Пётр Алешковский - Владимир Чигринцев

— Хорошо, — кивнул Воля, кажется, у Княжнина имелся план: тут он ему доверял.

Николай Егорович открыл дверь, поклонился, мягко пожал Воле руку.

— Рад, проходите, проходите. — Он слегка посторонился. — С вами, Владимир, мы знакомы, а господин?..

— Сергей Княжнин, — тот бодро протянул руку.

— Очень приятно. — Ювелир оценивающе посмотрел на него. — Вы что же, из каких Княжниных будете, фамилия, признаться, всякая, да-с, всякая бывала фамилия.

— Из самых простецких. — Сергей отвел взгляд, признавая тем самым, что проиграл первый раунд.

— Простите, я к слову, вот с Владимиром мы прошлый раз судачили насчет Чигринцевых, я после специально поинтересовался.

— Николай Егорович — дока и в генеалогии, — заметил Воля.

— Да, знаете. — Ювелир ухватился за подсказку, благодарно кивнул. — Проходите, господа, какими судьбами, что у вас? Располагайтесь. — Завел в знакомую большую комнату, усадил за стол. — Чай, кофе?

— Спасибо, давайте сперва о деле, — начал Воля.

— У вас тут совершенный музей, — заметил вдруг Княжнин, внимательно оглядывая стены, — чувствуется вкус.

— Благодарю вас, я, признаться, люблю хорошие вещи. Кое-что мне досталось в наследство. Впрочем, давайте к делу, по-американски, так сказать. — Он добродушно глядел на Волю, слегка подчеркивая тем самым второстепенное значение Княжнина.

Воля выложил перстень.

— Перстень? Отлично! Я смотрю, вы специализируетесь по кладам. — В глазах ювелира заколыхались хитрые огоньки. — Где моя лупа? Вот моя лупа.

Он внимательно осмотрел камень, потом поднял на Волю глаза:

— Молодые люди, буду честен, можете не отвечать, но мне просто любопытно, откуда сей предмет? Я, конечно, назову цену, вас ведь это интересует в первую очередь. Камень неворованный, людей повидали-с… Если сможете мне помочь, я объясню свое поведение чуть позже, итак?

— Пожалуйста. — Воля заметил, как напрягся Княжнин. — Этот перстень вместе с ожерельем — наследие одной старой российской семьи. По преданию, он достался предку во время подавления Пугачевского бунта и, вероятно, принадлежал самому вождю восставших крестьян.

— Пугачев?.. Южные степи… Каспий… Возможно, возможно. Ну-с, слушайте, я поступлю против всех правил, но сия вещица, — он с удовольствием покрутил перстень, поглядел камень на просвет, — она мне кое-что напоминает. Тут, заметьте, два владельца оставили след, и два необычных владельца. Во-первых, египетские иероглифы. Не просто иероглифы, а обведенные овальной линией: имя в картуше, так это называется. В самом имени знак — иероглиф сокола. Помещенный в картуш, он означает знак Гора, сына Исиды, небесного, солнечного божества, входившего обязательным компонентом в пятичленную титулатуру фараона. Специалист прочитает надпись, но не сомневаюсь — камень был первоначально фараоновой печатью. Далее, — он убедился, что его внимательно слушают, — по краю камня вырезана арабская вязь. Тут я вовсе не специалист, могу лишь констатировать наличие. Прочесть ее не составит труда. Дело в другом — надпись соревнуется с египетскими письменами, она заключает их в круг, — второй хозяин поспешил специально отметить свое владение вещью. В Россию перстень попал из пугачевских степей. Я недаром помянул Каспий, хотя предпочтительнее были б Черное и Средиземное моря… Впрочем, хорошие вещи гуляют по свету невзирая на границы… Признаюсь, не каждый день приходится иметь дело с подобными вещами, а эта интересна особо. Господа, вы готовы слушать?

— Конечно, мы с удовольствием прослушаем вашу лекцию, — поспешил заявить Княжнин, нога его под столом наступила на Волин ботинок.

Чигринцев молча кивнул.

Возникала непонятная дуэль, он чувствовал хорошо скрытое напряжение обоих.

— Тогда я поухаживаю за вами: кофе, чай, виски со льдом, что пожелаете, я не займу много времени, но какое-то время потребуется, хочу, чтобы вы слушали с удовольствием.

— Кофе, мне кофе, — заказал Воля.

— Пожалуй, кофе, это будет хорошо, — произнес Княжнин.

Ювелир вышел.

Княжнин, выждав паузу, тихо прошептал:

— Он что-то плетет, обычно так себя не ведут, будьте предельно сдержанны.

— Не проще ли потребовать цену и кончить спектакль?

— Нет-нет, если делать, надо было делать это сразу, он пока выиграл, подождем.

Николай Егорович внес на подносе кофе, расставил маленькие фарфоровые чашечки, разлил из джезвы ароматный напиток.

— Итак, мы на Востоке. Приготовьтесь слушать внимательно, я начинаю историю об Эль-Хаджи-Мехеми — воителе и о Кудият-эль-Сабуне. — Он начал.

Легенда об Эль-Хаджи-Мехеми и о Кудият-эль-Сабуне

Спустя два года после несчастного похода Карла V, храбрый наместник Хеир-Эддина, Гассан-ага, умер от горячки во время экспедиции против Тлемсена, в сентябре 1543 года, пятидесяти шести лет от роду. Турки и арабы равно сожалели о нем как о начальнике строгом, но вместе с тем всегда справедливом.

Алжир, воспользовавшись отсутствием Хеир-Эддина, решился сбросить с себя иго Оттоманской империи и сделаться самостоятельным государством. Новый начальник, которого избрали, был старый воитель Эль-Хаджи-Мехеми, прославивший себя отважной защитой Баб-Азунских ворот от напора мальтийских рыцарей.

Старый воин сгибался под тяжестью обширной власти, к которой не приучила его прежняя жизнь простого воина-янычара. Исправленные старые, возведенные новые форты, стерегущие горные дефилеи, не спасали страну от постоянных набегов грозных соседей. Власть правителя повисла на волоске.

Нежданное спасение явилось в виде иссушенного старостью мудреца-звездочета, мага и алхимика Ибрагима-бен-Абу-Агиба, пришедшего в Алжир пешком из самого Египта. Слава всевидца и чудодея бежала далеко впереди него — вряд ли сыскался б в те времена человек, не слышавший об искусном ученом, долгие годы проведшем в уединенном убежище на берегу Нила, где старые мемфисские жрецы открыли ему тайные секреты пирамид. Известно было и то, что Ибрагиму принадлежит священная книга премудростей Соломона и волшебный фараонов перстень, добытые им с превеликими трудностями в глубоко запрятанной подземной усыпальнице жреца языческой богини Исиды.

Обладавшего поистине неисчерпаемыми знаниями почтенного старца приняли при Алжирском дворе с подобающими почестями. Воинственный янычар, как все старики, сделавшийся чрезвычайно суеверным, открыл перед магом двери казнохранилища и свое исстрадавшееся сердце.

Аскет, высказав на словах презрение к роскоши, на деле почти вполовину сократил вместительные сундуки золотого подземелья, приказав соорудить себе невиданную по красоте и комфорту «келью», специально иссеченную умелыми христианскими невольниками в скале Кудият-эль-Сабуна. Там он поселился, имея больше, чем многие князья мусульманского мира, возводившие свои родословные к семье благословенного пророка Мухаммеда. В довершение всех благ чародей затребовал с десяток молодых, прекрасных во всех отношениях танцовщиц-невольниц, холодно пояснив, что любит созерцать великого зиждителя вселенной в его прекраснейших созданиях.