Александр Морев - Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1970-е

Наконец она выбралась из душных тростников и поднялась на песчаный бархан. Свежий ветер сразу высушил потное лицо.

Тут-то на бархане босоногий и возьмет тебя на прицел, заляжет-ка она за этот куст и сообразит. Она огляделась. Над тростниковым морем поднимались песчаные холмы.

Какие просторы. Огонь мгновенно выбривал низины, огибал скрытые до этого озера и протоки и мчался дальше, оставляя черную, дымящуюся щетину.

Сюда, за бархан, огонь не доберется. Ничего, кроме песка, редких кустов и тангутского ревеня. Прямо под рукой распластался огромный лист. Она вырвала стебель, содрала розовую кожицу, вкус показался знакомым.

Вокруг нее чернели норки, прорытые в песке, сновали серые ящерицы, постойте, как они называются, — хвост загнула, что твой расщепленный стебель ревеня. Огромная раздутая морда. Ушастая круглоголовка! Очень мы испугались твоей азиатской рожи.

Вот она и спаслась от огня вместе со здешними пресмыкающимися тварями. Все верхние спаслись, кто гнездились внизу, сгорели. Посмотри лучше, что стало со всей твоей родней в низине. Там курился легкий дымок.

Все было как будто чисто выметено, остались только съежившиеся листья ревеня, похожие на обгорелые газеты.

По краю озера, взметая прах, пробежал волк.

Огонь скрылся за холмами. Пора и ей. Как можно скорее пересечь эти черные места и снова в спасительные тростники. Скорее, скорее. Солнце сделалось тусклым. Под сапогом чувствуется жар, черные облачки вздымаются при каждом шаге, как от гриба-пылевика. Все здесь переменилось в несколько минут. Как будто не шумели тростниковые джунгли, не плелась паутина, не завивались гнезда, не гуляли кабаны и она сама тут не продиралась. Бежит теперь не хуже волка — пусть земля горит под ногами врага — разве она враг, никого в жизни не ударила, не было у нее никогда врагов, добродушная красотка, да и только, рожа в саже, а кто же она, враг и есть, смертельный, пропала ее головенка. Видно ее, как перелинявшего к зиме зайца на черной еще тропе.

Футы черт, фляжку оставила на песчаной сопке, теперь еще и без воды, нужно будет — и соленую выпьешь. Она уже видела, что пропадает, но все дальше и дальше пробиралась к северу. Большая вода должна быть уже близко, если, конечно, она не сбилась с пути. Приходилось обходить все новые и новые озера. Стрельба слышна нисколько не меньше, далеко разносится по воде, будто и не отошла далеко.

Она заметила шест на дальнем бархане — прекрасно, где-то там протока выходит в Большое озеро, там и лагерь. Она стала различать шум волн, но это могло шуметь в ушах.

На пути снова возник заливчик. Так не хочется обходить его. Она ступила в воду, здесь всего десяток шагов. Не следовать же, в самом деле, его прихотливой линии, которая теряется в зарослях, к тому же узкая поначалу протока может расшириться и снова стать озером. По краям заливчика белела соль, значит, уровень воды понизился, тогда здесь неглубоко.

Она плелась по воде, зачерпывая ее ладонями и смачивая лицо, вдруг нога ушла вниз и она свалилась в воду, попробовала встать, увязла, выдернула сапоги, попятилась, из потревоженного дна потянулись пузыри.

Она плюхнулась на живот и попыталась плыть, то и дело задевая страшное дно. Вода переболталась с грязью. Наконец она выбралась на берег, но натолкнулась на такую стену тростника, сквозь которую пробиться было невозможно. Не надо было сворачивать с кабаньей тропы. Она пошла было по самой кромке воды и снова оступилась, ноги снова ушли в вязкое дно, но она ухватилась за плотные стебли и вытянула поочередно обе ноги.

— Эй-эй! Что-то я застряла-а-а! — крикнула она на всякий случай. Вдруг пост уже близко.

Она услыхала впереди шум, какое-то движенье, и голос крикнул: «Кто там?»

— Это я! Лейтенант Левина!

Тот же голос снова что-то прокричал, ей показалось, что она разобрала слова «левей, левей». Она подалась влево, но там стояла такая же непроходимая стена.

— Мне не выбраться! — Но она уже слышала, как кто-то продирался ей навстречу, хлопал по воде. Заходили ближние стебли, и прямо к ней вышли двое.

— Люки вельх! — сказали они, направив на нее автоматы.

Когда войска союзников освободили Кашгар, уйгуры рассказывали, что видели, как вели через весь город высокую девушку. Была ли это она или нет — установить трудно.

1973

Ах, единственную радость подарило мне провидение, и ту я не взлелеял, не уберег. Сам себе гарпия, я испохабил свою чистую рассветную совесть, бодрость и надежду раннего пробуждения. И не то беда, что проснулся я спеленутый простыней по голому телу без рубашки, не то, что настежь распахнуто окно, каковое всегда закрываю на ночь, и даже не то, что бог весть как случился у моей постели таз; но жаль безмерно, что мысли мои спутаны и с трудом вспоминаю, где был вчера и как попал домой.

А ведь недавно, приближаясь к сорока годам, я избавился от удручающего чувства незрелости, и как успокоительно было опознавать в себе приятную тяжесть лет, спасительную устойчивость груженой баржи, глубокосидящей! Наконец-то я мог надеяться на приближение к достойным старцам, дотоле с почтительной завистью созерцаемым. Тщательно следил я за свежестью белья и неизменной пристойностью верхнего платья, соблюдал размеренность в речах и размышлениях, выдерживая темп не быстрее andante [3] В умеренно медленном темпе (ит., муз.). , но и не медленнее largo [4] Самый медленный из пяти употребительных темпов (ит., муз.). , чтобы не утрачивалась связность. Никто не заставал меня в неподобающем виде; и лишь перед другом моим, кого стыжусь и робею… но поразительно, как одно возникновение магистра в моих мыслях очищает и проясняет их! Конечно, это он привел меня вчера домой, заботливо раздел, уложил, обеспокоился моим нездоровьем: разыскал, утруждая свою тучность, постыдный этот таз и поставил у моего изголовья на всякий случай.

Вот бы и остался до утра, милосердный самаритянин!

Но не следует давать волю злым чувствам. Его деликатность пощадила мою стыдливость. О каковой он знает уж потому, что никогда, и в самые хмельные минуты, не сетовал я перед ним на растерянность, на неловкость мою в любви. Она остается неупомянутой, ибо пока не поименовано нечто, то как бы и нет его.

Не взглянув на часы, я знаю, что должен поспешить: колокольчики в музыкальной шкатулке прозвонили восемь тактов «Deposnit potentes» [5] Низложил сильных (лат.). из «Магнификат». Чрезвычайно удалась эта работа нашему оружейнику; он добился избрания главой своего цеха и занят грандиозными изобретениями, но охотно дает волю давней страсти к механическим игрушкам. Над моей приверженностью к музыке он подшучивает, а заказ исполнил точно, не погрешив нигде в этом сложном чередовании четвертей, восьмых и шестнадцатых.