Галина Лифшиц - До свадьбы доживет

– Тина, я, может быть, не имею права на вторжение в твою личную сферу, но этот вопрос меня очень волнует. Скажи, как это произошло с вашим разводом? Можно было что-то почувствовать заранее? Что-то менялось в ваших отношениях?

В вопросе жены Михаила слышался страх. Тина разозлилась. Мало ли чего боится эта женщина! Но ради утоления своего страха препарировать чужую душу, как мертвую лягушку, – это уж слишком.

– Ты опасаешься за себя? Готовишься к худшему? – спросила она прямо, – Впрочем, я отвечу: мы жили в венчаном браке. Я и мысли о разводе не допускала. И об измене не думала. Считала нас с мужем единым целым. Потом поняла, что были некие знаки, но дошло до меня все это уже потом. Больно сейчас это все перемалывать. Рана не затянулась. Все обрушилось внезапно, как обвал в горах.

– Прости. Я не хотела сделать больно тебе. Я о себе подумала, а получилось – тебя обидела, – жалобно произнесла Лена.

Некоторое время они шли молча.

– Да, я боюсь, – заговорила вновь жена олигарха, – В последнее время почему-то особенно боюсь. Мне страшно его потерять, страшно остаться одной. Мне сорок пять, сын уже взрослый, двадцать два ему. И если вдруг мой брак рухнет, я останусь совсем одна. Навсегда.

– Ты моложе выглядишь, я думала тебе меньше сорока, а мы оказывается ровесницы. И дети у нас одного возраста.

– И ты прекрасно выглядишь, Тина, я тоже думала, что тебе лет тридцать пять.

– Испугалась на всякий случай? – подмигнула Тина новой подруге.

– Испугалась. Когда он с Владимиром на аукционы ездит, мне, конечно, спокойнее. А тут ты – вся такая романтичная. Человек искусства. Конечно, испугалась, – согласилась Лена, – Я вообще всех женщин и девушек стала бояться. Раньше так любила подружек, к себе звала, а сейчас прямо ненавижу. Все кажутся мне счастливыми соперницами.

– Ну и зря. Зачем жизнь себе портить? Все же хорошо? Ну, и наслаждайся, пока все хорошо. Страдать надо, когда реальные беды происходят, а заранее – какой смысл? Так сил совсем не останется.

– Да знаю я. И сама себе все это говорю. Но ничего с собой поделать не могу. Мысли всякие в голову лезут. Про преступление и наказание. Я раньше не задумывалась, а теперь очень глубоко чувствую свою вину перед Мишиной женой. Не перед Кирой, о которой вчера речь шла, разумеется. Перед второй женой, Асей, которая была у него до меня. Не знаю, понимает ли он, задумывается ли об этом, но это я ведь их брак разрушила. Сознательно. Я только Плешку закончила, пришла в его холдинг работать – ну, мелкая сошка. А он – владелец всего, что нас кормит и держит на плаву. А девчонки вокруг шушукаются о нем – какой он красавец и как бы его закадрить. Ну, обычные девичьи грезы. Однажды я издалека в окно его увидела. Он шел от машины своей, а рядом с ним – красивая высокая женщина. Она такой слабой выглядела, беззащитной. Это первое мое впечатление о его жене. И мысль моя была: я сумею ее побороть! Представь: идут муж с женой, которые уже давно вместе, а совершенно чужая девчонка думает, как бы эту жену убрать со своего пути! Ни муж, ни жена ни о чем таком и не подозревают, но, выходит, их судьба в руках совершенно чужого расчетливого человека.

– Так мир устроен, – подтвердила Тина, – мир людей, как дремучий лес, полный хищников. Я тоже недавно об этом думала. А раньше и в голову не приходило.

– Такие мысли только с возрастом появляются, – вздохнула Лена, – А тогда я просто поставила себе цель: занять ее место. Я все про них разузнала. Детей у них не было, женаты чуть ли не десять лет. Я решила, что пора ей место уступить: попользовалась и хватит. Да, да, я именно такими словами и думала! И стала устремляться к цели. Мне словно кто-то помогал. Там у него в секретариате девочка в декрет уходила, так я попросилась на ее место, хотя для меня это было понижением. Меня еще спросили, зачем мне это надо. А я говорю, меньше, мол, головной боли, ответственности никакой, я пока молодая, мне хочется спокойно пожить. Ну, дальше дело техники. Завлекла. Год над этим работала, продумывала каждую деталь. Если долго мучиться, что-нибудь получится. Все вышло так, как я и спланировала. Потихоньку-полегоньку. Я была легкая, веселая, любящая, не создающая лишних проблем, только радость, только веселье, он ко мне тянулся. Я говорила, что женатый человек – табу для меня, что я ни на что не покушаюсь, просто люблю его и все. А его семья для меня святое. Ну, и все такое. Потом я забеременела и сообщила ему, ни на чем не настаивая, конечно. А он в считаные дни подал на развод и сделал мне предложение по всей форме: с кольцом, букетом и ужином в ресторане. Я это предложение, конечно, приняла, но половину времени, что мы ужинали, высказывала сожаление в адрес его жены. Чуть не плакала. А он меня утешал. Говорил, что их ничто не связывает, просто привычка. Я долгие годы чувствовала себя победителем! Великий стратег – как пожелала, так и сделала. Степку родила, жила по своим правилам, продумывала шаги, домом занималась, ребенком, пошла еще на искусствоведа учиться: Миша очень живописью интересовался, у него уже большая коллекция была, я думала, что разберусь и стану ему подсказывать, что и сколько стоит. И вообще не вспоминала о его Асе, словно и не было ее. Нарисовали карандашом фигурку, а потом стерли ластиком. Все – лист бумаги снова чистый.

Степке уже лет десять было, я водила его в Пушкинский, на лекции по искусству для детей. И там встретила ту самую девочку из секретариата, которая в декрет ушла, а я на ее место напросилась. Она со своей дочкой тоже эти лекции посещала. Тесен мир, что говорить! Детей повели картины показывать, а мы сели на скамеечку и от души пообщались. А девочка эта, как из декрета на свое место работы вернулась, так на нем и сидела. И вот она мне говорит, что давно уже эти лекции посещает, из года в год и что в прошлом году сюда ходила Ася со своей девочкой. Я вообще ничего не поняла: какая Ася, какая девочка? «Ну, Ася, предыдущая жена Михаила Степановича. А девочка – это их дочка.» «Чья – их?» – я обалдела и соображать перестала. «Как – ты не знаешь ничего? Правда? Не может быть!» «А что я должна знать-то? Не было у Миши никаких детей!» «Ничего себе! Ты правда что ли – ни сном, ни духом? Она, когда он на развод подал, не сказала ему, что беременна. Он и не знал ничего. А потом уже, когда она родила, пошла ребенка в ЗАГСе регистрировать, ей сказали, что, по закону, раз ребенок был зачат в браке, ей впишут в свидетельство о рождении бывшего мужа, если, конечно, нет другого отца, который засвидетельствует свое отцовство. Она и вписала Михаила Степановича в отцы. А ему на рабочий адрес по почте заказным письмом отправила ксерокопию дочкиной метрики. А деловые письма открываю я. И сортирую по степени важности, а потом ему несу. Вот и понесла ему…»