Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

Единственная лампа была зажжена, она горела не настолько ярко, чтобы просвечивать сквозь штору, но давала достаточно света, чтобы Делла могла работать при ней (она пришивала воротничок к платью, которое наденет завтра на свадьбу) и вырисовать ее силуэт, когда она появилась в проеме двери. Роб сказал:

— Тебе надо б уже третий сон видеть.

Делла сказала:

— Мне надо б ангелом быть с крылышками и золотыми локонами.

— Вот только не вышло из тебя ангела.

— Что ж ты думаешь предпринять на этот счет?

— Помолюсь, — сказал Роб, к этому времени он уже мог улыбаться.

Делла продолжала стоять в дверях, и горячий воздух, вырвавшись из комнаты мимо нее, словно жарким дыханием обдал Роба.

— Впустишь? — спросил он.

Она медленно обдумала его вопрос. Потом отступила на шаг.

— Было время, ты дорогу знал.

— И до сих пор не забыл, — сказал он. Быстро переступил порог и закрыл за собой дверь, все одним движением, затем проверил, плотно ли задернута штора. Оказалось, что да — и сразу же почувствовал себя защищеннее, спокойней: корабль с задраенными иллюминаторами, плывущий в ночи, нежданный, невидимый.

Делла вернулась к кровати и уселась на прежнее место, в небольшую продавленную ямку; рядом на сосновом столике ровно горела лампа. Она протянула руку, чтобы прибавить огня.

Роб сказал:

— Пожалуйста, не надо.

Она долго вглядывалась в него.

— Все хоронишься?

Он кивнул с улыбкой и двинулся к ее единственному стулу.

— Не туда пришел, — сказала Делла, берясь за свое рукоделие.

Роб остановился, взялся за спинку стула.

— Это почему?

— Сам знаешь, — не поднимая глаз, она сделала три стежка, мелких и аккуратных.

— Нет, не знаю. Ты всегда со мной добрая была.

— Теперь уж кончено.

— С чего бы?

Делла посмотрела на него. Она с трудом различала его в полумраке, но память восполняла то, чего глазам не было дано видеть.

— Сам знаешь: вот тебе и весь сказ. — Еще с минуту она молчала, не отводя от него глаз, потом сказала: — Да и занята я.

— Чем?

— Как мне быть, думаю.

Роб коротко рассмеялся.

— Ну, и что ж ты надумала?

— Это мое дело, — сказала она.

Роб сел. Делла будто и не заметила.

— Умирать собралась? — спросил он (платье, которое она шила, было темно-зеленое и в темноте казалось почти черным).

— Ты меня не обижай, — сказала она.

— Я пошутил, — сказал Роб. — Устал и совсем одурел. Ты что, собираешься куда-нибудь?

— Так точно, сэр, — сказала Делла. — Завтра утром я собираюсь пойти в гостиную посмотреть, как вы с Рейчел будете венчаться. Потом побегу сюда, в эту щель, чтобы быстренько снять парадное платье. Затем пойду на кухню и буду весь день жарить у плиты свои черные груди, чтобы Грейнджер и Грейси могли обрядиться в фартуки и подавать угощение гостям.

Роб сказал:

— Тебе ведь за это платят. — Он заметил это мягко: деликатное напоминание об упущенном обстоятельстве (сам он собирался оставить ей завтра десять долларов, специально для этой цели отложенные, но не сказал ей теперь об этом — пусть будет сюрприз).

Делла кивнула:

— Ну, правильно. И я из каждых пяти пенсов четыре откладывала.

— Для меня? — спросил Роб. — Хочешь мне подарок сделать?

— Ты от меня свой последний подарок уже получил. — Лицо ее было неподвижно, будто вырезанное из дерева, но голос взволнованный — она хотела, чтобы ее правильно поняли.

— …И я пришел сюда, чтобы тебя поблагодарить, ты мне много помогла, в трудную минуту поддержала.

— Что ж, я твое спасибо с собой прихвачу, когда уйду.

— Не завтра, — сказал Роб. — Завтра ты веселись. Вот уеду я, тогда вспомни, что я благодарен.

Она до предела усилила огонь в лампе. Теперь Роб был виден отчетливо.

— А, плевала я на тебя, — сказала она.

Роб сказал:

— Не надо, Делла. Мне доброта знаешь как нужна.

— Доброты одной тебе мало будет.

— А что же еще?

— Ты на Рейчел женишься? Рейчел твоя жена, так ведь?

— Станет женой завтра утром.

— Ну, утро не за горами; так вот — получишь Рейчел, тогда горя хлебнешь вдосталь, это тебе не дороги строить.

— Ты уверена? — спросил Роб. Прежде в своих разговорах они никогда не касались Рейчел.

— С Рейчел всегда одно горе было.

— Давно ты ее знаешь?

— Подольше твоего. Но досталась-то она тебе.

— Как давно? — спросил Роб.

— Родились мы с ней в одно время, — Делла снова замолчала. Совершенно очевидно было, что она не хочет говорить о Рейчел — из деликатности, ненависти?

Роб сказал:

— Расскажи мне, пожалуйста, что ты знаешь. Мне это может пригодиться.

— О себе или о ней?

— О ней.

— Поздно. Ты уже связался.

— Свяжусь завтра, — сказал Роб.

— И уж не развяжешься.

Ограниченность воображения была виной тому, что Роб так и не понял причины Деллиной резкости. У него мелькнула догадка, что, долгие годы наблюдая Рейчел глазами прислуги, она вынесла ей окончательный приговор — презрение. Ему и в голову не приходило, что сам он — изменчивый, отравляющий ядом своего присутствия все вокруг — мог омрачить чье-то восприятие. Сейчас Делла представлялась великодушным другом, помогавшим ему в трудные минуты жизни, — например, в то утро, когда он стоял на краю обрывавшегося к реке берега и думал о смерти, или в те ночи, которые он разделял с ней. Он знал ее лучше, чем кого бы то ни было, за исключением разве своей матери. Ему казалось, что она снова может помочь ему, просто не может не помочь. И решил попытаться смягчить ее.

— Ты где-нибудь тут поблизости родилась?

— В этой самой комнате, — ответила Делла.

— Родители здесь жили?

— Мама моя здесь работала; отец ее бросил.

— А как она здесь очутилась?

— Мать ее работала тут — моя бабушка Джулия. А бабушкина мать семье мистера Рейвена принадлежала; мой прадедушка сюда уже после воли пришел — тут негров мало оставалось, вот он к ней и прибился; а потом смылся, как Джулия родилась. Как и мой папаша. Нечего мужчинам делать в этих краях. Разве только если они согласны в баб обратиться и людям прислуживать. Землю тут не обрабатывают. В общем, в этой кровати я и родилась. После Рейчел я на свет появилась, всего десять месяцев спустя, но она по этой причине попробовала мной помыкать. Требовала, чтобы я одевала ее, и косы ей заплетала, и катала по двору в старой тачке. Но я больно-то с Рейчел не цацкалась. Я сама по себе играла, если только маме не надо было помогать, да еще когда в пансион приезжали белые постояльцы с маленькими детьми, мистер Рейвен мне пятачок в неделю платил, чтоб я за ними присматривала. А потом Рейчел вдруг меня взлюбила. Я какая была, такая и осталась, да она подросла и уже не такая противная стала, а может, поняла, что от меня добиться чего-то только добром можно. И вот лет пять, а то и все шесть мы с ней душа в душу жили, как сестры родные. Я у нее в комнате спала, когда моя мама разрешала, — у нее вторая кроватка детская в комнате стояла, — и мы друг дружку обучали тому, кто что знал. — На этом Делла остановилась, вдела новую нитку — быстро, как при дневном свете — и снова принялась шить.