Вадим Чекунов - Шанхай. Любовь подонка

Запросил рикша за книгу двадцатку. В порыве еще не отпустившей меня жалости я дал ему стольник, едва убедив оставить сдачу себе — рикша никак не мог понять почему.

Я забыл, куда шел и зачем. Развернулся и отправился домой. В радостном, почти детском предвкушении.

Книжный Форрест оказался мне куда более близким, чем киношный. Да и внешне у нас много было общего: по книге, еще в школе он уже был здоровяком, ростом под два метра. И тоже бывал в Китае. Не просто приехал погостить, но умудрился плодотворно провести время — спасти жизнь самому Мао и подружиться с ним.

О том, что этот идиот умел любить — глубоко и верно, я стараюсь не думать.

До тех пор, пока не пойму — умел ли любить я.

Хоть когда-нибудь…

— Когда-нибудь мы поймем, какими дураками были… — сказала мне утром Инна.

«Раньше, или сейчас?» — собрался было спросить, но какая, в сущности, разница…

Оставил ее в номере, сонную.

На улице, когда я вышел из гостиницы, было прохладно. Раннее светло-серое утро, без солнца, уже наполнялось жизнью. Катили свои тележки-кухни низкорослые смуглые продавцы. Лениво почесываясь, брел куда-то опухший мужик, на ходу позвякивая связкой ключей. Дворничиха в остроконечной шляпе гоняла метлой влажный мусор. Погромыхивая пустыми еще кузовами, выезжали на работу рикши.

Дождь давно кончился. Я курил на автобусной остановке и разглядывал мертвую зыбь облаков, застывших высоко в небе.

Ли Мэй прислала за вчерашний вечер шесть сообщений. В последнем написала, что не понимает, в чем дело. Хочет поговорить.

Милая моя девочка… Да разве я сам понимаю…

На каждое сообщение я отвечал одинаково:

«Я люблю тебя!»

Наверное, она сейчас еще спит.

Тем лучше.

Город оживал с каждой минутой.

Только что почти пустая улица стремительно заполнялась потоками велосипедистов. Словно пчелиный рой на вылете, они единой живой массой устремлялись к перекрестку, откуда уже раздавались свистки «трафик-ассистентов» и гудки автобусов. Плавно и почти бесшумно выдвигались солидные «ауди» и «вольво», отражая свежевымытыми стеклами и корпусами перламутровое небо. Поджарыми шакалами суетились старенькие такси-«сантаны».

Подошел мой автобус. Удалось втиснуться в него в первых рядах и даже занять место — в конце салона, на возвышении, над рокочущим двигателем. Там я и закемарил, едва не проспав свою остановку.

До обеда отсыпался дома, прямо в одежде завалившись в постель.

Снилось что-то странное.

Голый, я стоял по пояс в воде, холодной и непрозрачной, приседал и, растерянно водя руками, старался кончиками пальцев достать дна, что-то нащупать там, найти.

Схватил нечто скользкое — обеими руками. Выбежал на пустой песчаный берег. Сквозь мои пальцы, будто дохлая медуза, струился, стекал тягучими каплями гнилой кусок мяса.

Гнилое сердце…

Я бежал по мокрому песку, падал, а за мной шустро полз огромный, размером с газетный киоск, сиреневый краб. Когда краб настиг меня и легко перекусил мне клешнями ноги, я, подвывая и тонко скуля, попытался отползти, но руки тоже отлетели в сторону, и вот уже мелькнула перед глазами страшная серповидная клешня, нацеленная теперь на самое мое сокровенное…

Все, что я смог, — это заорать.

Заорал и свалился с кровати.

Телефон попискивал, извещая о пропущенных звонках и сообщениях.

Ли Мэй звонила дважды. Потом написала: «Где ты? С тобой все в порядке?»

В занятиях сейчас обеденный перерыв.

Набрал номер Ли Мэй.

Пять или шесть гудков. Возьми, пожалуйста, трубку.

— Да?

Шум и гомон.

— Привет!

— Привет! Я звонила тебе.

— Да, но я спал. Ты в столовой сейчас?

— Только что пришла. Как ты? Ты где?

— Дома. Слушай, а может, возьмешь что-нибудь, и приходи ко мне? Пообедаем вместе. А то я пока умоюсь-соберусь, в столовую опоздаю. Увидеться с тобой хочу. Очень.

— Я с одногруппниками тут… Ну, хорошо. Давай, конечно. Что тебе взять?

— На твой вкус.

Она пришла минут через двадцать. Едва слышно поскреблась в дверь.

Я уже успел смыть с себя запахи прошедшей ночи и переодеться в чистое.

— Привет!

Глаза настороженные, с легкой обидой в зрачках. Так смотрят дети на родителей-обманщиков.

Забрал у нее пенопластовые судки с едой.

Взял за руку, притянул к себе.

— Привет!

Неуверенно и робко поцеловались.

— Что с тобой?

Прижал ее крепче и поцеловал опять. Губы ее ожили. Руки, лежавшие на моих плечах, потеряли невесомость, погладили спину, обняли.

— Ты ведь не бросишь меня? — уткнулась в мое плечо.

Поцеловал в макушку.

— Что ты…

— Если ты полюбишь другую — просто скажи мне. Обещай.

— Обещаю.

— Правда?

— Самая настоящая правда. Но я никогда не скажу тебе, что «полюбил другую». Потому что люблю только тебя и не хочу любить никого другого.

— Тогда давай скорей есть, а то опоздаю.

Устроились на полу.

Ли Мэй сидела спиной к стене. Я лежал головой на ее бедрах и смотрел на нее снизу вверх. Она кормила меня, смеясь и болтая. Говорила о какой-то своей подруге и ее парне. Суть истории была в том, что парень — по местным меркам красавчик — уезжает на учебу в Австралию, а подруга страшно ревнует и переживает.

— Они спят вместе?

Шутливо хлопнула меня по лбу:

— Конечно, нет. Ты все только об этом и думаешь…

— Ну, тогда это просто детский сад. Они не «парень и девушка», а просто разнополые друзья.

— Они целовались.

— Ха… Я тоже целовался. Еще в детском саду.

— Я почему-то не удивляюсь, — кивнула Ли Мэй, опуская мне в рот новый кусочек мяса. — И, наверное, с лаоши?

— Нет, воспитательницы были некрасивые. Я целовался с поварихой. Она была добрая и толстая женщина. Видела статую Мао на кампусе? Вот, примерно такого же размера. И даже лицом немного похожа. Я хотел жениться на ней… Но мы переехали, и я пошел в другой сад. Пришлось расстаться. Такая вот печальная история, трагедия моей первой любви.

Отсмеявшись, Ли Мэй вдруг спросила:

— Хочешь поехать со мной? На неделю почти. Очень красивые места.

Господи, молил я про себя, только не Хайнань, только не Хайнань…

— Куда? И когда?

— К родственникам моего отца. Его двоюродный брат женится, третий раз уже. Сычуаньские девушки — самые «горячие», так у нас говорят. Кухня острая, а девушки горячие.

Хихикнула.

— Вот папин брат и влюбляется постоянно. Мои родители поехать не могут — у папы работа, а мама с бабушкой будет, та заболела опять. В общем, я должна ехать как представитель семьи. Свадьба будет в Чэнду. А потом поедем в Вэньчуань. Это километров сто от Чэнду, там заповедник, в нем живут панды.

— Я слышал. Гигантские панды.

— Это по сравнению с нами, китайцами. А если рядом будешь ты, то обычные.