Татьяна Булатова - А другой мне не надо

– Здравствуй. – Он незамедлительно набрал номер сына. – Ты мне звонил.

– Маша в больнице, – не здороваясь, тут же выпалил младший Бравин, и голос его дрогнул.

– Что-то серьезное? – напрягся Руслан Викентьевич, которому тут же передалось волнение единственного сына.

– Не знаю. – Леня всхлипнул. – Маша сказала: «Позвони отцу».

– Зачем? – не удержался Бравин.

– Потому что мы одна семья, – с готовностью выпалил сын. И в этой его торопливости чувствовалось «чужое слово», вряд ли он сам мог догадаться про то, что «беременным расстраиваться нельзя», что «обижать беременных грех», что «если просят, беременных нужно сразу прощать, незамедлительно, чтобы тот, кто родится, был здоровым». «Как видно, Машуля с тещей настропалили», – догадался Руслан Викентьевич и поинтересовался:

– А сам-то ты что об этом думаешь?

– О Маше? – запнулся Леня.

– Почему о Маше? О нас с тобой, – Бравин не дал сыну уйти в сторону.

– Ты хочешь, чтобы я перед тобой извинился? – растерялся Леня.

– Я хочу, чтобы ты простил меня, – обезоруживающе попросил Руслан Викентьевич и замер в томительном ожидании, опасаясь, что сын произнесет нечто такое, что поставит под сомнение весь смысл его отцовского существования. «Так, наверное, чувствуют себя дети, от которых отказываются родители», – пронеслось в голове у Бравина. А еще он вспомнил свою одноклассницу по начальной школе, Лину Якушеву, маленькую и тщедушную, последнюю в списке, плачущую всякий раз, когда раздавали новогодние подарки или вручали похвальные грамоты: боялась, что не достанется.

– Ты тоже меня прости, – недолго думая, отозвался Леня. – Я тоже дурак.

– Оба мы с тобой хороши, – повеселел Бравин и спросил, в какой больнице лежит Маша.

– Заедешь?! – с надеждой воскликнул сын, довольный состоявшимся примирением. – Только ничего ей не завози. И не говори ей про наш разговор.

«А то она не знает», – хмыкнул себе под нос Руслан Викентьевич и с готовностью пообещал: «Ни словом, ни полсловом…» Спросить, возвращаться ему домой или нет, у Бравина не хватило духу. «Позовут – вернусь», – решил он и снова завел машину, не очень-то надеясь на приглашение. Но оно состоялось, и Руслан Викентьевич пообещал, равно как и пообещал беременной невестке не держать зла и забыть про все, что случилось, потому что «причина – в Леньке». «Сроду не разберется, – свалила вину на мужа Маша, – и лезет». Бравин знал, что это не так, но со всем согласился, потому что очень хотелось вернуться домой, где во всем «жила» Катя и будет «жить», невзирая на ремонт, который задумали младшие Бравины. Тогда Руслан Викентьевич решил, что отдаст молодым их с Катей спальню и переедет в бывшую детскую, лишь бы они больше не задумывались о том, как живут «полноценные семьи». А уж он постарается и что-нибудь придумает. Чем черт не шутит, может, даже дом выстроит. И пусть в нем будет одна хозяйка на десять комнат, а одну из них, Бравин поклялся, он сделает под Ленькину тещу, чтобы та спокойно могла приезжать и нянчиться с внуками. Руслан Викентьевич был уверен, что их будет несколько.

А пока этого не случилось, он станет жить жизнью молодых, не докучая и не требуя к себе внимания, а Анна… Да бог с ней, с Анной. Спасибо, что была. И спасибо, что не стала близкой, такой, как Катя, иначе бы не было ему жизни. «А это забудется», – уверил себя Бравин и отправился собирать вещи в гостиницу, уговаривая себя, что теперь все пойдет по-другому, по-новому или, может, по-старому, как привык и как провел без нее, без Гольцовой, большую часть своей не такой уж никчемной жизни, чтобы взять и упрекнуть бога в том, что снова отнял. «Значит, не мое», – философски рассудил Руслан Викентьевич и, оставив хвалебный отзыв в книге жалоб и предложений приютившей его гостиницы, с успокоившимся сердцем вернулся домой, где ждал его присмиревший Леня, а у него за спиной – полнейший бардак.

– Ну-у-у, с этим мы справимся, – пообещал Бравин и начал наводить порядок, не забывая заглянуть в каждый уголок, так же, как это когда-то делала покойная Катя, не жалея ни сил, ни времени. Тогда Леня не выдержал и присоединился, а Руслан Викентьевич в этот момент явственно ощутил: все вернулось на круги своя. Дом становился чище, а печаль светлее. И не было больше страданий, хотя наворачивались слезы, но Бравин тайком смахивал их с глаз, всякий раз оптимистично насвистывая при этом, чтобы не напугать еще больше и так напуганного сына. «Все будет хорошо!» – вдруг громко, на весь дом объявил Руслан Викентьевич и уселся на диван, критично осматривая результаты собственного труда.

– Ты слышишь? – прокричал он разбиравшемуся у себя в комнате сыну и, дождавшись ответа, улыбнулся. Так и будет.

В противовес Бравину у Анны такой уверенности не было. Поднявшись к квартире, Гольцова вспомнила, что не отдала ключи, и спешно спустилась, не заботясь о том, что Мельниковой нет дома. Полагаясь на такой не типичный для себя авось, Аня забралась на пятый этаж и позвонила. Жанна отозвалась сразу же, как будто сидела и ждала.

– Вот, – Анна протянула ключи, даже не перешагнув порог мельниковской квартиры. «Хватит, нагостилась».

– Накувыркалась? – с пониманием улыбнулась ей Жанна и пригласила войти: – Давай кофе? Или вина? – за возможность узнать, состоялось у Гольцовой что-нибудь или нет, она была готова выставить на стол все сокровища мира.

– Нет, Жан, извини, – отказалась от приглашения Анна, понимая, что Мельникова не слезет с нее, пока хоть что-нибудь да не выудит.

– Значить, не понравилось, – решила Жанка и уставилась на подругу.

– Почему не понравилось? – Ане неожиданно оказалось неприятно предположение Мельниковой.

– Если бы понравилось, легче пуха бы сейчас летала, – скривилась Жанна и была абсолютно права. – Ты думаешь, я не вижу?

– И что ты видишь?

– Ну или он сплоховал, или ты расслабиться не сумела. Так?

– Нет, не так, – Гольцова еле сдерживала в себе рвущийся наружу гнев. – Бывают и другие причины. Может, ты об этом просто не догадываешься?

– Где уж мне?! – приняла вызов Мельникова и, перешагнув через порог собственной квартиры, отчеканила: – Других причин не бывает, Анька, что бы ты мне по этому поводу ни говорила. Уж поверь мне!

– Верю, – усмехнулась Гольцова и направилась к лестнице.

– Дура ты, Анька! – прокричала ей вслед Жанна, нисколько не заботясь о том, что их кто-то может услышать. – На то друзья и существуют, чтобы помогать. Но ведь ты у нас гордая?! Гордая! – с издевкой уже пробормотала себе под нос Мельникова и пулей вылетела на балкон. – Ань! Вернись!

Гольцова даже не обернулась. «Плохо бабу оттрахали», – вынесла свой единственно возможный диагноз Жанка и искренне посочувствовала подруге, ей стало ее жалко. «Но, с другой стороны, – подумала Мельникова, – так тебе и надо. Нечего на двух стульях сидеть», – осудила она Анну и вспомнила, что один из этих «стульев» ее. «Вот мы и квиты», – проворчала Жанка и тут же отправила Гольцову эсэмэс со словами: «Хочу тебя». Анатолий оказался немногословным: «Да». «Что – «да»?» – быстро отреагировала на неконкретное сообщение Мельникова. «Я тоже». «Тогда лови адрес», – набирая текст, Жанна улыбалась во весь рот. «Во сколько?» – уточнил Гольцов. «Как сможешь», – таинственно прошептала Жанка и даже не стала дожидаться ответа, была уверена – явится.