Улья Нова - У нас будет ребёнок! (сборник)

– А кто этот господин? – Ржевский был обескуражен.

– А не много ли вы от меня требуете, поручик?

– Я требую? – изумился Ржевский. – Помилуйте, княжна… Это же вы сами…

– Я, конечно, оставляю за вами право ревности, – решительно перебила его княжна. – Мне она, признаться, даже льстит, однако, согласитесь, каждый из нас сам волен выбирать, с кем ему беседовать. Не так ли?

– Марья Павловна, вы, безусловно, правы, и я вовсе не требую отчета о том, с кем вы беседуете. Я здесь вовсе не для того, чтоб выяснять, с кем вы тут изволите… – говоря это, Ржевский окинул взором диван со смятыми подушками, на спинке которого были вышиты золотом два амура с крылышками и нацеленными друг на друга стрелами.

– В доме папенька, – сказала княжна, заметив этот взгляд поручика. – Слышите? – тут она покосилась на дверь, из-за которой доносились голоса. – Но сегодня вечером он собирается в английский клуб. Вы меня понимаете?

– Разумеется, княжна. Мы всегда отлично понимаем друг друга.

– Так будете у меня сегодня вечером?

– Разумеется, – для пущей убедительности поручик подкрутил ус. – Марья Павловна, вы же прекрасно знаете, как важны для меня наши встречи… Без них моя жизнь была бы совершенно пустою… Кстати, хочу у вас поинтересоваться…

– Поинтересоваться? Чем же? – княжна вскинула брови.

– Помните, однажды, гуляя над рекой, мы с вами… как бы это получше выразиться…

– Выражайтесь, поручик, прямо. Вы же все-таки гусар, вам не пристало изъясняться экивоками.

– Ну, словом, мы гуляли над рекою и решили… решили обнять пинию.

– Что? Кого мы обнимали?

– Пинию.

– Кто это? Признаться, я вас не понимаю.

– Ну, пиния, дерево такое…. Мы с вами решили обхватить его с двух сторон руками, чтоб…

– Мы с вами обнимали дерево? Поручик, я, конечно, понимаю, что вы способны на всякие нетривиальные поступки. С вас всякое станется. Например, я слышала, что вы… Ладно уж, оставим, вы и сами знаете, какие поступки, мнимые или действительные, вам приписывают в обществе. Мне лишь непонятно, зачем вы меня пытаетесь представить безумною? Сами рассудите – могло ли мне прийти в голову обнимать какое-то дерево?

– Нет, не могло, – сказал Ржевский, закусывая губу.

– К чему ж тогда вы заводите такие странные разговоры?

– Видите ли, княжна… дело в том, что… – Ржевский устремил взор под потолок, как бы задумавшись о чем-то высоком, – в том, что… Впрочем, это я так про пинию, это всего лишь дерево, это совершенно не важно.

Тут за дверью раздались шаги, и в комнату вошел папенька Марьи Павловны, сопровождаемый Клещевым, который следовал чуть позади и делал Ржевскому знаки: дескать, никак не мог остановить князя. Тот подозрительно посмотрел на свою дочь и Ржевского, понюхал воздух, искоса глянул на диван с золотыми амурами и смятыми подушками и предложил всем перейти в другую залу, куда он уже распорядился подать напитков и закусок.

Ко всеобщему удивлению, Ржевский, сославшись на занятость, от напитков и закусок отказался, раскланялся и, незаметно скривив Клещеву физиономию, дескать, нет, это не княжна понесла ребенка, поспешил прочь.

Сев на извозчика, поручик поехал сначала домой, где переоделся в парадный мундир, а затем – к княгине Абрамовой, которая давала бал в этот вечер. Он прибыл на бал, когда вальсировка только начиналась.

Вопреки своему обычаю, поручик, однако, не поспешил принять участие в танцах. Вместо этого он остановился у колонны и, облокотясь на нее, принялся внимательно разглядывать кружащиеся по залу пары.

Вокруг поручика скоро стали собираться знакомые господа, ожидавшие услышать от него новые анекдоты и занимательные рассказы, но этих надежд Ржевский на сей раз не оправдал: был рассеян, на вопросы отвечал невпопад.

– Да что с вами сегодня такое, поручик? – спросил его кто-то. – Даже и не танцуете?

– Упал с лошади.

– Как?

– Да вот так.

– Упали с лошади-с?

– Да, с лошади. Упал и ногу подвернул. Потому и не вальсирую.

Господа, как водится в таких случаях, принялись обсуждать, что может сделаться с человеком, упавшим с лошади, стали с живостью рассказывать, как они и сами падали с лошадей и что с ними происходило после этого. Кто-то предложил поручику незамедлительно отправиться к лекарю княгини, чтоб тот наложил ему на ногу тугую повязку.

– Повязку? – рассеянно спросил Ржевский. И тут вновь удивил роившихся вокруг него господ: вопреки собственному заявлению, что подвернул ногу, нисколько не захромав, он вдруг устремился в другой конец зала.

Поручик разглядел там дочь статского советника Полоскова, прехорошенькую Любоньку, с которой тоже имел relations amoureuses.

Заметив приближающегося Ржевского, Любонька так вся и вспыхнула и, чтобы справиться с волнением, усердно замахала вокруг личика веером.

– Здравствуйте, Любовь Михайловна! – почтительно поклонившись, сказал Ржевский.

– Здравствуйте, поручик, – Любонька церемонно поклонилась в ответ.

– Не правда ли, хорошая погода, Любовь Михайловна? – снова кланяясь и при этом сосредоточенно глядя на живот Любоньки, спросил Ржевский.

– Погода? Да, погода хорошая, – согласилась Любонька, но в голосе ее на этот раз прозвучали нотки беспокойства. – Все ли с вами в порядке, милый? – перешла она на полушепот, чтоб стоявшие рядом ее не услышали.

– Нам надобно поговорить наедине, – сказал Ржевский заговорщицким тоном. – Приходите сейчас в синюю комнату за каминным залом.

– В синюю комнату?

– Да, в ту, где вы подарили мне первый поцелуй.

– Но мазурка… – растерянно сказала Любонька.

– После, после мазурка, – с этими словами поручик отошел прочь. – Есть срочный разговор.

Для отвода глаз – маменька Любоньки сидела у стены в кресле и зорко наблюдала за дочерью – он перемолвился с кем-то парой слов, рассказал кому-то анекдот, а затем ловко нырнул в боковой проход залы. Там он взлетел по лестнице на второй этаж и устремился в конец дома, где находилась синяя комната, назначенная им для свидания.

Дойдя до конца анфилады, Ржевский увидел Любоньку. Она стояла спиной к нему и любовалась садом из окна.

Пару секунд Ржевский смотрел на барышню, а затем подкрался к ней на цыпочках и со словами «ясочка моя ненаглядная» обхватил сзади. Любонька от неожиданности вскрикнула, попыталась обернуться, но Ржевский держал ее весьма крепко.

– Ну, ну, ну, – нежным голосом урчал он, смиряя ее попытки вырваться. – Ну, ну, ну… Ах… ясочка моя… Какое же это счастье обнимать вас!

Он погладил ее по животу и спросил:

– Ну, кто у нас будет? Мальчик или девочка?

Тут барышне удалось-таки вырваться, она обернулась, и Ржевский с недоумением увидел перед собою вовсе не свою любовницу Любоньку, а совершенно незнакомую ему даму.