфинкс держат нацеленные в их сторону револьверы. Его охватила ярость. Но в коротком проблеске сознания он понял, что на этот раз по-настоящему влип. Уж слишком высокого мнения был он о себе как о командире, считая, что способен принудить людей к беспрекословному послушанию. Но и сейчас Грозный не отказался от борьбы, хотя в течение неполных суток почувствовал себя уже второй раз преданным. Он слишком хорошо знал, что этих пятнадцать человек, которые присоединились к нему, не запугать двумя револьверами. И, если они не тронулись с места, чтобы выполнить его приказ, значит, они его покинули. «Ну и черт с ними!» — мысленно выругался он и стал лихорадочно искать выхода. Он не мог выпустить из рук винтовки, из которой стрелял в милиционеров, ибо тогда стал бы совершенно беззащитен, а протянуть руку за револьвером боялся. Он знал, что это его движение будет последним.

— Отдай оружие! — сказал Рен.

Тогда он решил выиграть время. Он взглянул на Рена, и глаза его наткнулись на темную дыру нацеленного на него пистолета.

— Ты всегда был слишком добрым, щенок! — произнес он с оттенком одобрения. — Но на сей раз не уцелел бы, кабы эти трусы меня не предали. Меня погубило то, что я был в них уверен…

— Отдай оружие! — повторил снова Рен.

Грозный скривился. Он уже знал, как разделаться с Реном, или ему казалось, что знает. Теперь он ни на мгновение не спускал глаз с его рук.

— Что вы со мной сделаете? — спросил он кротко, голосом человека, который знает, что проиграл и готов сдаться, но хочет выторговать собственную жизнь.

— Отдай оружие! — сказал еще раз Рен. — Об этом поговорим позже…

И в этот момент Грозный, неожиданно присев, выбросил вперед винтовку и выстрелил, но тут же его ударило в грудь так сильно, что он качнулся всем телом назад и вдруг понял, что первая пуля попала в него. «Это что, конец?» — с изумлением подумал он и, уперев ствол в землю, по-прежнему приседая, стал торопливо перезаряжать винтовку.

Рен снова выстрелил. Грозный тихо выругался и подался вперед, но все еще не падал на землю. Он хотел что-то сказать, но не мог. Лицо его искривила страшная гримаса боли и ненависти. Взгляд был прикован к винтовке. Последним усилием воли он перезарядил ее. Рен закусил губу. «Что за мужик, — подумал он. — Другой бы давно уже свалился с ног». И еще раз нажал курок пистолета, на этот раз в упор целясь в дрожащую от ярости голову Грозного. Послышался сухой треск падающей хвои, но пистолет не выстрелил. «Осечка», — сразу же догадался Рен и попытался тут же перезарядить пистолет, но патрон перекосило в обойме, и ствол был блокирован. Грозный, тяжело дыша, стал медленно поднимать с земли винтовку. Рен вдруг почувствовал себя так, словно в его тело впился жалящий рой. «Черт! — выругался он. — А ведь попадет в меня». Каждую частицу его тела пронизывала в это мгновение жгучая боль. Глаза сами собой зажмурились. Он знал, что ничто его уже не спасет, но все равно нельзя сейчас показывать свой страх — ради ребят. Все пропало. Ствол винтовки медленно поднимался, и черная его дыра неуклонно ползла вверх. Темный взгляд одинокой смерти. «Попадет в ноги, — подумал сначала Рен. — Это ничего. Попадет в живот… Лишь бы не это. Куда угодно, только не в живот». Он слишком хорошо знал, что это такое. Страшная смерть, в страшных мучениях. «Нет, — подумал он еще раз с облегчением. — Попадет все-таки в грудь». Он был в этом уверен. «И так все кончится?!» Когда он подумал об этом, раздался наконец выстрел. Сильная дрожь сотрясла все тело, а потом что-то липкое потекло по груди и по спине. Рубашка приклеилась к телу. Ему сделалось муторно. «Будет тошнить», — пронеслось в голове. Он разжал стиснутые до боли зубы и услышал стук падающей на землю винтовки.