Ирина Аффи - Минск – Бейрут – неизвестность

– Ой, мам, я тебя умоляю, ты вино почти не пьёшь, а к кальяну вообще не притрагиваешься. Говори прямо, хочешь повоспитывать? Так у меня честно сил нет. Даже жить…

– Да поздно воспитывать, вон лысеешь уже…

– Не сыпь мне соль на раны.

– Давай, любимый, сделай маме кальян. Я решила научиться. И жди на балконе.

Имад, меньше всего желая сейчас углубляться в проблемы своей семьи и совершенно не чувствуя сил их как-либо разрешить, тем не менее послушался маму и отправился подготовить всё для их вечерних посиделок. Но он не учёл очень важный фактор, тепло материнского сердца.

Анжела не устраивала разбор полетов, не выспрашивала, она просто уселась с ним рядом на уютный плетёный диван-качалку, накинула плед им на ноги и, обняв Имада, уложила его голову себе на плечо. Сын сначала был напряжён, как изогнутая ветка, стремящаяся распрямиться, но нежное поглаживание маминой руки расслабило его. Он заёрзал, как в детстве, устраиваясь поудобнее на мягком мамином плече, и притих, наслаждаясь этой лаской. Она периодически целовала его в макушку, а он иногда вспоминал, что выше мамы на голову и ей должно быть тяжело, но это были мгновения. Тёмный вечер и их молчаливое соединение вернуло обоих в давние времена, когда он был малышом, а деревья казались огромными и день бесконечно длинным, а мама очень взрослая в её тридцать лет.

– Мам, мне так одиноко… Я никому не нужен. – спустя продолжительное время произнёс Имад. Анжела молчала, продолжая гладить его. – Мне стыдно это говорить и стыдно жаловаться, потому что Бог очень добр ко мне и у меня всё есть и всё получается. Но мне почему-то плохо. – продолжил он. – Мам, это ужасно, но меня последнее время не радует даже Настя, а Инна просто раздражает. Мне кажется, если бы я исчез на неделю, то она заметила бы это только в том случае, если бы сломался кран или спустилось колесо в машине. Это всё глупо и неприемлемо для мужчины? Да?

– Нет, это нормально. Какая разница, мужчина ты или женщина? Это нормально, когда человеку бывает тяжело, так же, как и когда бывает радостно. Давно это с тобой?

– Давно уже, даже не помню, когда началось.

– Похоже на депрессию…

– Да, в её классическом виде.

– Надо помочь себе.

– Как, мам, если дом стал чужой, жена как будто не моя? Как?

– А на работе как?

– Да никаких новых проектов. Денег достаточно, а интереса никакого. Раньше я, не успев закончить одно дело, уже заражался другим. А сейчас живу без интереса. Какой-то полумертвый. Может, мне влюбиться? Думаю, Инна даже и не заметит.

– Сын, вот если бы у тебя болели уши, ты бы пошел на лыжах кататься, чтобы отвлечься?

– В смысле?

– В том смысле, что ты заболел депрессией. Заболел, понимаешь? Надо не пытаться отвлечься и не заниматься мазохизмом, а лечиться.

– Мам, ну я ж не псих какой-то, чего лечиться? Само пройдет.

– Чтобы не стать психом потом, надо лечиться сейчас. Я завтра тебе скажу что пропить, только проконсультируюсь с Татьяной, она у нас семейный психотерапевт.

– Ну, если семейный, то значит я не один такой! Это радует.

– Конечно, приятнее, когда у тебя вся семья сумасшедшая.

Они оба рассмеялись! Имад словил себя на мысли, что уже давно не проводил таких приятных вечеров.

– Мам, послушай, тебе же всегда было нелегко с Инной? Ты не говорила, но я замечал. Может, я и правда поспешил жениться? Видишь, какой она стала? И пижама розовая! И эти подружки…

– Если ты думаешь, что дальнейшую часть нашего вечера мы проведём саркастично обсуждая твою жену, то ты ошибаешься. – сказала Анжела резко и немного отсела, чтобы видеть лицо сына. Она никогда не шла у него на поводу, если разговор был ей не по душе.

– Когда я родила Яну, твоя бабушка Фудда считала меня сумасшедшей. Я была гораздо более щепетильная и дотошная, чем Инна. Это нормально! У женщины что-то происходит на гормональном уровне, позволяющее её беззащитным маленьким детям выжить. Раннее материнство – абсолютно! После первого года это начинает идти на спад, и женщина потихоньку возвращается в норму. Это временно, сынок! Пойми это и пережди!

– Нет мам, я не думаю, что это пройдёт. Она вся другая. Ничего не осталось от той. Я не верю, что из этого можно вернуться. У нас теперь сутками русские подружки с детьми, блинчики, вязание детских кофточек!

– Имад, сынок, ничто и никогда не исчезает. Просто в жизни периодами что-то выходит на первый план. Всё, что в ней было раньше, сохранилось, и я очень рада, что она стала немножко проще.

– Это не немножко! Это полностью!

– Ты должен быть терпимее, рождение детей – нелёгкое дело! Не переживай этот процесс как посторонний. Представь, если бы твоя Настя была грязная, плохо пахнущая, голодная, а Инна, наплевав на всё, устраивала бы литературные вечера Ахматовой. Порадуйся за своего ребёнка, не будь эгоистом! Она всё делает правильно.

– Я постараюсь. – без особого энтузиазма пообещал Имад.

«И я постараюсь», – подумала Анжела.

Утром она поднялась рано, при первых звуках детских голосов, доносившихся из кухни. Инна уже хлопотала с детьми, готовила кашку Насте, сандвичи Никитке. Рена развешивала выстиранное за ночь бельё.

Анжела вышла прямо в пижамном халате, желая застать невестку одну.

– Инночка! Доброе утро, дорогая! Я вот подумала, как давно я не пила твой славный кофе по турецкому рецепту! Угостишь меня?

Инна, растерявшись от необходимости изменить свой привычный утренний ритуал, конечно, согласилась, чтобы не обидеть свекровь и, держа Настю на руках, полезла за джезвой, с тоской думая про остывающую кашу.

– Давай-ка я Настю покормлю! – настойчиво сказала Анжела, забирая из Инниных рук насупившуюся внучку. Инна беспокойно и ревностно приглядывала за тем, как в течение нескольких минут они справились с кашей и перешли к банану. Когда кофе был готов, она попыталась заменить Анжелу, но та сказала:

– Нет, Рена докормит. Я хочу поболтать с тобой на балконе. – передала Рене ребенка и, взяв Инну под руку, почти силой увела её на балкон.

– Анжела Михайловна, может взять кресло с собой и перенести Настю к нам? – предложила было неспокойная невестка.

– Ни в коем случае! Я не хочу портить утренний кофе детским криком. Я хочу поболтать с тобой! Что нового? Когда ты собираешься на работу выходить? Хочу разузнать и о твоих подружках поподробнее!

Инна, ерзая в кресле, с тоской думала о том, сколько времени уйдет у неё на эти рассказы вдали от Настеньки.

– Ну, с чего начнём? Расскажи-ка мне сначала, как твоя стоматология, не подзабыла? Кто вместо тебя работает?

– Нормально. – сказала Инна, задумавшись, что можно ещё рассказать о центре, в который она не заходила почти год. – Я там давненько не была, но работа идёт. Имад туда ездит раз в месяц, проверяет документацию. Ему секретарша помогает. А работает там доктор … Я забыла имя, но хороший.