Александр Васинский - Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века
- Название:Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ТЕРРА — Книжный клуб
- Год:2000
- Город:Москва
- ISBN:5-275-00040-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Васинский - Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века краткое содержание
Вы помните похождения героя гоголевского «Носа», коварно покинувшего положенное ему природой место? «Сады Приапа» созданы «вослед» бессмертной повести чародея русской прозы. Увлекательно написанное, это гротескное произведение выводит на первый план еще более экзотичесхого, чем у Гоголя, героя, «отделившегося от персонажа-неудачника». В канун очередных президентских выборов на улицах Москвы разворачивается необыкновенная, ни на что не похожая история. В ее центре — неуемный любовник, магнат алкогольного и цементного бизнеса, миллионер, меценат, а в конце — соискатель высших политических лавров. И лишь один человек знает: он — не что иное, как…
Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
На меня напал немалый страх при мысли, каким образом с такими огромными и грубыми ножищами я могу взобраться на нежную матрону, как заключу своими копытами в объятия столь белоснежное и хрупкое тело, каким манером женщина, как бы ни сжигало до мозга костей ее любострастие, может принять детородный орган таких размеров. Горе мне!.. Я даже, щадя ее, отстранялся слегка, но она в неистовом порыве всякий раз сама теснее сплеталась, так что, клянусь Геркулесом, мне начало казаться, что у меня чего-то не хватает для удовлетворения ее страсти…
Апулей. Золотой осел, кн. 10 (22)Уд не был бы Удом, если б не умел угадывать, когда женщины сами падают жертвами его афродиций (наверное, в этих случаях афродиции точнее назвать эротизмами). Мужскую энергию его эротизма, и он это сразу почувствовал, дородная женщина в фирменном костюме испытала на себе с первого взгляда, еще со служебного столика увидев его неоглядный черный лимузин с тонированными стеклами… Если, встав из-за служебного столика, она бодрым должностным шагом направилась к клиенту, то, подходя к нему, уже замедлила шаг, стушевалась, от ее служебной сухой предупредительности не осталось и следа: перед Удом остановилась, не зная, куда деть глаза и руки, порядочная добродетельная благонравная мать семейства, внезапно и впервые в жизни с ужасом ощутившая, что тяготится многолетней супружеской верностью и готова к падению… На губах Уда ерзнула вкрадчивая ухмылка близкой победы. Он учуял истомленное в ночных мечтах бесприютное одинокое женское сердце, жаждущее быть несчастным, осмеянным, поруганным, каким угодно, но только не одиноким. Таких женщин сластолюбиво выслеживают маньяки в мутных сумерках заплеванных подворотен, они становятся добычей неуемных самцов и профессиональных холостяков, этих хищников густонаселенных городских микрорайонов, где они выбирают себе жертв из бродящих в тоске неприкаянных плоскогрудых существ, одиноких, как сельди в бочке…
Нина, наконец, вспомнила, что видела этого человека в передаче «Герой дня без галстука». Ступор, в который она неожиданно впала при первом взгляде на клиента, объяснялся отчасти и тем, что она терзалась: откуда она может его знать? что их связывает? где прежде видела?
«Так, значит, это телевизор, — стучало у нее в сердце, — загородная усадьба, ответы на вопросы Зуйцевой… и эта лама под луной…» Ей тогда понравился и замок на берегу озера, и маленькая собачка у него на плече, понравилось его всё…
Уд встал из-за стола. Нина почувствовала, как ее помимо воли охватывает мелкая точечная неприличная дрожь. Откуда-то из головы с гулом и раскатами взметнулись раскаленные вулканические бомбы, они истекали в полете струями и брызгами огня и, падая, жгли ее плечи, спину, поясницу, икры, лодыжки… Гул и жар достигли предела, казалось, кратер вулкана оплавлялся, изрыгая лаву и облака пепла, и, когда произошел выброс огненного смерча, Нину поволокло куда-то в сторону и вниз.
— Где ее кабинет? — услышала она над собой его голос, и в этот миг ее втянуло в поток черно-красной расплавленной земли, он гудел, хлюпал и пузырился, но чудесным образом не сжигал ее, а нес на себе невредимой…
Уд уже с минуту был во власти своей отключки. В бредовом обморочном тумане рухнул в гудящий проем и оцепенел оттого, что не встретил привычного давящего обжима, не было смертельной тесноты и удушья. Повинуясь инстинкту, он стал судорожно зарываться вглубь, чтобы достичь дна. «В ножны! В ножны! По самую рукоять! По самую рукоять!» — тараторил он в бреду, тараня цель с тупым бесполезным напором. Все было напрасно, он снова и снова таранил пустоту.
Наконец, он обеспамятел. Нина приподняла голову на диване и увидела рядом скользкий корпус мужского тела… Она взяла салфетку и, сев на диване, стала его обтирать. Сначала голову с оторвавшимся пластырем, плечи, грудь, лопатки, бедра… Она уже хотела его одевать, как маленького своего ребеночка, но тут в кабинет зашли телохранители, вежливо извинились, завернули тело в простыню, засунули в крафтмешок и унесли через подсобку к лимузину, который они подогнали к самим дверям. Потом Лапиков один вернулся в зал, запустил, не закатывая рукава рубашки, руку в аквариум, сгреб приемник и вышел вслед за другими.
Нина сидела на диване, молча покачиваясь из стороны в сторону, с остановившимся взглядом, со сбитой набок прической, и первый раз в жизни ей было все равно, что про нее скажут… Она беззвучно, тихо, плакала. Она знала, что нашла и навсегда потеряла своего полковника, своего родного единственного мужчину. Но она знала также и то, что с этим уже по-вдовьи можно доживать жизнь. Нет, она не жалела, что этому незнакомому человеку отдалась безоглядно. Наверное, она допустила слабость, отпугнула его тем, что потеряла голову и утопила — она это чувствовала, — утопила его в слишком широко раскрытых объятиях… Но она ни о чем не жалела.
…К вечеру в офис заехал Голосковкер и увез босса в театр на «Ромео и Джульетту». В финале он толкнул имиджмейкера в плечо и кивнул вниз на зал (они сидели в ложе первого яруса).
— Слушай, — шепнул Уд, — ты видишь?
— Что?
— Слезы. Они плачут, Голосковкер.
Уже в лимузине Уд вернулся к тому, что его так потрясло.
— Они ведь правда плакали… — сказал он, посмотрев на имиджмейкера.
— Ну да. Трагедия. Великая вещь. Великий Шекспир.
— Все это понятно. Но скажи, они понимают, что все это происходит не в жизни, а на сцене. А?
— Конечно.
— И плачут.
— Да.
— Они знают, что это играют актеры, что все это сочинил в своей голове Шекспир — и плачут?
— Да, «и плачут», — сказал Голосковкер. — Люди очень внушаемы, шеф. Уд откинулся на спинку сиденья.
— Ну знаешь, имиджмейкер, если так устроены у людей мозги, если их так легко обольстить и охмурить, то… то… представляешь, что с ними можно сделать по жизни, а? Что им можно внушить?
Он повернул лицо к тонированному стеклу и вдруг захохотал, как он умел: одним ртом, без глаз. Так что Голосковкеру стало не по себе.
Глава XV
Боже мой, как грустна наша Россия!
А. Пушкин. (восклицание по прочтении Гоголем поэмы «Мертвые души»)Штаб независимого кандидата в президенты Уда Кичхокова работал круглосуточно. Два миллиона подписей для того, чтобы зарегистрироваться в Центризбиркоме, были собраны с обнадеживающей быстротой. Имиджмейкер оказался прав: женские трудовые коллективы, особенно в регионах, где традиционно преобладает женский контингент (Ивановская область, курортные зоны и др.), дали самые большие проценты. Стоило эмиссарам Кичхокова проехаться с поясным портретом босса по птицефабрикам и швейным комбинатам Нечерноземья, прокрутить пару рекламных клипов и вручить скромные сувениры, как к столам с подписными листами выстраивались очереди.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: