Ирина Аффи - Минск – Бейрут – неизвестность

– Сынок, это банальные слова, но ты сам вышел из жизни твоей семьи! Тебя стало скучно, и ты отдалился. Она не виновата, у вас просто, как любит говорить твоя мама, семейный кризис. Я тебя попрошу, ты постарайся остаться дома, как тяжело бы сейчас ни было. Проблемы надо решать, а не убегать от них и в жизни больше сдавшихся, чем побеждённых.

Как-то так и получилось, что все остались жить под одной крышей, боясь в этот непростой период принимать скоропалительные решения. В среду, в день отменённого отъезда Инны, на помощь прибыли Ниночка с Георгием, взволнованные и настроенные на серьёзный разговор с детьми. Но к их приезду переговорено было уже столько всего, что пришлось Ахмеду с Анжелой, пригласив их на ужин в ресторан, самим поведать историю семейной драмы. Дома же Инна с Имадом почти не общались, но и от выяснения отношений воздерживались, особенно учитывая присутствие всех бабушек и дедушек.

Ниночка всё же вынудила Инну поговорить, весь следующий день не отходя, следуя за ней по пятам. Инна сдалась и пригласила любимую тётушку прогуляться в город подальше от семьи, чтобы все не вовлеклись в разговор. Они прошли по старому городу, наполненному неаккуратными плотно прилегающими друг к другу квадратными домами с небольшими прикрытыми ставнями или шторами снаружи, чтобы скрыть от посторонних глаз находящихся в домах женщин. Улочки, переполненные в этот час различными тележками с товаром, женщинами в чадрах, оставляющих открытыми только их лица и их нарядными детьми, важно шествующими рядом с мужьями. Потом вышли к кварталу с многоэтажными постройками красивого дизайна, имеющими архитектурное расположение, с дорогими автомобилями на примыкающих к ним парковках и по-европейски модно одетыми людьми. Именно там они зашли в кафе, заказали кальян с кофе и в приятной прохладе кондиционеров упали в плетеные кресла.

– Инночка, ты решила меня уморить такими прогулками по жаре? Почему мы не поехали на машине?

– Не знаю, теть Нин. Мне последнее время хочется выйти из своей благополучной капсулы и жить как все.

– Девочка моя, я уже почти всё знаю, но мне важно услышать всё от тебя. Что ты собираешься делать сейчас?

– Я не знаю. Правда. Я сейчас ничего не могу решать, меня как будто нет. Просто нет. Я одно знаю, что я не смогу с ним жить. Ниночка! Я старалась изо всех сил быть самой лучшей для него! И что? Он даже такую меня разлюбил! Больше я не буду ни стараться, ни пытаться. Всё бессмысленно…

– Девочка моя, разводиться нельзя! Это грех большой – семью разбивать. И измены-то, как таковой не было. Одни эмоции с твоей стороны.

– Ниночка, ты меня успокаиваешь. Ведь всё же очевидно!

– Глупости, ничего не очевидно. Да такая, как эта Диала только одной мыслью живёт – продать себя подороже! Она в жизни не пойдет на близость из-за любви, и не потеряет девственность, упав в цене. Ей все эти чувства наши и переживания смешны! Окрутила твоего, а он и сам не понял. Имад же добрый! Просто добрый и внимательный по натуре.

– Не говори мне про его натуру! Мне вообще неприятно ни думать, ни говорить о нём!

– Инночка, прости, но буду! Ты ведь лучшего не найдешь! Вспомни вашу жизнь совместную, неужели ни о чём жалеть не будешь?

– Он сейчас совсем другой! Чужой! Он очень изменился.

– Это временно. Ты думаешь, ему легко? Если его переживания отличны от твоих, то это не значит, что они менее значимые.

– Ниночка, я понимаю уже, что мы оба виноваты. Но я не знаю, что делать. Как жить дальше?!

– А нормально так себе и жить! – весело заключила Нина. – Желательно ещё и с удовольствием. О разводе забудь! Если не передумаешь, вернемся к этой теме через год. А сейчас забудь!

Но к этой теме возвращаться не пришлось. Родители, сделав свое дело, остановив резкое крушение семьи, погостили ещё с недельку и разъехались, не с легким сердцем, но с чётким пониманием того, что пальцы со спускового крючка убраны, а вот сложить оружие или возобновить войну – решать их детям самим.

Инна с Имадом страдали в равной степени. Она от страха перед будущим, от того, что перестала быть любимой, уже не называя произошедшее громким словом «измена». Он от того, что стараясь всегда жить бережно и порядочно по отношению к другим, теперь стал для своей жены обычным мужиком, ходящим налево. Он злился на неё за такое о себе мнение, и злился на себя, с неприятием вспоминая эту пошлую и комическую сцену, ставшую началом их семейного раздора. А не теряющая надежды заполучить его в мужья Диала, атакующая его своими звонками и смс-ками круглые сутки, просто приводила его в бешенство.

Инна, конечно же, сменив секретаршу, начала работать без удовольствия, ибо её травмированная душа была неспособна на данный момент испытывать удовольствие от чего бы то ни было, но достаточно заинтересованно. Отработав пару месяцев, она, в очередной раз вернувшись домой, поняла, что ни когда-то любимое дело, ни усталость не могут сделать её более терпимой и равнодушной к сложившейся ситуации. И каждый раз переступая порог дома, по молчаливому согласию супругов условно поделённого на две половины, чтобы как можно меньше встречаться, она невольно сжималась от напряжения и какого-то, ставшего уже привычным, панического беспокойства. Дом, как бы обидевшись на хозяев, стал грустным и неуютным. Никто не зажигал маленькие лампочки, затейливо освещающие коридор, исчез запах вкусной еды, ежевечерний атрибут их семейных посиделок, даже дети вели себя настолько тихо и послушно, что хотелось плакать от неживой тишины в комнатах. Через месяц начнутся уроки в школе и так и будет продолжаться их унылая жизнь, если не разорвать хоть ненадолго этот круг.

– Никита, передай папе, что мы с вами на неделю поедем к бабушке Анжеле отдохнуть на море. – приняв решение, сообщила она сыну.

– Так давай с папой, может? – заранее понимая обречённость просьбы, всё-таки попытался сын.

– Нет. – мягко ответила Инна, не желая вступать в объяснения причин.

Они уехали. Море, бабушкина забота и простая радость обычной семейной жизни, как душевный старый черно-белый фильм незаметно сделали своё дело. Она стала спокойнее, в её жизнь вернулись краски и пугало только одно – возвращение домой, опять в эти тихие мучения. Однако ехать было необходимо: Лена собирала всех подруг на юбилей – своё тридцатипятилетие. Затянув отъезд до последнего, они так и прибыли с корабля на бал.

Юбилей, правда, получился очень своеобразный. За столом их было трое: Наташа, Инна и сама юбилярша, единственная из всех пребывающая в приподнятом настроении.

Наташа, с опухшими от постоянных слёз глазами и подобием улыбки на лице, своими рассказами о предстоящей женитьбе мужа и полном жизненном тупике исправила Ленкину весёлость на грусть, к которой незамедлительно присоединилась и Инна. Дальше были слёзы, русские песни, задушевные разговоры, короче, всё кроме поздравлений. Опомнившись, правда, под конец ужина пытались хлюпая носами исправить это недоразумение, но получилось как-то совсем не торжественно.