Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

– Тебе должно быть стыдно, Лоранс. Я признаю, что Людвиг красивый мужчина, но мы знаем его уже немало лет. Он видел, как мы росли, и он вдовец, который сейчас в трауре. Как ты осмеливаешься думать, что он мне нравится?

– А как ты осмеливаешься опять читать мои мысли? Тебе не следовало этого делать, Киона.

– Я не смогла от этого удержаться. Но даже если бы у меня и не имелось такого дара, я прочла бы то же самое в твоих глазах. Ты ошибаешься, поверь мне. Ты бы лучше позвонила Реалю. Он с начала каникул звонил тебе уже три раза, но тебя все время не было на месте. Реаль надеется увидеться с тобой еще до того, как снова начнутся занятия. Ему хотелось бы приехать сюда, в Роберваль.

– Пусть приезжает! Ему для этого мое согласие не требуется. Я его как раз в этом и упрекаю – в его нерешительности. Если бы он отважился обходиться без моего разрешения, то уже приехал бы сюда и ходил бы сегодня вечером вокруг этого дома, высматривая, какое из окон мое, и надеясь, что я появлюсь между штор.

– Ты, наверное, слишком часто ходила в Квебеке в кино, – сыронизировала Киона. – Кстати, если уж зашла речь о кино: вы можете пойти вместе со мной и малышами в кинотеатр. Там будут показывать «Пиноккио».

– Нет, спасибо, у меня и у Лоранс другие планы, – сказала Мари-Нутта. – Мы до самого ужина будем валяться на своих кроватях и читать журналы, которые мы купили в городе. А еще будем прихорашиваться. Кроме того, мы обещали Луи, что сыграем с ним в карты – в бридж. Это его новая страсть.

– Думаю, он вернется из Валь-Жальбера поздно. Мой отец уехал с ним и с Мукки. Они наверняка надолго задержатся у Маруа.

– Ты так думаешь или ты это знаешь точно? – насмешливо спросила Лоранс.

– Ну конечно же, я знаю это точно.

Произнеся эти слова, Киона почувствовала отчаяние и вышла. Они любила сестер-близняшек всем сердцем. Тем не менее и она, и они все чаще проявляли в отношениях характер, а сферы их интересов все больше и больше отличались. «Они испортили мне радость встречи с Людвигом. Я теперь чувствую себя виноватой – так, как это уже было летом», – с горечью подумала она.

Несмотря на все это, обед прошел в веселой обстановке, причем главным образом благодаря Тошану, который, поскольку Жослин отсутствовал, исполнял роль главы семьи. Сидя на почетном месте за столом, он рассказывал о том, что новенького появилось в интерьере Большого рая.

– Людвиг – ас по части столярной работы, – заявил Тошан, поедая сосиску. – Мин, тебя приятно удивит та красивая мебель с выдвижными ящиками, которую он изготовил для комнаты Катери.

– Я до сих пор не могу понять, что за безумие охватило Пьера Тибо и зачем он сжег вашу мебель и ваше белье! – воскликнула Лора. – Каждый раз, когда я об этом думаю, я дрожу от негодования.

– Это вполне объяснимо, мама, ты ведь пережила еще более ужасное несчастье, когда твой красивый дом в Валь-Жальбере сгорел дотла в результате пожара, – сказала Эрмин.

– Увы! – вздохнула ее мать.

– По этому поводу я сказал Людвигу сегодня утром, что он может обосноваться здесь и открыть столярную мастерскую и соответствующий магазинчик, – сообщил Тошан.

– Нужно сначала убедиться в том, что изделия, которые я мастерю, найдут своего покупателя, – сказал в ответ Людвиг. – Я попытаюсь это выяснить в Германии.

– Да, выясни насчет деревянных игрушек, скамеек и табуретов, цена которых не была бы существенно выше цены фабричной продукции. Думаю, твои изделия неплохо продавались бы здесь. Сюда приезжает летом все больше и больше туристов, прежде всего американцев. Деньги у них водятся.

Киона слушала этот разговор, терзаемая капризами своего сердца, которое то колотилось, как бешеное, то замедляло свое биение. «Тошан прав: Людвиг мог бы обосноваться в Робервале. Зачем ему отсюда уезжать? Однако я должна с уважением отнестись к его решению и мне не следует пытаться его удержать. Наку сказал мне, что Людвиг вернется». Киона едва могла есть. Чтобы скрыть свое волнение, она стала кормить Катери и резать мясо для Томаса. Эрмин, однако, в конце концов заметила, что ее сводная сестра ведет себя как-то необычно.

– Киона, ты какая-то молчаливая… И встревоженная! Ты почти ничего не ела. Тебя что-то беспокоит?

Киона с раздосадованным видом посмотрела на Эрмин. Слово «беспокойство» стало тем термином, которым в семейном кругу называли ее недомогания и состояния транса, связанные с различными видениями и пророческими предчувствиями.

– Ничего у меня не вызывает никакого беспокойства, Мин. Я поем побольше сегодня вечером. Вообще-то я уже скоро поведу Констана и Адель в «Театр Роберваль», чтобы посмотреть там мультфильм. Томас и Катери для этого еще слишком маленькие. Будет лучше, если они просто поспят днем. Если кто-то хочет пойти вместе с нами…

Желающих не нашлось. Тошан мечтал о том, как бы побыстрее запереться со своей женой в их комнате, а Лора горела желанием лично заняться подготовкой праздника. Что касается Мадлен, то она пообещала уложить спать двоих малышей, за которыми ей поручили присмотреть, после того как закончится обед.

– Я с удовольствием пошел бы с вами, – вдруг сказал абсолютно спокойным голосом Людвиг.

– Да, пойдем, папа, пойдем! – оживилась Адель.

– Хорошо, моя дорогая малышка, я пойду. А после мультфильма мы купим в бакалейном магазине конфет.

Киона, придя в восторг, делала над собой сверхчеловеческие усилия, чтобы скрыть радость, однако это ей не очень-то удалось, потому что Лоранс и Мари-Нутта обменялись короткими торжествующими взглядами.

Роберваль, вечер того же дня

Лора глядела на себя в зеркало, сидя в своей комнате. Надев на свое стройное тело длинное и узкое прямое платье столь любимого ею фиолетового цвета, она теперь искала на своей шее и своем лице признаки старения.

– Да не переживай ты! Со стороны кажется, что тебе лет сорок, не больше, – сказал ей Жослин, борясь с запонками на своих манжетах. – Я каждый божий день удивляюсь тому, какая красивая у меня жена.

– Какой замечательный комплимент, Жосс! – взволнованно сказала Лора. – Ты тоже выглядишь в этом костюме очень импозантно. Да не мучайся ты с этими запонками, я тебе помогу. Вот, смотри, это запонки, которые я купила тебе на прошлое Рождество. Они золотые, и на них выгравированы твои инициалы. Надеюсь, Господь дарует нам еще много лет совместной жизни в окружении наших детей.

Жослин чувствовал, что после смерти Шарлотты Лора стала более уязвимой и что ее запросы и претензии к жизни слегка уменьшились.

– Женушка моя, – вздохнул он, – ты, надеюсь, не станешь сейчас, черт возьми, плакать?

– Нет, не стану! Не подражай Жозефу, пусть даже ты и провел сегодня несколько часов в его компании, – проворчала, фыркнув, Лора. – Луи уже, между прочим, то и дело использует ваши с Жозефом ругательства и вашу манеру разговаривать. Я, кстати, переживаю за его учебу. Он получает в основном посредственные оценки!