Тарьей Весос - Ледяной замок

— Насколько я знаю, ее не нашли. Все еще ищут. А ты вот вернулась сегодня утром совсем больная.

— Я тоже искала всю ночь!

— Конечно, но ты заболела.

— Мы были у большого замерзшего водопада и еще у реки… а больше я ничего не помню.

Да, когда папа вернулся с тобой, тебе было совсем плохо. Правда, шла ты кое-как сама. Потом приходил доктор и сказал…

Сисс перебила ее:

— Что у нас сейчас? Вечер?

— Да, сейчас опять вечер.

— А папа? Где он?

— Со всеми. Поиски еще идут.

Значит, он все-таки сильнее меня, — подумала Сисс, и мысль эта была ей приятна.

Мама продолжала:

— Ребята из твоего класса тоже сегодня участвовали в поисках. Уроков не было.

Как странно. Уроков не было. В школе не было уроков. Она попыталась представить себе это.

— Я в дверях сейчас вроде бы видела Унн. По-моему, она где-то неподалеку.

— Этого никто из нас не знает. Но в дверях она стоять никак не могла. Тебе сегодня столько всего виделось. Чего ты только не наговорила в бреду!

Что она говорила? Сисс вдруг почувствовала себя голой и подтянула повыше перину.

— Что я говорила? — Надо переменить тему, укрыться за чем-нибудь. — Унн жива!

Мать терпеливо ответила:

— Конечно, жива, ее скоро найдут. Может быть, уже нашли.

Она украдкой бросила испытующий взгляд на Сисс и сказала:

— Если ты что-нибудь…

Сисс поторопилась сделать вид, что засыпает.

Впрочем, вскоре она действительно уснула.

Когда она проснулась, жар, похоже, стал меньше. Ей уже ничего не чудилось. Она чуть пошевелилась, и на звук тотчас же в комнате появилась мама.

— Ты долго спала. Уже поздний вечер. И спала ты спокойно.

— Поздний вечер? А где папа?

— Ищет.

— Ну и как?

— Пока все так же. Непонятно, где искать. Никто не знает, что делать, Сисс. И тетя ее ничем помочь не может.

Вот оно, опять. Оно не дает ей жить, оно держит ее в своих руках, она беззащитна. Она не знает ничего такого, что могло бы им помочь! Папа заходил, когда ты спала. Он хотел у тебя кое-что спросить, но мы не решились тебя будить. Но он сказал, что дело важное.

Мама, наверное, даже не подозревает, что еще совсем немножко, и ей не выдержать.

— Сисс, ты меня слышишь?

Снова уснуть? Нельзя. Что я такого сказала в забытьи? Да и сказала ли что-нибудь?

— Сисс, попытайся вспомнить, о чем вы с Унн разговаривали, что она тебе говорила.

Сисс вцепилась в одеяло, чувствуя, как на нее надвигается что-то страшное. Мать продолжала:

— Вот это папа и хотел узнать. Да и не только он, а все, кто ищет Унн, должны знать, не можешь ли ты им помочь.

— Я же сказала, что ничего не знаю.

— Ты в этом уверена? Ты в бреду таких странных вещей наговорила, что как-то одно с другим не вяжется.

Сисс испуганно посмотрела на мать.

— Надо сказать, Сисс. Не хочу тебя пугать, но это очень важно. Ведь все это делается только ради Унн.

Сисс почувствовала, как это, страшное, нависло над ней, хватает ее.

— Но если я говорю, что ничего сказать не могу, то, значит, я вправду не могу!

— Сисс…

Вдруг свет померк у нее в глазах, и из груди вырвался непривычный и страшный крик.

Мать кинулась к постели. Сисс крикнула:

— Она этого не говорила!

И погрузилась в полный мрак.

Перепуганная мать тормошила Сисс. Та билась и стонала.

— Сисс, мы тебя больше не будем трогать! Ты слышишь? Сисс, я не знала…

Где же Унн?

И словно ответ:

Снег.

Туман, бессмыслица.

В тумане проходит весь короткий день. Потеплело, снег все валит и валит. Наступает вечер, и снова и снова звучит вопрос:

Что с Унн?

Снег — слышится ответ не к месту.

Наступила настоящая зима. И Унн пропала. Никаких следов, несмотря на все поиски. Ее ищут вслепую, словно бредут в непроглядной вьюге.

Люди еще не сдались, находят все новые формы поисков. Бессмысленно бродить по лесам, увязая в сугробах, поэтому используются другие методы.

Вмиг все узнали о неведомой им ранее Унн. Газеты поместили ее снимок, сделанный прошлым летом: Унн вопросительно смотрела на читателей.

Большое озеро превратилось в спокойную заснеженную равнину, лед больше не трещал, озера не стало. Неширокое открытое устье, где вода неторопливо текла между мягко скругленными берегами, сохранилось, но теперь туда никто не ходил. Где-то ниже стоял и скрытый от посторонних глаз ледяной замок, постепенно теряющий свои очертания под растущими сугробами. Никто не пробивался к нему, оставляя в снегу глубокую лыжню.

Но та единственная ночь, проведенная перед ледяными стенами, отложилась в памяти людей. Народ уверовал в то, что Унн, карабкаясь по льду, упала в реку и была унесена течением.

Люди еще продолжали шарить баграми в ямах на дне реки ниже водопада. По ночам оставленные обледеневшие багры нацеливались в снежное небо. Новые дороги пролегли к дому тети Унн. Всё собиралось здесь, все нити сходились к одинокой женщине, единственной опоре Унн. Никуда не ведущие нити сходились к ней, человеку с ясными сухими глазами.

— Понятно, — говорила она. — Спасибо вам, — говорила она. — Ничего не поделаешь. Опора Унн в жизни.

Прошлогодняя фотография, во взгляде читается вопрос. Унн, одиннадцати лет. Снимок стоит у тети на столе.

Она слушает рассказ тех, кто сегодня шарил багром по дну реки. Их багры остались стоять в реке. Усталые люди рассказывают ей о том, что успели сделать за день. На следующее утро, как только рассветает, приходят другие. Снег шел всю ночь. Зима обещает быть очень снежной.

Теперь она слушает отчеты других людей. В разные стороны, широким кругом, ведутся поиски живой Унн. Никаких следов.

— Понятно. Да, конечно. Спасибо вам.

Приходят также люди, которые принимаются расспрашивать ее. Их интересует все, что может помочь поискам. Ей нечего сказать. Перед ними сидит пожилая доброжелательная женщина. Она, должно быть, намного старше матери Унн. Они смотрят на снимок, который видели все.

— Снято прошлым летом, не так ли?

Тетя кивает. Она устала.

Слова — прошлым летом — с самого начала придали фото-графии какое-то сияние. Непонятно почему. Прошлым летом. Люди смотрят на снимок, и он им запоминается.

Они испытующе смотрят на тетю, которой приходится все это выдерживать. Она не производит впечатления сильной. Но они понимают, что перед ними очень сильный, спокойный человек, Неизбежный вопрос, на который она должна ответить:

— Какой была Унн?

— Я ее любила.

Вот и все.

Те, кто слышат от нее этот ответ, чувствуют, что лучше сказать нельзя, хотя говорится это не в первый раз. Они невольно смотрят снова на снимок.

— У нее такой вид, словно она хочет о чем-то спросить.

— Да, и что?

— Нет, ничего.

— Весною она потеряла мать. Единственного близкого человека. Может она спрашивать?