Юлия Чеснокова - Биение сердца [СИ]

— Дядь Вить, пожалуйста. Я не хочу расстраивать её и позвонить ей, чтобы успокоить свою совесть. Я должен был ей позвонить, и я хочу, чтобы она знала, что я чувствую.

Продержав на молодом человеке некоторое время сомневающийся взгляд, мужчина поднялся и достал из заднего кармана сотовый телефон. Набрав номер супруги, он поздоровался с ней, спросив, как у них дела.

— А не могла бы ты позвать Марину? С ней тут очень хотят поговорить. Я знаю, что она специально оставила телефон, чтобы никто не беспокоил, но, думаю, в этот раз ей лучше ответить.

Трясущейся рукой Саша перенял трубку у Виктора Николаевича, сначала медленно донеся её до середины пути от своего уха, а потом молниеносно закончив движение. Губы дрожали, хотя он ещё даже не начал говорить. На этот раз он не то что знал, что сказать, а хотел сказать слишком много, так что не мог определиться, с чего начать. А начать, конечно же, следовало с главного, чтобы сразу расставить все точки над i. Отец не предупредил дочь, кто изъявил желание связаться с ней, поэтому та сама первой издала вопросительное «алло?».

— Марина! — эмоционально воскликнул парень, стараясь быть не очень громким. Мужчина рядом тактично покинул кухню, прикрыв за собой дверь.

— Саша? — удивилась она на том конце и замолчала.

— Марин, я люблю тебя, — не думая больше ни минуты, на одном дыхании изрек певец и, втянув губы, беззвучно зарыдал. Из его глаз хлынули слезы, чего он сам от себя не мог ожидать. Что с ним такое? Отвратительная глупость, нелепица, плакать, как девчонка, когда ничего не случилось. И не случится!

— Что? Саш… как ты нашел номер моей матери? Откуда? Зачем ты звонишь?

— Какая ра… — всхлипнув в сторону, в кулак, молодой человек вытер глаза и, глубоко вдохнув, велел себе держать себя в руках. — Это всё не важно, Марина, ты слышишь, что я говорю тебе? Я люблю тебя! Я люблю тебя так сильно, что не могу без тебя! Я всегда любил только тебя, не прекращал любить, и буду любить, Марина!

— Саш, что произошло? — недоверчиво хмыкнула она. Но так как он не спешил объясняться, как ей казалось, а он просто пытался совладать с чувствами, чтобы не выдать их скрипящим голосом, то девушка продолжила сама. — Ты не позвонил мне тем вечером. Я не стала больше ждать. Я устала.

— Прости меня! Прости за всё, тысячу раз прости! Я хотел позвонить, клянусь, что я собирался и полвечера держал телефон в ладони, думая, что сказать, но… я не заслуживаю прощения, потому что я трус, который не смог нажать на кнопку вовремя, Марина. Прости…

— В любом случае, теперь уже нет смысла, — выдохнула она, хотя её голос тоже стал подводить и уже не был таким сдержанным, как в начале беседы. — Это ничего не меняет, я же говорила, что у меня есть парень и…

— Я не знаю, есть он у тебя или нет на самом деле, — обрубил её отговорки Саша. — Мне это не важно, потому что я люблю тебя и занятой, и свободной, и сделаю всё, чтобы мы снова были вместе. Ты, наверное, солгала мне, не желая говорить истинную причину…

— О чем ты? — заподозрила осведомленность Марина.

— Я в курсе, где ты, и что происходит, поэтому…

— Отец рассказал, да? — с обидой промолвила девушка. — Он не имел права. Зачем он это сделал? Зачем ты спрашивал его? Поэтому ты звонишь, да? Пожалеть меня напоследок?

— Не говори так! — ласково рассердился Саша. По-серьёзному он уже сердиться был не в силах. На кого-то другого — может быть, но не на неё. — Я искал тебя, пытался дозвониться. Я покажу тебе твой мобильник и ты убедишься! Я хотел, чтобы ты знала о том, что я испытываю ещё до того, как встретил твоего отца. Это ничего не меняет, Марина. Я всё равно хочу быть с тобой!

— Поздно, ты что, не понимаешь?! — крикнула она, сорвавшись и заплакав, но точно так же пытаясь перебороть плач и говорить внятно. — Неизвестно, буду ли я ещё завтра, или меня не будет. С кем ты собираешься быть? Даже если я перенесу операцию удачно, мне почти месяц придется проваляться здесь, и около года минимум реабилитационного периода, когда я буду словно инвалид! Ты подумал об этом? Ни о чем ты не подумал и не мог, потому что ничего не знаешь, и никогда не старался знать, ведь мои проблемы — это такая ерунда, что в них не стоит вникать, верно? Ведь только твоя жизнь настоящая, и стоящая. Что такого интересного может быть у меня помимо того, что меня может не стать? Впрочем, и это не очень весело, а потому зачем думать об этом?!

— Марин, перестань! — прорычал Саша, физически ощущая, как его сердце обливается кровью и желая, чтобы в эту минуту оно либо разорвалось, либо отдало часть себя Марине, чтобы её сердце тоже стало целым и невредимым. — Не мучай меня, я всё это понимаю! Но я никогда не считал твои проблемы менее важными. Возможно, бывали редкие случаи, но я ведь не подозревал, как всё серьёзно…

— Потому что не пытался хотя бы обратить внимание на что-то, кроме своей драгоценной карьеры!

— Я всё исправлю! Я исправлюсь, правда!

— Боюсь, у тебя уже не будет шанса, — внезапно успокоившись, прошептала Марина. — Я не испытываю больших надежд насчет завтрашнего дня. Всё в руках Божьих, но у меня нет оптимизма и желания возвращаться…

— Не смей, слышишь? — Саша затряс головой, поднявшись и заходив из угла в угол по тесному пространству. — Не смей так говорить! Ты должна хотеть, ты должна пережить это, ради родителей, себя, друзей… я не говорю о себе, потому что не думаю, что я достаточный довод для желания вернуться ко мне.

— Ты для меня всегда был весомым доводом, — так же тихо добавила девушка.

— Марина… — выдохнул певец согнувшись и положив лоб на подоконник. Ноги его подкосились. — Я хочу увидеть тебя, поцеловать тебя, я хочу посмотреть в твои глаза. Я хочу быть рядом с тобой и держать тебя за руку.

— Уже нельзя, Саш, — подобрев, вынуждена была огорчить его она.

— Меня могут пустить, я же звезда. Я Валерке позвоню, он без мыла влезет в любую дыру. Пожалуйста, скажи, что ты примешь меня. Марина… — но она молчала. Его запоздалый звонок и эти словоизлияния — что они меняли? Разумеется, трудно поверить в его искренность. Да и она без того в таком положении, когда на всё может стать всё равно. Для чего ей его суета и трепыхания? У неё завтра такое испытание! — Марин, мне страшно!

— Тебе страшно? — девушка цинично хохотнула, хотя было слышно очередное влажное сопение, происходящее из-за борьбы с плаксивостью. — Что ты знаешь о страхе? Какое самое сильное волнение ты испытывал в жизни? Перед выходом на сцену? Во время получения награды? Когда вошел в комнату ужасов? Ты знаешь, что такое настоящий страх? Саш, у меня уже была одна операция… Наверное, кажется, что это так просто — как обычный прием у врача. Господи, Саша, да это как на войну пойти, понимаешь? Эта ночь накануне… — Марина начала всхлипывать. — Невозможно сомкнуть глаз, ведь ты не знаешь, будет у тебя ещё одна ночь или нет? Возможно, это последние часы на этом свете… а рано утром привозят каталку. Ты лежишь, глядя в темный потолок и слышишь, как её везут к твоей палате. За тобой. И каждый скрип колесиков отдаётся оглушающим эхом в ушах. А потом делают успокаивающий укол. Премедикация. Но разве он помогает? Тебя везут в операционную, анестезиологи и хирурги пытаются тебя приободрять и ты им даже улыбаешься, шутишь… а из головы не выходит мысль — конец или не конец? Проснусь я после или уже нет? Что будет, что будет? И когда наркоз начинает действовать, ты погружаешься в сон, понимая, что лучше бы поскорее заснуть и проснуться, но в то же время до отчаяния пытаясь не засыпать, ещё немного, посмотреть на этот свет вокруг… Можешь ли ты понять всё это и испытать этот страх?