Ирина Аффи - Минск – Бейрут – неизвестность

Когда его Настюша ложилась засыпать к нему на руки, его сердце таяло. От её сопящего дыхания он входил в состояние гипнотического покоя и счастья. Но он не мог жить, считая ложечки съеденной ей каши, оценивая и переживая за содержимое памперса по нескольку раз в день. Если бы кто-то обидел его жену или детей, он бы порвал обидчика на месте. Но выдерживать ранние младенческие будни было для него просто пыткой.

Имад хотел вернуть уклад их прежней жизни, когда они проводили с Инной вечера в беседах на совершенно спонтанные темы. Ему нравилось, что даже дома она всегда была стильной и необычной, и её хотелось рассматривать украдкой. Она не любила вычурно показное богатство, но боготворила стиль. Даже стаканы для воды с изгибом поражали своей формой. Вода в них приобретала историю и становилась приятным свежим напитком. А её пальцы, державшие стакан, могли оказаться украшенными нарисованным хной иероглифом, причем с определенным значением, или лилией. Возможно, это было бы кольцо спиралью тонкой золотой нитью на пол мизинца. Предугадать было невозможно! Она могла замкнуться на несколько дней, читая Достоевского, а потом, пережив прочитанное, долго рассказывать ему о своих впечатлениях.

А теперь? В пижаме с утра до вечера! Розовая, как спальня для Насти. Взглядом всё время ищет дочь и пристально рассматривает каждое её движение. Из прежних гостей почти никого не хочет принимать, зато подружки с детьми Настиного возраста просто поселились в их доме: Лена с годовалым сынком Тариком и Наташа с дочкой Софьей примерно такого же возраста. На Никитино счастье у Лены был старший сын его ровесник и они подружились. А вот Имад совсем загрустил, когда после дам с детьми в их дом потихоньку стали входить их мужья. Редко так бывает, чтобы пары сошлись, и общение складывалось замечательно у мужчин и у женщин. Имад, конечно, соблюдая законы восточного гостеприимства, был всегда радушным хозяином, но потом просто заболевал от истеричного Лениного мужа. Валид, муж Натальи, был сдержанным, но очень непростым человеком, властным и жестоким. И, положа руку на сердце, ему лично они были сто лет не нужны, но Инна с подругами всегда затевали прогулки и обеды семьями. А отказаться, видя все её старания, он не мог. Правда, все её эти самые старания в последнее время были направлены на кого угодно, только не на него. Он стал просто отцом её детей. Вроде и пожаловаться не на что – дом уютный, дети досмотрены, еда вкусная, но все какое-то другое. Не на такой Инне он женился, не такого мещанского счастья он хотел.

Всё больше Имад стал избегать их обедов, исключительно вежливо и по якобы уважительным причинам. Позже стал приходить домой. Ему начало казаться, что он поспешил тогда с выбором жены. Что восточные женщины мудрее, они умеют расставить приоритеты и превыше всего поставить интересы мужа, даже выше интересов детей. Короче, он ревновал, чувствовал себя ненужным и медленно впадал в депрессию. А ещё он переходил сорокалетний рубеж, который для восточного человека является окончанием процесса модернизации и познавания и становится началом возвращения к традициям своей культуры. Этакий зов крови в сорокалетней плоти.

Только Инна в своём лихом и загруженном заботами материнском мире ничего не замечала. Лена, которая со стороны наблюдала постепенное угасание Имада, не раз намекала подруге, что пора уже вернуться к нормальной жизни, начать работать и установить равноправие между всеми членами её семьи, прислушавшись к потребностям мужа. Но Инна отшучивалась, что её свободолюбивый мыслитель наконец-то обрёл вожделенную свободу!

Когда Настеньке исполнился год, Инна устроила торжество, собрав всех родных и подруг. Присутствуя на этом празднике игрушек, наряженных детей, изумительных тортов, Анжела почувствовала, что что-то неладное происходит в семье её сына. Инна, не спускавшая Настю с рук, приготовила изумительный стол. Все замечательно общались, Имад всё больше с отцом. И вроде всё хорошо, но всё настолько иное, что казалось, при входе она ошиблась дверью и попала в другую семью.

В той, прежней семье, на столе бы стояли невероятной формы тарелки, возможно треугольной или квадратной. А поданы из еды были бы, например, запечёная баранья нога и какой-нибудь салат из рукколы с шампиньонами и соевым соусом, или любимый Иннин салат из пекинской капусты с авокадо, грецкими орехами и апельсинами с заправкой из лимона, оливкового масла, чеснока и горчицы. Возможно, подали бы жаркое в глиняных горшочках. Но в той семье не было майонезных салатов, котлет, пюре, бутербродов, которые обильно покрывали сегодняшний стол. И гости там бывали часто и очень разные, но неизменно приятные для обоих супругов. Даже когда Никита был маленький, они никогда не отправляли его подальше от взрослых разговоров, несмотря на то, что в комнате могли курить кальян или обсуждать на повышенных тонах политику. И называли его «Никитос», наверное, считая, что имя Никита недостаточно оригинальное для Ливана. «Как мы живем, так и Никита!» был Иннин девиз, и он вырос таким же вдумчивым, уверенным и свободным, как они. Сейчас действовал девиз совершенно обратный: «Как живет Настя, так и мы».

Несмотря на то что в глубине души Анжелу всегда немного раздражала сверхоригинальность Инны, она сейчас очень жалела, что эта редкая семья слилась с общей массой любителей оливье. Жалела и по-матерински своего сына, который при своей непростой натуре был долгое время очень счастлив с этой женщиной, а сейчас потерян и неприкаян в своём же доме.

Они хорошо и вкусно поужинали, а когда пришло время уезжать, Анжела подошла к мужу с просьбой:

– Поедешь ты один домой сегодня, дорогой. Мне надо остаться. Что-то тут происходит.

– Анжела, они уже взрослые. И проблем я никаких не вижу. – недовольно заявил он.

– А я вижу.

– Как хочешь! Оставайся! – Ахмед, разменяв седьмой десяток, не мог пережить даже незначительного изменения в укладе жизни. И утро без чашечки крепкого кофе с Анжелой будет неуютным и беспокойным. Но он уже на опыте знал, что между Анжелой и Имадом существует какая-то особая связь. Стоило матери заболеть, как звонил телефон и сын спрашивал «Все здоровы?» Или Анжела могла проснуться среди ночи и в беспокойстве бродить по квартире, чтобы дождаться семи часов утра и позвонить сыну. И всегда оказывалось, что что-то и правда у него произошло. Поэтому, сердитый и огорченный, он один отправился восвояси.

Анжела подошла к Имаду, сообщив, что хочет остаться у них в гостях на несколько дней. Она заметила проскользнувший испуг на лице сына.

– Я помогу Инночке на кухне, а ты дождись меня, родной. Давно мы с тобой не болтали. Попьём винца на веранде перед сном, кальянчик покурим.