Тарьей Весос - Птицы

Но весла уже готовы, и скоро все станет ясно.

Маттис отогнал эту мысль, сейчас ему не хотелось заглядывать в будущее. Он тут же сказал себе: это не страшнее, чем гроза.

Сверху все время слышались голоса. Иногда раздавался нежный смех и мячиком прыгал по полу. Вот как, оказывается, умеет смеяться Хеге, когда она счастлива. Слышал ли он, чтобы она так смеялась?

А теперь они заговорили о нем. Потому что больше они не смеялись.

В стену постучал ветер.

Резкий осенний ветер.

— Слышу, слышу! — громко и весело отозвался Маттис и сел в постели.

Когда ветер коснулся ветхого дома, тот сразу забормотал и наполнился тихими звуками. Протяжно вздохнули деревья. И по озеру побежали барашки.

Как хорошо.

На Маттиса снизошел покой.

Завтра тоже наверняка будет ветер. И он помешает мне сделать это. Я поплыву только в тихую погоду. Теперь можно спать.

Он заснул сразу — день был тяжелый и напряженный.

Тихая, безветренная погода, спокойное озеро — это было единственное условие Маттиса. Когда он подвергнет себя испытанию, вода должна быть как зеркало. Так что приходилось следить за ветром.

Маттис считал, что такое условие подразумевается само собой.

Ветреная погода длилась несколько дней.

Весла были готовы, и лодка тоже — каждое утро Маттис просыпался с бьющимся сердцем: как там на озере?

Но каждое утро дул ветер, и когти, впившиеся Маттису в грудь, словно разжимались.

Еще один день, думал он. И никто об этом не знает! Как удивительно!

Потом он сообразил, что так и должно быть.

Он ничем не занимался. Ёрген больше не спрашивал его о перевозе и не требовал, чтобы он ходил на лесосеку.

Мухоморы вызывающе краснели на своих местах, но они больше не волновали Маттиса. Они уже ничего не могли изменить.

И никто ничего не знает. Хеге и Ёрген видят новые чересчур толстые весла и ничего не понимают: думают, я просто не умею сделать их тоньше.

Может, я и в самом деле стал умным?

Сейчас это мне очень кстати, думал он.

Опять утро. Маттис затаился и напряг все силы — надо выдержать, сейчас Хеге скажет Ёргену на кухне: вода сегодня как зеркало.

Он знал, что все равно содрогнется, когда этот день наступит.

Он представлял себе, как иначе Хеге может сказать об этом: сегодня совсем нет ветра. Или: что-то неспроста сегодня так тихо.

Но Хеге не сказала ни того, ни другого. Она разговаривала с Ёргеном о более важных вещах. Ветер и дождь не имели для них никакого значения: Ёрген работал в лесу в любую погоду.

Так что вода могла быть гладкой как зеркало, даже если Хеге ничего не сказала про это, думал Маттис, лежа на своем диване. Встал он с тяжестью во всем теле. Скорей к окну.

Ага…

Ветер не прекратился, под безоблачным небом по озеру ходили темно-синие волны. Как странно смотреть на них, когда это так много значит. Еще день отсрочки.

Во время завтрака Маттис поймал на себе внимательный взгляд Хеге. Ему сразу расхотелось есть, и он вышел из кухни. Неужели по мне что-нибудь заметно? Он нашел свои инструменты, вернулся в кухню и сказал, что пойдет на озеро чинить лодку.

— Ладно, чини свою лодку. — Хеге была довольна. — Я буду знать, где ты.

— Можешь сидеть у окна и следить за мной.

— Зачем мне следить?

— А разве ты не следишь?

И он ушел чинить лодку. В днище под мостками он обнаружил особенно гнилое место. Если надавить на него всей тяжестью, появится дырка. А тяжести в Маттисе хватит, он ощущал ее в себе с самого утра, и даже больше чем достаточно.

На плоских камнях хорошо сидеть, бормотал он, занимаясь своей работой. Хорошо сказано, но девушка не поняла этого. Впрочем, мне все равно.

Он сидел рядом с лодкой, повернув лицо к ветру, гулявшему по озеру.

Дуй, ветер! — тайно молил он.

На него нахлынуло множество мыслей.

— Камни на всех глазах, — сказал он вдруг.

Ингер и Анна, и весь тот день.

Каждое дерево, на котором сидят птицы.

Каждая тропинка, по которой ходит моя сестра Хеге.

Но все это было чересчур сложно, больше он ничего не осмелился прибавить.

Лодка привычно пахла смолой, а сгнившие доски — солнцем. Маттис глядел, как ветер бороздит поверхность воды. Волны плескались у его ног.

Но скоро ветер все равно утихнет. Он не может дуть вечно. И безветрие тоже не длится вечно. Мы с вальдшнепом как бы одно, — мысли у него путались.

Когда работа с лодкой была закончена, Маттис поднялся к Хеге.

— Ну что, готова твоя лодка к перевозу? — спросила она, словно подталкивала его, так же как Ёрген.

— Да, теперь все в порядке. Завтра утром могу начать, — ответил Маттис. Он не глядел на сестру.

— Хорошо, значит, уже завтра, — сказала Хеге и твердо добавила: — Это очень хорошо, Маттис.

На берегу он обдумал все, что скажет. И радовался, что все идет как нужно.

— Если только не будет сильного ветра, — продолжал он. — Лодка прогнила, в ветреную погоду на ней теперь плавать опасно. Того и гляди, продавишь дно.

Ему не удалось произнести это как ни в чем не бывало, но в общем-то получилось неплохо. Хеге разом забыла, с каким нетерпением она говорила о перевозе, теперь ее волновала только опасность, грозившая брату:

— Значит, она и в тихую погоду не очень надежна? По-моему, тебе вообще больше не следует плавать на ней.

Маттис фыркнул:

— Как будто я не знаю свою лодку!

— Ты в ней уверен? Я вовсе не хочу, чтобы ты оказался на дне.

— Глупости.

Маттис разволновался, словно он выболтал свой план. Но все было уместно, он сказал то, что нужно, и, по его мнению, это было сказано умно, он сам понимал, что это умно. Как странно, что человек становится умным слишком поздно, подумал он.

— В тихую погоду я могу плавать на ней хоть целый день, — сказал Маттис. — Ты, Хеге, не беспокойся, я знаю, что можно, а что нельзя. Куда можно наступать, а куда — нет.

— Пожалуйста, осторожней, — сказала Хеге и ушла. Но она тут же вернулась: — И все-таки я хочу попросить Ёргена посмотреть твою лодку, вдруг она ненадежна. Ёрген понимает в лодках. Если он скажет, что ею пользоваться нельзя, ты не должен плавать на ней.

— Опять Ёрген! — возмутился Маттис.

Именно сейчас, в связи с этим делом, ей не следовало упоминать имя Ёргена. Маттис разбушевался:

— Обойдусь и без Ёргена! Он мне ни к чему! Если ты его притащишь, не знаю, что я сделаю!

Хеге отпрянула.

— Маттис, милый…

— Перестань всюду совать своего Ёргена! Если он явится ко мне, я ему скажу, кто он такой!

— Тише, тише, успокойся, — сказала Хеге. — Не смей ничего говорить Ёргену. Он хороший человек и желает тебе добра.

Маттис уже не мог остановиться.

— Теперь это решит погода, — в отчаянии сказал он.

— Погода?

— Да, слышишь? Погода и ветер. Может, ты считаешь, что я не умею думать?